С портрета на меня смотрела девушка, которую трудно было бы назвать некрасивой. Тонкое правильное лицо и огромные глаза светлого, голубовато-зеленого оттенка. А возможно, художник просто не сумел передать их изменчивый цвет.
Я сразу почувствовал, что тот, кто рисовал портрет, вовсе не стремился приукрасить ее. Именно такой она и была в жизни. Не строгая красавица, но лицо благородное, необычное и сразу запоминающееся. Волосы темные, как и у меня, каштановые с теплым отливом в золото, как у осенних листьев. От висков к подбородку лицо резко сужалось и казалось почти треугольным. Девушка смотрела на меня без улыбки, с каким-то необычным вниманием и, кажется, вопросом.
Такой увидел я впервые леди Джойсан. Так стоял я и рассматривал портрет, все яснее осознавая, что эта девушка — действительно, моя судьба. Счастливая или нет, я не знаю, но чувствовал, что с ней и только с ней связана моя жизнь. Это было такое острое чувство неотвратимости, что на секунду я даже ощутил к ней неприязнь. И тут же, устыдившись этого, спрятал портрет обратно в мешочек. Сейчас было не время и не место думать об этом.
Яго сказал, что она просила прислать ей мой портрет, но, к великому сожалению, я ничем не мог ответить. У меня не было знакомых художников, а найти их сейчас было бы очень трудно. Каждый день нес новые заботы, тревоги и опасности, и я пока постарался выкинуть все это из головы. Но с портретом я теперь не расставался. Часто доставал я мешочек, вышитый ее руками, но на лицо смотреть больше не решался. Мне казалось, что глаза ее чего-то от меня ждут, чего-то просят. И я боялся наделать глупостей.
По договору Джойсан должна была переехать в Ульмсдейл в конце этого года, но обстановка была такой неясной и тревожной, что отец решил со свадьбой повременить. А следующий год я уже сражался на юге, хотя назвать происходящее сражением было бы трудно. Жизнь в лесу научила меня быть хорошим разведчиком, и это сейчас очень пригодилось. Я выслеживал противника, узнавал, по каким дорогам он собирается идти, и устраивал засады, а главное, привозил командованию необходимую информацию.
Первые удары врага, сразу захватившего побережье и разрушавшего своими железными чудищами одну крепость за другой, наконец заставили лордов объединиться, хотя понимание для многих пришло слишком поздно. Три могущественных лорда были разбиты прежде, чем смогли организовать сопротивление. Враги наши были гораздо лучше нас вооружены и прекрасно умели использовать наши слабости и ошибки.
Три оставшиеся лорда сумели вовремя отступить и собрать объединенный совет. Под их знамена приходили отряды из отдаленных крепостей, и собралась немалая объединенная армия Хай-Халлака. Но теперь нам пришлось переходить на тактику партизанской войны. Внезапные удары небольшими отрядами и мгновенное отступление помогали нам выматывать противника и беречь наших людей.
Вторжение началось в год Огненного Тролля, а первые победы наши пришли в год Леопарда. Но к этому времени мы потеряли так много, что никакие победы не могли нас обрадовать. Все жили только желанием избавить страну от этих пришельцев и вышвырнуть их обратно в море. Враги оккупировали все Южное побережье, и через эти три порта им непрерывно шло пополнение. На наше счастье, железные чудища больше не приходили, иначе мы давно бы уже были вынуждены уйти в горы, так как наше оружие было бессильно против них.
От пленников мы узнали, что сами ализонцы не могут строить эти железные чудища, а получили их от соседней страны, которая сейчас сама воюет где-то на другом конце мира, и что вторжение ализонцев к нам только своего рода разведка боем, подготовка перед приходом более могущественной армии той страны.
Сами ализонцы, при всем своем самомнении, очевидно, боялись тех, чьим оружием пользовались. Они пытались запугать нас, рассказывая, что будет, когда та страна закончит свою войну и у нее дойдут руки до нас.
Но наши лорды справедливо решили, что сейчас не время думать о том, что может быть. Сейчас мы должны защитить нашу родину и выбросить захватчиков из своих долин. Мне кажется, тогда никто не надеялся на победу, но и сдаваться на милость победителей никто не собирался. Мы уже знали о судьбе тех, кто имел несчастье попасть в плен к ализонцам, и, не задумываясь, предпочитали смерть такой ужасной участи.
Я только что вернулся из разведки, когда ко мне подошел вестник. Он передал, что меня срочно вызывает один из старших лордов — лорд Имгри. Я схватил кусок хлеба и вскочил на свежую лошадь.
Вестник рассказал, что пришло какое-то послание по сигнальным кострам. Лорд Имгри расшифровал его и немедленно послал за мной. Сообщения с помощью сигнальных костров и отражающих щитов принимались постоянно, и я понять не мог, какое отношение это может иметь ко мне. Впрочем, я слишком устал, чтобы еще и об этом думать.
Лорд Имгри был, пожалуй, наименее симпатичен мне из всех главных лордов. Он всегда держался особняком и несколько свысока, но был очень умен и хитёр, и именно ему были мы обязаны своими успехами. Его внешность достаточно полно отражала характер. Он никогда не улыбался, словно носил на лице холодную равнодушную маску. Он привык использовать людей по своему усмотрению, что не мешало ему вполне бережно к ним относиться. Его воины всегда были сыты и обеспечены удобным ночлегом. Сам он делил с ними все трудности военной жизни, и его знали и уважали. Но друзей у него не было даже среди равных ему лордов.
Имгри побаивались, уважали, охотно выполняли его приказы, но я не думаю, чтобы хоть кто-то его любил.
Скоро я въехал в его лагерь. От постоянного недосыпания и долгой езды верхом меня пошатывало. Пришлось собраться с силами, чтобы явиться к лорду Имгри с тем же видом холодной невозмутимости, с какой, я уверен, он встретит меня.
Он был значительно моложе моего отца, но ничто в нем о молодости не говорило. Казалось, он с самого рождения знал свою судьбу и продумал все возможные варианты действий.
В бедной крестьянской хижине горел камин, перед которым, задумчиво глядя на огонь, стоял лорд. Его люди расположились в палатках, и только оруженосец сидел в этой же комнате, полируя шлем. Над огнем весело булькал котелок. От одного только запаха у меня рот заполнился слюной, хотя годом раньше такое варево вряд ли могло вызвать мой энтузиазм.
Я закрыл за собой дверь, и в этот момент лорд поднял на меня глаза. Многие не любили этот холодный проницательный взгляд. И я рад, что, несмотря на усталость, встретил его достойно.
— Керован из Ульмсдейла, — спокойно констатировал он.
— Я здесь.
— Ты опоздал.
— Я был в разведке. Сюда выехал сразу, как получил сообщение, — я старался говорить так же спокойно.
— И что ты привез из разведки?
Я лаконично пересказал ему свои наблюдения.
— Так, значит, они поднимаются по Калдеру. Этого следовало ожидать. Для них реки, как готовые дороги. Но я хотел поговорить с тобой об Ульмсдейле. Пока они высаживались только на юге, но теперь, когда пал Джорби…
От усталости я никак не мог представить себе, где это — Джорби. Кажется, один из портов Вестдейла.
— Вестдейл?
Лорд Имгри передернул плечами.
— Если еще не захвачен, то будет захвачен очень скоро, и тогда они пойдут на север. За мысом Черных Ветров единственный порт — Ульм. Если они смогут его захватить и подвести туда новые силы — мы попадем в клещи и будем раздавлены, как раковина маракаса на кухонном столе.
Этот разговор сразу же заставил меня забыть об усталости. Я пришел сюда с небольшим отрядом, но если Ульм придется защищать, там будет каждый человек на счету. А мы уже потеряли пять человек, и еще трое ранены так серьезно, что вряд ли смогут остаться воинами.
Если на Ульм нападут, то и мой отец, и его люди будут сражаться до последнего, в этом я не сомневался. И я знал, что если ализонцы подвезут туда железные чудища, то перед ними не устоит ничто, и тогда все, что было мне родным, погибнет.
Пока я так раздумывал, лорд Имгри положил на блюдо кусок горячего мяса прямо из котелка и предложил мне присесть к столу.
— Ешь. Я думаю, ты изрядно проголодался.
Хотя предложено было и не слишком радушно, меня не пришлось упрашивать дважды. Оруженосец освободил мне стул, и я почти свалился на него. Мясо было еще слишком горячим, и я стал остужать его, перебрасывая с ладони на ладонь.
— Я давно не получал вестей из Ульмсдейла. Последнее было… — и я замолчал, припоминая. Но все прошедшие дни слились для меня в какую-то сплошную ленту, и все время я был голоден, как собака, промерзший до костей и усталый до невозможности.
— Сейчас тебе следует поехать домой, — Имгри снова подошел к камину и говорил, не оглядываясь на меня. — Ты знаешь, у нас на счету каждый воин, поэтому поедешь без сопровождения, с одним оруженосцем.
То, что он считал меня способным проехать без вооруженного эскорта, было своеобразным признанием. Видимо, моя разведка принесла мне славу опытного воина, вполне способного защитить себя.
— Я могу вообще один ехать, — коротко ответил я, поднимая тарелку с бульоном. Ложку мне не дали, и я пил его через край, с наслаждением чувствуя, как в меня вливаются тепло и сытость.
Имгри не возражал.
— Хорошо. Утром отправишься. Твоих людей я извещу сам, а сейчас ложись спать.
Я ночевал в его доме, прямо на полу, закутавшись в собственный плащ. Утром оруженосец вручил мне немного хлеба и подал свежую лошадь. Лорд его не пожелал проводить меня и пожелать счастливого пути.
Прямой дороги на север не было. Не раз и не два приходилось мне сворачивать на овечьи тропы, а порой даже спешиваться и вести лошадь в поводу. У меня был с собой кремень, так что я мог бы разводить огонь в редких пастушьих хижинах, где ночевал, но я боялся, что огонь может привлечь волков, которые, говорили, собрались в огромные стаи. На местах боев поживы им теперь хватало. Случалось мне ночевать в маленьких крепостях, где перепуганные жители с тревогой и страхом расспрашивали меня о последних событиях. Изредка попадались гостиницы, и их постояльцы расспрашивали меня не менее дотошно, чем жители крепостей.