Дыхание Сары вернулось в норму, хоть сердце билось быстро. Как она могла думать о себе, а не о Магде? Как ей помочь?
– Как я могу ей помочь?
– Быть при ней. Разговаривать. Убедить, что мир не кончается… Могло быть хуже. Она обратилась в последний момент. Ах, девочки, что вы творите… Когда вы обследовались?
– Я-а? – Сара онемела.
– Да, вы-вы.
Когда? Но ведь у нее нет никаких проблем, зачем ходить к врачу?
– Не помню.
– Год назад? Два?
– Да, что-то в этом роде, – соврала Сара.
– Что-то в этом роде, ну что вы делаете, я вас прошу, вы видите свою сестру, – сказала врач. – Не знаю, какие у вас отношения в семье, но факт, что никого с ней рядом не было перед началом операции, это для нее тоже ничего хорошего.
– Она ничего не сказала, – буркнула, пытаясь оправдаться, Сара.
– Да, понимаю, нам нелегко хвалиться, что с нами что-то не так. Она ведь не замужем, правда?
– Нет, – ответила Сара, и ей вдруг вспомнилась спина Петра в дверях два месяца тому назад.
– Жаль, в хорошем браке было бы легче через все это пройти. Но теперь у нее вы. Возвращайтесь к ней, ей необходимы близкие люди рядом.
Сара вышла в коридор и расправила плечи. Как она могла быть такой невнимательной? Она все исправит, она не безнадежная эгоистка. И подумать только, она беспрестанно откровенничала с Магдой по поводу ребенка, а Магда ее покорно выслушивала, как это должно быть страшно, ведь она узнала о раке уже какое-то время назад. Но Магда ее сбила этими дурацкими свиданками, она так дала себя обмануть!
Какой-нибудь интеллигентной женщине хватило бы одним глазком на все это взглянуть, ясное дело, только не ей, чтобы понять: Магда это делает все из-за отчаяния, а не по зову сердца. Тупая ты, Сара, как валенок, – сказала она себе твердо. Теперь она вернется и будет сидеть при ней, не позволит ей гонять в голове всякие глупые мысли. Ведь жизнь прекрасна вне зависимости от того, что в ней происходит.
Когда она вернулась в палату, Магда спала. Из очередной капельницы медленно сочилась прозрачная жидкость. Она посмотрела на часы, было семь часов. Магда пошевелилась.
– Магдуся, это я, – наклонилась она над больной.
– Ты еще здесь?
– Да, но я должна идти на радио. Я сегодня вечером там одна. Я должна. Приду завтра с самого утра. Принесу тебе что-нибудь хорошего, не переживай. И мы будем с тобой вместе.
– Это хорошо, – прошептала Магда. – Но мне ничего не надо… Я не могу есть…
Сказать ей, что я разговаривала с доктором, или лучше не надо? Сара решила ничего не скрывать.
– Врач меня приняла за твою сестру.
– Это хорошо… Это хорошо, – еще раз повторила Магда.
– Приду завтра, – пообещала Сара.
И тихо вышла из палаты номер три.
Я в лесу
В магазине обуви на углу Неземской и Кренглиньской продавщица Аннета Клыз сидела камнем, хотя сидеть во время работы было нельзя. Из приемника, который она проносила тайком от начальницы, звучали тихие слова незнакомки.
«– Не знаю, что делать, так как все другое становится неважным. Если бы я набралась смелости, то сказала бы, – голос в приемнике изменился, та женщина через минуту расплачется. – «Петрек, приди к ней, поинтересуйся ею, она умирает, люди без надежды на жизнь не выздоравливают. Ведь ты был с нею восемь лет, я знаю, что без регистрации, но какое это имеет значение… Ведь это все равно, вы были супружеской парой.
Она без тебя умрет. Теперь она уже другой человек, нежели та, кого ты бросил. Она вернулась к рисованию. Поняла, как жить самостоятельно, не донимала тебя телефонными звонками, уважала твое решение, но сейчас, сейчас ситуация изменилась… Я для нее не так важна, как ты… Ее семья не знает, что она больна… И она не хочет, чтобы они знали. Все равно из своего местечка Сухого ей не помогут. Она не выживет без тебя». Но, конечно, этого я не скажу. Мужчины бросают собственных жен, когда узнают, что они больны… а не становятся для них лучше. И некому эти слова сказать, ведь ты мне, Макроф, не ответишь, правда? Этот сегодняшний вечер показал мою огромную глупость и как я на себе зациклена. Как можно было быть такой эгоисткой… Смотрю в зеркало, и так мне хочется в себя плюнуть…
Петрик, не отбирай у нее надежду… Люди без поддержки и любви не справятся с такой болезнью…»
– Извините, есть ли у вас сорок шестой размер, вон из этих черных? – молодой мужчина подсунул Аннете левый ботинок из итальянской серии Адиамо.
– Тут нет никаких ботинок, вы что, не видите? – пискнула продавщица, а удивленный мужчина отступил на два шага назад.
Аннета расплакалась. Мужчина отложил ботинок на прилавок, из-под прилавка доносился тихий расстроенный голос:
«Как мне найти тебя, чтобы тебя убедить…»
Так, так: радионовелла. Хорошо сыграна. Без преувеличения. Переживательно. Но чтобы так реагировать? Без перебора. Тут еще должны и работать. И эти ботинки именно такие, какие он искал. И он не будет так легко от них отказываться, потому что ненавидит заниматься покупками. И если он уже попал в этот магазин, то обязательно купит. Женщины несносны, неуравновешенные, нестабильны в чувствах. Нет, нет, его это не касается, ботинки он приобретет. А как же принцип: клиент всегда прав?
Он посмотрел на красные глаза продавщицы. Мама моя, ну прямо сердце разрывается. Залез в карман и вынул старомодный большой чистый носовой платок в красно-черную клетку и подал Аннете Клыз.
– О боже, боже, какие вы страшные, а она там умирает, а она там умирает, – запищала Аннета и громко вытерла нос. Потом всхлипнула: – И вообще мы закрываемся, – она отдала мокрый платок мужчине.
Ну что это такое, магазин по субботам открыт до восьми вечера.
Охо, Юлиуш уже пришел. И не буду откладывать этот разговор ни на минуту…
– Юлиуш?
– Дорогая, я заскочил только для того, чтобы переодеться, – донеслось до нее из ванны.
Гайка постояла под дверями ванной, а потом деликатно постучала.
– Входи, входи, – Юлиуш с голым торсом чистил зубы. – Я сегодня играю в бридж, ты не помнишь? У меня такси заказано, придет через пять минут.
– Значит, откажись, – сказала Гайка каменным голосом. – Я должна с тобой поговорить.
Петр съехал на обочину и встал. Сильный свет осветил стену леса.
Одиноких сосновых пней было не пересчитать, и каждый раз в том свете появлялись синие пятна мха. Из динамика раздавался теперь приятный концерт Дворжака. Выключил радио. У него тряслись руки. Вынул сотовый и набрал номер.
– Абонент временно недоступен, – проинформировала его сердитым тоном машина.
Набрал домашний номер Магды. После десятого сигнал отключился.
Положил руки на руль. Косточки побелели от напряжения. Когда он приедет в Варшаву, будет два часа ночи.
В два часа он не может пойти к Саре и Яцеку. Какой у них домашний телефон? Не знает. Но знает адрес. ОК информация. Что-то от птицы. Ворона. Ворон. Воронковские. Нет, это большая птица. Голубь? Голубковские. Нет. Воробьевские. Воробей. Нет, маленький. У них фамилия какой-то цветной птицы. Павлин? Колибри? Черт побери, нет памяти на фамилии. Горихвостка? Зяблик? Да, зяблик. ОК, спокойно. Какой телефон в информацию? Не имею понятия. Кто это знает? Кликнул на телефонную книжку в сотовом – Анджей. Анджей наверняка знает, но он в Мюнхене. Агата нет, не видел ее уже два года. Беднаж, кажется, банковский советник. Цыкада нет, он редактор его книг в Кракове.
– Извини за поздний звонок, не дашь ли мне телефон для информации.
– Информации чего?
– Как чего, информации.
– А ты где?
– В лесу, – проворчал Петр.
– Железнодорожной, авиационной? Зачем тебе?
– Номеров… Извини, это срочно, не знаю, кому позвонить… – Петр неожиданно дал себе отчет, что у него нет никакого приятеля, которому в субботу вечером он мог бы позвонить для того, чтобы узнать номер справочной, и ему сделалось нехорошо.
– Подожди минуту…
Петр записал номер на старом квитке для парковки.
К сожалению, телефон Яцека и Сары не отвечал. Жаль, что не обменялись сотовыми. ОК, тут еще один телефон для информации, он сразу поедет в город.
Сзади увидел свет, включил первую и съехал на боковую дорогу. Понадобится время. Он выключил свет.
– Добрый вечер, попрошу номера всех больниц в Варшаве, – сказал он.
– Всех? – удивились на той стороне трубки.
– Кроме детских и заразных, – поправился Петр и приготовился записывать.
Все, кроме контроля
Гайка неподвижно сидела в кухне и раскладывала снимки детей на три разные кучки. Первый раз Юлиуш просто сказал, что ничего не будет отменять, что можно поговорить завтра. А она до утра не хотела ждать.
Конечно, Юлиуш раз в месяц играл в бридж с Ендреком и профессором урологии и его женой. И до сих пор она ничего не имела против, кроме того, что Юлиуш возвращался перед рассветом. Так как карты ее не интересовали, и она не собиралась учиться.
Хотя Юлиуш повторял, что бридж – это не игра в карты, только игра с помощью карт, а она не видела в этом никакой разницы.
И сегодня не могла понять, почему какой-то бридж неожиданно оказался важнее, чем она. Если это так, то пожалуйста. Пусть играет. Пусть он сам проводит воскресенье. И понедельник. Она сгребла все фотографии, взяла сумку и ключи от машины и написала на листочке: «Поехала к маме, вернусь в понедельник» и, обиженная на целый свет, вышла из дома.
В общем, до Подковы не очень далеко. Полчаса езды в это время.
Они лежали рядом, он зарылся рукой в ее волосы… Когда же все вышло из-под контроля? Сары почти что все время не было дома, а ему в пустую квартиру спешить незачем. Но это уже раньше… Малгожата стала ему близкой, но он ведь не хотел разрушать свой брак. Роман на стороне, ничего особенного, тысячи мужчин на целом свете имеют приключения, и ничего плохого не происходит. И наконец, при Малгожате он может быть собой, а при Саре он должен стараться. И не смешно ли – она всю их совместную жизнь подозревала его в измене, когда он и не думал об этом! А когда выпало ему приключение, она этого не заметила, к счастью.