— Нет. — Он отставил на столик кубок и сцепил на колене руки. — Бесполезно. Все бесполезно. Ты должен привести ее ко мне, Мерлин. Ты владеешь волшебным искусством. Вот почему я послал за тобой. Ты должен привести ее ко мне так, чтобы никто не знал. Заставь ее полюбить меня. Приведи ее ко мне, когда он будет спать. Ты можешь сделать это.
— Заставить ее полюбить тебя? С помощью волшебства? Нет, Утер, волшебство здесь бессильно. Ты и сам это должен знать.
— Любая старуха клянется, что на это способна. А ты… ты обладаешь могуществом, какого нет ни у кого из смертных. Ты поднял Нависшие Камни. Ты поднял король-камень, когда Треморин потерпел неудачу.
— Просто мои расчеты были лучше, только и всего. Ради бога, Утер, что бы о том деле ни болтали, кому, как не тебе, знать, как все было сделано. Волшебство тут ни при чем.
— Ты говорил с моим братом, когда он умирал. Ты и это будешь отрицать?
— Нет.
— Или то, что ты поклялся служить мне, когда возникнет нужда?
— Нет.
— Ты нужен мне сейчас. Мне нужно твое могущество, в чем бы оно ни заключалось. Или ты хочешь сказать мне, что ты не чародей?
— Я не из тех, кто способен проходить сквозь стены, — произнес я, — и проносить тела через запертые на засов двери. — Он неожиданно повернулся, и я увидел в его глазах лихорадочный блеск, на сей раз вызванный не гневом, а, как мне показалось, страданьем. Я добавил: — Но я не отказывался помочь тебе.
Его глаза вспыхнули.
— Ты поможешь мне?
— Да, я помогу тебе. Когда мы виделись в последний раз, я сказал, что еще, возможно, настанет время, которое вынудит нас действовать заодно. Это время пришло. Я еще не знаю, что должен делать, но это будет явлено мне, и исход этого — в руках божьих. Но в одном я могу помочь тебе уже этой ночью. Я могу помочь тебе заснуть. Нет, сиди и слушай… Если ты хочешь короноваться завтра, хочешь всенародно принять Британию под свою руку, то сегодня сделай так, как я говорю. Я приготовлю тебе отвар, от которого ты уснешь и, как обычно, возьмешь себе в постель девушку. Было бы неплохо, чтобы кто-нибудь, кроме твоих слуг, мог поклясться, что ты провел ночь у себя в опочивальне.
— Зачем? Что ты собираешься сделать? — Его голос напрягся.
— Я попробую поговорить с Игрейной.
Он подался вперед, сжав подлокотники кресла.
— Да. Поговори с ней. Если я не могу пройти к ней, то, может, это удастся тебе. Скажи ей…
— Минутку. Только что ты просил меня «заставь ее полюбить меня». Ты хочешь, чтобы я использовал любую силу и власть, чтобы привести ее к тебе. Если ты ни разу не говорил с ней о своей любви и никогда не видел ее, кроме как на людях, почему ты думаешь, что она придет к тебе, даже если путь будет свободен? Тебе известны ее мысли, милорд?
— Нет. Она не говорит ничего. Улыбается, потупив очи долу, и молчит. Но я знаю. Я знаю. Все мои прежние увлечения были словно отдельные ноты. Сложи их вместе — и получится песня. Она и есть эта песня.
Повисло молчанье. За его спиной в углу комнаты стояла кровать, приготовленная для сна. Над кроватью на стене в прыжке распростерся дракон из червонного золота. В отблесках пламени он двигался, выпуская когти.
— Когда мы говорили в последний раз, — внезапно произнес Утер, — там, среди Нависших Камней, ты сказал, что тебе ничего от меня не нужно. Но, клянусь всеми богами, Мерлин, если ты поможешь мне сейчас, если я получу ее и все сойдет гладко, тогда ты можешь просить меня о чем угодно. Клянусь.
Я мотнул головой, король умолк. Полагаю, он видел, что я больше не думаю о нем; иные силы овладели мной, наполняя освещенную огнем комнату. Дракон вспыхивал и мерцал на темной стене. И в тени дракона возникла новая сущность, сливаясь с огненным король-символом — пламя к пламени. Пламя словно когтистой лапой ударило мне в глаза. Я закрыл их, и наступила тишина. Когда я снова открыл глаза, огонь погас и стена почернела. Я посмотрел на короля, неподвижно сидевшего в своем кресле и не сводившего с меня пронзительного взгляда. Очень медленно я произнес:
— Об одном я попрошу тебя сейчас.
— Да?
— Когда я приведу ее к тебе и все сойдет гладко, ты зачнешь с ней ребенка.
Он ожидал чего угодно, но только не этого. Утер удивленно уставился на меня, потом неожиданно рассмеялся.
— Наверняка, и это в руках богов?
— Да, бог поможет вам.
Он выпрямился в кресле, будто с его плеч свалился непомерный груз.
— Если я взойду к ней, Мерлин, обещаю сделать все, что будет в моих силах. И все остальное, о чем бы ты ни попросил меня. Я даже буду спать сегодня ночью.
Я поднялся.
— Тогда я пойду приготовлю снадобье и пришлю его тебе.
— А ты повидаешься с ней?
— Я увижу ее. Доброй ночи.
Ульфин стоя дремал за дверью. Увидев, что я вышел в коридор, он часто замигал, прогоняя дремоту.
— Мне войти?
— Через минуту. Сперва пойдем ко мне, я дам тебе для него напиток. Проследи, чтобы он его выпил. Этот отвар поможет ему заснуть. Завтра нам всем предстоит долгий день.
В углу, завернувшись в синее одеяло на горе подушек, спала девушка. Когда мы проходили мимо нее, я увидел изгиб обнаженного плеча и прядь прямых каштановых волос. Она выглядела очень юной.
Я вопросительно поднял бровь, и Ульфин кивнул, затем с невысказанным вопросом качнул головой в сторону закрытой двери.
— Да, — ответил я. — Но позже. После того, как заставишь его выпить отвар. Пусть она пока спит. У тебя такой вид, что тебе и самому не мешало бы поспать.
— Если он будет спать сегодня, то, может, и я вздремну. — Он едва заметно улыбнулся. — Приготовь отвар покрепче, а, господин? И чтобы он был приятным на вкус.
— Ну, он его выпьет, не бойся.
— Я думал не о нем, — осмелев, произнес Ульфин. — Я имел в виду себя.
— Тебя? А, понимаю, ты хочешь сказать, что тебе, возможно, придется отведать его первым?
Он кивнул.
— Ты должен пробовать все? Его пищу? Даже любовные снадобья?
— Любовные снадобья? Для него? — Он уставился на меня с открытым ртом. Затем рассмеялся. — Ах, ты шутишь!
— Мне хотелось посмотреть, можешь ли ты смеяться. — Я улыбнулся. — Вот мы и пришли. А теперь подожди, это займет не более минуты.
Кадал ждал меня у очага в отведенном мне покое. Это было уютное помещение в изгибе башенной стены, а Кадал разжег яркий огонь под большим котлом с водой, от которого валил пар. Он достал шерстяную ночную рубаху и выложил ее поверх разобранной постели.
На сундуке у окна лежала стопа одежд из переливающейся золотом материи и алых мехов.
— Что это? — спросил я, садясь и позволяя ему стянуть с меня сандалии.
— Король прислал тебе мантию для завтрашней церемонии, мой господин. — В присутствии мальчика, наливавшего воду для ванны, Кадал обращался ко мне с подчеркнутым благоговеньем. Я заметил, как дрожит, расплескивая на пол воду, рука мальчишки. Выполнив свою работу, он, повинуясь кивку Кадала, опрометью вылетел вон.
— Что с этим мальчишкой?
— Не каждый вечер готовишь ванну для чародея.
— Во имя бога, Кадал! Что ты ему наговорил?
— Только что ты превратишь его в летучую мышь, если он плохо тебе услужит.
— Дурак. Нет, погоди, Кадал. Принеси мне мой сундук. За дверью ожидает Ульфин. Я пообещал приготовить отвар.
Кадал послушно принес мой сундучок с лекарственным травами.
— В чем дело? Рука его еще донимает?
— Это не для него. Для короля.
— Ага. — И дальше уже молчал, но когда отвар был готов и Ульфин ушел, а я раздевался, чтобы помыться, он спросил: — Дела так плохи, как говорят?
— Еще хуже. — Я коротко передал ему свой разговор с королем.
Он слушал меня, хмуря брови.
— Что же теперь делать?
— Найти способ повидаться с леди. Нет, не ночную рубаху, увы, еще рано. Найди мне чистую тунику — что-нибудь темное.
— Но ведь не можешь же ты отправиться к ней прямо сейчас? Уже далеко за полночь.
— Мне не нужно никуда идти. Тот, кто мне нужен, сам придет ко мне.
— Но с ней будет Горлойс…
— Хватит, Кадал. Мне надо подумать. Оставь меня. Доброй ночи.
Когда дверь за ним закрылась, я подошел к креслу возле очага. Я солгал, говоря, что мне необходимо время, чтобы подумать. Все, что мне было нужно, — это тишина и огонь. Медленно-медленно я опустошил свой разум, чувствуя, как мысли изливаются из меня, подобно песку из стеклянного сосуда, оставляя по себе пустоту и легкость. Я ждал, мои руки лежали на серой материи, ладони — открытые и пустые. Было очень тихо. Откуда-то из темноты в углу комнаты донеслось сухое потрескивание старого дерева. Затрепетал огонь. Я глядел на него, но отвлеченно, как смотрит в него обычный человек, который ищет уюта в жарком пламени, когда за стенами его дома холодная ночь. Мне не было нужды во сне. Я был как легкий опавший листок на поверхности потока, стремившегося этой ночью влиться в море.
За дверью внезапно послышался шум, какие-то голоса. Быстрый стук по филенке — и в комнату вошел Кадал, притворив за собой дверь. Он смотрел настороженно, словно его посетило дурное предчувствие.
— Горлойс? — спросил я.
Он сглотнул, а потом утвердительно кивнул.
— Что ж, впусти его.
— Он спрашивал, виделся ли ты с королем. Я сказал, что ты приехал всего пару часов назад и просто не успел ни с кем повидаться. Я поступил верно?
— Бог руководил тобой, — улыбнулся я. — Пусть он войдет.
Горлойс стремительно вошел, и я поднялся, чтобы поприветствовать его. Мне подумалось тогда, что он переменился не меньше Утера; его крупная фигура согнулась, и впервые за все то время, что я знал его, я сразу заметил, что он стар.
Он оставил приветствие без вниманья.
— Ты еще не в постели? Мне сообщили о твоем приезде.
— Едва не опоздал на коронацию, но все-таки увижу ее. Может, присядешь, милорд?
— Благодарю, нет. Я пришел просить тебя о помощи для моей супруги, Мерлин. — Из-под седых бровей стрельнули быстрые глаза. — Да уж, никто не в силах догадаться, что у тебя на уме, но ты ведь слышал, не так ли?