Вот так приехали… Сара чувствовала себя ужасно. Никто ее не понимал, никому она не была важна. Отец, тот отец, кому она сочувствовала от всего сердца, так несправедливо к ней относится. Даже не спросил, что с ней происходит. Их ничто не касается. У них своя жизнь – у нее своя.
Идена лаконично ответила, чтобы Сара ей пока не звонила, не объяснив почему… Магда была сейчас не в той форме, чтобы вешать на нее свои неприятности… А мать предала ее даже более ощутимо, нежели Яцек.
Она не могла понять, как так происходит, что мир вокруг нее рассыпается. Куда бы она ни повернулась, везде пепелище. Может быть, она ничего другого и не заслуживает?
Только поздним вечером она зашла за стекло в режиссерской и наклонилась над микрофоном.
«– Привет, Макроф, – поздоровалась она и замолчала. – Пузырьки от шампанского… движутся со скоростью полкилометра в час… – вспомнила к чему-то она, но голос у нее был мертвый – низкий, печальный. – Что я могу тебе сегодня сказать? Ничего… Все меня обманывают, – уныло вздохнула Сара прямо в серебристые клеточки. – Но какое тебе до этого дело, правда? Японские куры онагадори имеют самые длинные на свете перья, семиметровые…»
Сара встала и обошла вокруг стола. Кому нужны ее дежурства? Непонятно, из каких технических соображений – ночные телефоны переключены в студию на улице Новосельской. Она надела наушники. Они помогали ей обрести самое себя. Крепко прижав руки к наушникам, она покрутилась на кресле, которое отозвалось легким скрипом. Отложила микрофон на стол.
В далеком варшавском районе Урсынове семья сержанта Войны сидела возле радио. Они неуверенно смотрели друг на друга. Из радиоприемника донеслось сначала несколько предложений, сказанных на этот раз каким-то странным голосом, гундосым и почти безразличным, а потом только шаги… Какие-то шумы, как бы в комнате что-то происходило, о чем они не имели понятия, но если пускают это по радио, то должно быть что-то важное…
– Что она там делает? – спросил сержант Война жену.
– Не знаю, что-то откручивает.
– Может, хочет повеситься? И может, у нее это получится, – их двенадцатилетний сын не казался сильно взволнованным. – Давайте послушаем!
– Не говори глупости!
– А этот скрип, что это? – Он наклонился к радио. – Что, это правда, с этими шариками? Ну… пузырьками… И откуда она это знает?
– Тихо, – родители разом повернулись к нему. – Ничего не слышно.
– Она ничего не говорит, может, уже умерла, – оживился сын. – Как в Америке, пустили такой слух об атаке марсиан, люди паковали вещи и убегали, несмотря на предупреждение, что это передача.
– А кто-нибудь говорил, что это передача? – Жена сержанта посмотрела на мужа. – Может, это какая-нибудь прослушка…
– Не то время, – недовольно скривился муж и покрутил ручку настройки, приемник был старый, ламповый, он сам его обновил и очень этим гордился.
«– Знаешь, каково число самоубийств в Польше? Почти четыре тысячи. Тех, которым удалось…»
– О, жива, – сказал сын сержанта.
– Тихо! – цыкнули на него родители.
«– А знаешь, что на втором месте среди причин самоубийств?»
– Семейные неурядицы, – сказал сержант Война. – На первом – психические болезни.
На третьем – неизлечимая болезнь, потом профессия…
– Что ты говоришь? – Жена посмотрела на него с большим уважением.
– Я хочу послушать, – заявил их сын.
«– Семейные неурядицы. Расскажу вам кое что… Один студент за хорошую учебу поехал на сафари в Африку. Американский студент. Однажды, когда он продирался сквозь джунгли, то увидел слона на поляне, а африканские слоны очень опасные… Значительно более опасные, чем индийские. Знаешь, почти все слоны когда-то имели клыки. Калек без клыков было процента три. А теперь каждый четвертый родится без клыков. Словно их генетический материал откуда-то сам узнал, что их ради клыков убивают…»
– Мама, это правда? – сына впечатлило сообщение про слонов.
– Тихо, – снова шикнули на него родители.
«– У этого был клык. Он стоял на трех ногах и мотал головой – вверх, вниз. Четвертая нога была поднята. Глаза слона выражали невообразимую боль. И только теперь студент увидел, что у слона в подошве заноза, ужасно большая заноза, которая должна очень мешать этому слону. Он сделал несколько шагов в сторону животного. Слон только легко захлопал ушами. Перепуганный студент остановился, но ему было этого слона очень жаль, и он сделал еще пару шагов, и еще… Слон не двинулся, только легко захлопал ушами, но легко, очень легко. Студент подошел близко, еще ближе. Он знал, что рискует жизнью, но наклонился к ноге и потихоньку, осторожно, вынул занозу. Всаженную очень глубоко. Слон опустил ногу, замахал ушами, еще раз они посмотрели в глаза друг другу, слон отвернулся и пошел. А потом через двадцать лет…» – неожиданно женский голос замолк.
– Что через двадцать лет? – приникла к приемнику жена сержанта.
– Конец. Продолжение завтра. Это нас так подсаживают на передачу, – пояснил сын со смешком.
– Она не могла прерваться в такой момент! Тихо! Она что-то делает! – Отец прибавил звук до максимума. Из приемника послышался шум, хлопок дверью и снова шаги.
– Возвращается, – обрадовался Война.
– Лучше, чем теленовелла, – вздохнула жена сержанта.
Сара сделала себе перерыв, у нее пересохло в горле, а сок она оставила в режиссерской. Но микрофону было все равно. Это она была тем студентом, может, он это поймет. Через минуту она вернулась и взяла микрофон в руки.
«– Двадцать лет спустя этот самый мужчина пришел в зоопарк со своими детьми, в Чикаго. На выгуле стоял слон. Вся семья остановилась. Слон повернулся и увидел того студента, который уже, конечно, не был студентом, и при виде того мужчины он поднял ногу, хлопнул ушами и посмотрел ему в глаза. Мужчина онемел, у него не умещалось в голове, что слон спустя двадцать лет мог узнать его. Одним прыжком он перескочил ограждение и подбежал к слону, и посмотрел ему в глаза… а слон осторожно обвил его ноги, очень осторожно поднял в воздух… и изо всей силы шваркнул его об стену… череп мужчины треснул, как орех.
Мораль? Скорее всего, это был не тот слон. Это все, что я сегодня могу рассказать. Это все, что я вообще могу рассказать…»
Сара поднялась и погасила свет – хотя должна была еще три часа провести на работе.
В этот момент в режиссерскую влетел Рафал, почти что ударив ее дверьми.
– О, ты тут?
– О, – отозвалась Сара, – будто бы ты не знал, что я дежурю.
– Я не слежу за графиком, – ответил Рафал и уселся к компьютеру. – Я должен на завтра приготовить обзор прессы, а мой компьютер показывает мне голубой экран, кошмарный сон всех компьютерщиков. Диск сломался. Хочешь что-то попить? – спросил он, включил монитор, потом компьютер и встал.
Да что за наказанье такое! Дурацкое общество.
– Я тебе принесу, – и он пропал за дверьми.
Сара села за свой компьютер и сделала вид, что сильно, очень сильно чем-то занята. У нее не было желания ни о чем разговаривать, а уж меньше всего с Рафалом.
– Я никому не скажу, не бойся, – проговорил Рафал, вернувшись и ставя перед ней банку с каким-то противным искусственным пойлом.
Сара непонимающе посмотрела на него, потом на экран. На экране высветились какие-то голые женщины.
Идиот, ведь она сегодня ничего не трогала.
– Я только что включила.
– Хорошо, иногда входят без приглашения, подожди. – Рафал пододвинул стул к ее столу, она отодвинулась от него, когда он положил пальцы на клавиатуру. – О, смотри, как развиваются девочки.
Экран замигал еще сильнее.
– Кто-то нам подослал приличное дерьмо, а? Что нажала?
– Ничего, открыла почту со ссылкой, – вспомнила Сара.
– Кто-то нас не любит, – быстрые пальцы бегали по клавишам. Но страница за страницей появлялись новые ужасные вещи. Сара встала и обошла Рафала, пространство оказалось узким, и она облокотилась на его спину.
– Подожди, я сейчас отошлю это к дьяволу, – сказал Рафал, но не обратил на нее никакого внимания, уткнув нос в экран.
Ну, понятно, это его заинтересовало.
Сара любой ценой хотела остаться одна. А судьба распорядилась так, что этот дурак именно сейчас должен был устроить ей сбой компьютера. Огромное счастье, что он не пришел минутой раньше. Она не закрыла дверь, вела себя неосторожно. Вот бы он получил острые ощущения, если бы застукал ее с микрофоном, одну. Аж дрожь побежала у нее по спине. Этого еще не хватало.
– Ну вот, уже, о черт, даже вспотел, – наконец-то Рафал пересел на свое место.
Ничего удивительного, что вспотел. Мужчины так реагируют на голых девок, подумала Сара. Интересно, ты тоже изменяешь своей девушке, если у тебя такая имеется?
– Ты знаешь, если это вирус, то, случается, с целым диском можно распрощаться. Я должен из прессы выбрать только несколько эпизодов, – Рафал все время болтал. – Может, ты мне поможешь кое-что сократить?
Ей отвечать ничего не надо, достаточно одного взгляда.
– Я пошутил, – громко рассмеялся Рафал. – Слезь, я напечатаю, если хочешь, сиди у меня, на завтра все будет подготовлено, я ведь тебе не мешаю, правда?
Неправда! Мешаешь! Мне мешают все люди на свете! – хотелось выкрикнуть Саре, но она не отвечала.
– Тебе попадались когда-нибудь радиопромахи? Вот наши послушай. – И Рафал включил компьютер.
«Ваш вопрос поставлен с каким-то внутренним смыслом», – донеслось до Сары от стола Рафала.
– Отлично, да? Или вот еще, посмотри.
«Я оказался свидетелем события, которое меня воз… возбужило, ну что я говорю, меня возмутило…»
– Я люблю иногда влезть на эти странички, есть чему посмеяться: «возбужило»!
Он сказал как ребенок, дети часто переворачивают слова. «Булгодать», например, звучит для них лучше, чем «благодать».
Господи, ну кончится эта глупая болтовня или нет? У нее действительно важные проблемы, а он болтает, как нанятый, и ему кажется, что он такой остроумный и такой привлекательный. Идиот!