— Она полагала, что помогает мне. Думаю, она решила, что верховный король узнал, кто мой настоящий отец, и велел притащить нас к нему, чтобы узнать, не известно ли нам что-то о его планах. Я и сам тогда так полагал. — Я погрузился в раздумья. — Но было и что-то еще… Когда в воздухе витают суеверия и страх, невольно это чувствуешь. Говорю тебе, я просто весь покрылся гусиной кожей. Она, видимо, тоже почувствовала это. Я почти уверен, что она избрала тот же путь, что и я, стараясь отразить магией колдовство. Поэтому она и рассказала старую сказку о том, что меня зачал инкуб, да еще приукрасила ее для убедительности. — Я улыбнулся ему. — Она и впрямь преуспела. Я бы и сам поверил в эти бредни, не знай я правду. Но оставим это, продолжай. Я желаю знать, что произошло в подземелье. Ты хочешь сказать, что я изрек нечто разумное?
— Ну, я не совсем это имел в виду. Беррик мне такого наговорил… Он клянется, что передал все слово в слово, — похоже, он возомнил себя менестрелем или вроде того… Так вот, он говорит, что ты стоял, не отрывая взгляда от воды, стекающей со стен, и вдруг заговорил — поначалу совсем обычным голосом, — обращаясь к королю, словно объяснял, как проложили в холме шахту и стали разрабатывать жилу, но тут старый колдун — Моган, так вроде его зовут? — принялся кричать: «Пустая болтовня» или что-то в этом духе. И тут ты внезапно издал вопль, от которого у них кровь в жилах свернулась, — слова Беррика, не мои, он не привык к службе в благородных домах. Глаза у тебя закатились, ты простер руки кверху, как будто срывал звезды с небесного цветника — опять Беррик, наверняка он станет поэтом, — и начал прорицать.
— Да?
— Так они все говорят. Сплошь загадки: орлы и волки, львы и вепри, множество другого зверья, какого и на римских аренах-то не видели, да еще драконы и прочие твари из легенд. А еще ты предсказал будущее на сотни лет вперед, что, слава Дие, вполне безопасно, но Беррик клялся, что твои пророчества звучали все равно что трубный глас, что говорил ты так, словно жизнь готов прозакладывать, что так оно все и будет.
— Возможно, у меня не было другого выхода, — сухо произнес я, — если я сказал что-либо о Вортигерне и своем отце.
— Что ты и сделал, — подтвердил Кадал.
— Н-да, лучше уж расскажи мне об этом. Придется придерживаться этих слов.
— В рассказе Беррика все приукрашено, словно у сказителей: красные драконы и белые драконы, которые сражаются и разоряют башню, реки крови и все такое. Но похоже, ты в точности расписал, что случится в ближайшем будущем: белый дракон саксов и красный дракон Амброзия сойдутся в схватке; красный дракон вначале потерпит неудачу, но в конце возьмет верх. Да. Затем из Корнуолла придет медведь и получит все.
— Медведь? Наверное, ты ослышался: значок Корнуолла — вепрь. Гм. Выходит, он все же на стороне моего отца…
— Беррик сказал «медведь». Ты произнес слово «Артос»… он запомнил, потому что сам заинтересовался, что это значит. Но, по его словам, ты говорил именно это. Ты назвал его Артос, Артур… имя, вроде этого. И ты хочешь сказать, что не помнишь из своих пророчеств ни слова?
— Ни одного.
— Тогда послушай меня. Больше я ничего не могу вспомнить, но если они начнут донимать тебя расспросами, ты мог бы найти способ вытянуть из них все подробности, Эка невидаль, что прорицатель сам не знает, что напророчествовал! С оракулами ведь всегда так?
— Думаю, да.
— Я только хотел сказать, что если ты уже поел и действительно хорошо себя чувствуешь, тебе лучше встать и одеться. Они все ждут за дверью твоего появления.
— Зачем? Во имя бога, неужели им нужен еще один совет? Они что, решили перенести крепость?
— Нет. Они делают то, что ты им приказал.
— Что же?
— Прорыли желоб и осушают подземное озеро. Строители день и ночь трудились, чтобы наскоро установить помпы, дабы откачать воду из шахты.
— Но зачем? Это никак не укрепит их башню. Это может обрушить всю вершину утеса — он же почитай что полый. Да, я поел, забери это. — Я ткнул ему в руки поднос и откинул покрывала. — Кадал, уж не хочешь ли ты сказать мне, что я приказал им такое в моем… гм, безумии?
— Ага. Ты сказал им осушить озеро, и на дне его они обнаружат чудовищ, которые и разрушают Королевскую цитадель. Ты сказал, это будут драконы, красный и белый.
Я сел на край кровати, охватив голову руками.
— Теперь я кое-что вспоминаю… что-то, что я видел. Да, должно быть, так оно и было… Я в самом деле увидел что-то под водой, наверное, скалу, очертаниями напоминающую дракона… И я вспоминаю, что говорил королю что-то насчет того, что если осушить озеро… Но я не приказывал осушать его, я сказал: «Даже если ты осушишь озеро, это тебе не поможет». Во всяком случае, это именно то, что я хотел сказать. — Я уронил руки и поднял глаза на Кадала. — Так ты говоришь, они действительно сейчас осушают подземелье, полагая, что в глубинах озера находится некое подводное чудовище, расшатывающее кладку крепости?
— По словам Беррика, ты сказал именно это.
— Беррик — поэт, он все приукрасил.
— Возможно. Но сейчас каменщики и землекопы работают в подземелье, и насосы уже много часов во всю мочь качают воду. Король тоже там и ждет тебя.
Я промолчал. Он бросил на меня полный сомнения взгляд, затем унес поднос и вернулся с полотенцами и серебряным тазиком с горячей водой. Пока я мылся, он занялся сундуком, что стоял в дальнем углу комнаты: доставал из него одежду, встряхивал и разглаживал складки, не переставая бубнить через плечо:
— Не похоже, чтобы ты сильно переживал. Если они осушат озеро и ничего не обнаружат на дне…
— Что-нибудь да обнаружат. Не спрашивай меня что, я не знаю, но если я говорю… Ты знаешь, это так и будет. То, что является ко мне в видении, всегда истина. У меня есть дар Провидения.
Его брови сошлись на переносице.
— Неужели ты думаешь, что сообщил мне нечто новое? Не ты ли десятки раз пугал меня до дрожи в коленках своими странными словами или когда видел то, что не доступно никому другому?
— А ты ведь раньше боялся меня, признайся, Кадал?
— Отчасти. Но теперь я не боюсь и дальше не намерен бояться. Кто-то ведь должен присматривать и за самим дьяволом, раз уж он носит одежду, ест и пьет. А теперь, молодой хозяин, если ты помылся, давай посмотрим, какие из присланных королем вещей тебе впору.
— Король прислал мне одежду?
— Да. С виду странные одеяния, какие, по их разумению, положено носить волшебникам.
Я подошел к сундуку.
— Только не этот длинный белый балахон, расшитый звездами и полумесяцами, и обвитый змеями посох? Ну в самом деле, Кадал…
— Что поделаешь, твоя собственная одежда вся изорвана, а тебе все равно надо во что-то одеться. Перестань, в таких одеждах ты будешь смотреться истинным чародеем, и, на мой взгляд, тебе стоит поразить их умы, раз ты уж оказался на положении колдуна.
Я рассмеялся:
— Возможно, ты и прав. Давай-ка посмотрим. Гм, нет, только не белое, я собираюсь состязаться с Моганом и его прислужниками. Полагаю, что-нибудь темное и черный плащ. Да, это подойдет. А заколю я его застежкой с драконом.
— Надеюсь, ты не без основания так уверен в себе. — Он запнулся. — Послушай, я знаю, Фортуна нам сейчас улыбается, но не лучше ли нам поскорее улизнуть, не дожидаясь, как выпадут кости? Я мог бы украсть пару лошадей…
— Сбежать? Значит, я все еще пленник?
— Здесь повсюду стражники. Ты не под стражей, а под охраной, но, клянусь псом, в конечном счете это одно и то же. — Он выглянул в окно. — Скоро стемнеет. Послушай, я мог бы нарассказывать им каких-нибудь баек, чтобы их успокоить, а ты бы притворился, что снова заснул, а там наступит ночь и…
— Нет. Я должен остаться. Если я смогу заставить Вортигерна выслушать меня… Дай мне подумать, Кадал. Ты видел Маррика в ту ночь, когда нас схватили. Это означает, что сейчас он на пути к моему отцу и скоро сообщит ему новости. Насколько я могу судить, отец выступит немедля. Пока удача на нашей стороне: чем скорее выступит Амброзий, тем лучше. Если он успеет перехватить Вортигерна здесь, в западных землях, пока Волк не успел объединиться с Хенгистом… — На мгновение я задумался. — Корабль должен отплыть три, нет, четыре дня назад…
— Он вышел в море еще до того, как ты покинул Маридунум, — прервал меня Кадал.
— Что?!
Он улыбнулся, увидев выражение моего лица.
— Ну а что же ты думал? Единственный сын графа Британского схвачен, и его госпожа тоже. Никто не знает, зачем их повезли к верховному королю, но слухов в избытке, и даже Маррик счел разумным немедленно вернуться к Амброзию и сообщить ему об этом. Корабль вышел с отливом на рассвете того же дня. Он, наверно, вышел в море еще до того, как вы отправились в путь.
Я стоял не шевелясь. Помню, Кадал хлопотал вокруг меня, расправляя черный плащ, стараясь тайком от меня прикрыть складкой застежку с драконом, которой этот плащ был заколот.
Наконец я глубоко вздохнул.
— Это все, что мне надо было знать. Теперь я знаю, что мне делать. «Королевский прорицатель», говоришь? Они даже не подозревают, насколько правы. Теперь королевскому прорицателю следует нагнать страху на этот сброд, так любящий саксов, и заставить Вортигерна покинуть этот укромный уголок Уэльса и отправиться туда, откуда Амброзий без труда сможет его выкурить.
— Ты думаешь, у тебя получится?
— Я уверен.
— Тогда мне остается только надеяться, что ты знаешь и то, как нам выбраться отсюда до того, как они поймут, на чьей ты стороне?
— Разумеется. Как только мы узнаем, куда направляется Вортигерн, мы сами доставим эту новость моему отцу. — Я повел плечами, поправляя плащ, и улыбнулся ему. — И вот что, Кадал, укради пару лошадей и жди меня с ними у подножия утеса, там, где течет ручей. Встретимся возле упавшего в воду дерева, ты без труда его отыщешь; будешь ждать меня в укрытии. Я приду. Но сначала я должен пойти помочь Вортигерну явить драконов.
Я направился к двери, но Кадал опередил меня и положил руку на засов. В глазах его стоял страх.