– У нас ключ разбился, – сказал Стёпка.
А Тёма добавил мужественно:
– Не сам разбился, а я разбил.
Фёдор Андреевич помрачнел. Заходил по кабинету, обхватив голову.
– Беда! Вам же до заката вернуться должно! Что же делать-то?.. Мне такого ключа не сотворить. Ума да умения с Божьей милостью, может, и хватило бы. Да стекла потребного нынче не сварить, да не только мне, никому из нынешних, да не только у нас, но и в заморских странах… Был, конечно, прежде один мастер…
– Ваш дед? – хором сказали мальчики.
– Да, – удивился Фёдор Андреевич, – мой дед, Пётр, действительно всем мастерам мастер.
Мальчики спросили обречённо, что, ежели они смогут деда этого увидеть, то в чём Фёдор Андреевич хотел бы перед ним повиниться, за что прощения попросить, что неисполненное исполнить, какой долг вернуть?
Фёдор Андреевич озадаченно ответил, что виниться не в чем, прощения попросить не за что. Неотданных долгов у него перед дедом не осталось.
Мальчики оживились. Фёдор Андреевич продолжил:
– Ежели вы и вправду сможете деда увидеть, то поклонитесь ему до земли за всё, чему меня научил, и скажите, что Федька помнит его и любит. А вас без подарка не отпущу.
Он взял с полки чёрную лаковую коробочку, открыл – в ней лежал большой изумруд – и протянул коробочку мальчикам. Они стали отказываться – такого дорогого подарка не заслужили, но Фёдор Андреевич насильно сунул изумруд Тёме в сумку.
С улицы раздались восхищённые крики. Фёдор Андреевич повернулся к окну. На площадь медленно опускался параплан, на этот раз аккуратно и по науке сшитый из разноцветных тряпичных полотнищ. На прочных шёлковых стропах висел довольный художник Леонардо.
За спиной Фёдора Андреевича раздался звон часов. А когда он обернулся, мальчиков в кабинете уже не было.
Глава тридцать вторая
Тёма и Стёпка стояли в огромной полотняной палатке, которая раскинута была над гигантским шаром, наполовину золочёным, наполовину белым. Стены палатки просвечивали красноватым, уже предзакатным солнцем.
Мальчики двинулись было вперёд вокруг шара.
– Куда! А ну, стоять! – раздался за их спиной ворчливый старческий голос.
Они оглянулись и увидели стоящего на коленях маленького рыжего дедка с бородой и усами. В одной руке он держал что-то похожее на раскрытый блокнот с золотой страничкой, а в другой – разлапистую, веером, плоскую кисточку.
– Не шевелиться и не дышать! – приказал дед.
Аккуратно подул под золотую страничку, она приподнялась. Дедок ловко подсунул под неё кисточку, поднёс к шару, ещё раз дунул. И листок, как волшебный, распрямившись в воздухе, без единой морщинки лёг на белую поверхность шара, встык к уже позолоченной половине. Дедок быстрыми короткими движениями кисточки расправил и прогладил листик.
Стёпка шёпотом выдохнул:
– Здорово! А как вы это делаете?
– Из-под нижней губы острым духом, – ухмыльнулся дедок.
Только теперь Тёма заметил, что вся огромная золотая поверхность состояла из таких же, точно пригнанных друг к другу листочков.
– А можно, – попросил Тёма, – мне тоже? Ну, подуть из-под нижней губы?
Дедок посмотрел на него, прищурился одним глазом, протянул, не выпуская из рук, то, что казалось блокнотом: сшитые листочки тонкой кожи, проложенные тончайшими золотыми страничками. Тёма стал дуть, как ему казалось, повторяя то, что делал дед Пётр, но листок не отлипал. Он дунул из-под верхней губы, потом просто стал дуть, как на свечку. Листок не шевелился. Тёма попытался взять страничку пальцами – дед еле успел отдёрнуть книжечку. Однако даже от лёгкого прикосновения на листочке осталась круглая дырка – след от Тёминого пальца.
Тёма виновато посмотрел на дедка. Тот злобно проворчал:
– Вот поучись, покуда борода не вырастет, потом руки тяни.
Узнав, кто они, и откуда, и зачем приехали, рассердился.
– Пять веков ключ прожил, через все напасти прошёл, из рук в руки передавался, а ты разбил да ещё нахальства набрался золочение пробовать!
Дедок потрогал тыльной стороной ладони белую, ещё не позолоченную поверхность шара:
– На сегодня всё, больше не оденется.
Он встал, отогнул полог палатки.
Тёма и Стёпка вздрогнули и отшатнулись – они обнаружили себя на огромной высоте. Палатка оказалась шатром на лесах вокруг одного из куполов строящегося храма.
Дедок, как муха перебирая руками и ногами, начал резво спускаться по хлипким лестницам и узким трапам из гнущихся досок. Мальчики с опаской, прижимаясь к шершавым каменным стенам, двигались следом. Спускаясь и переходя с уровня на уровень, постепенно обошли церковь вокруг. Со всех сторон до горизонта лежали бескрайние поля и леса. Храм огибала река, в излучине виднелся небольшой островок.
Пока спускались, дедок сердито объяснял, что никакого нового ключа он не сделает, правильное стекло не сварить, потому как:
– Элементов нет. Где ж я, к примеру, карельского песку возьму?
Стёпка, щёлкнув пальцами, вытащил из сумки гранит от Александрийского столпа:
– Вот! Самый что ни на есть карельский камень.
– Я сказал песок, а не камень, – хитро прищурился дедок.
Тёма предложил расколотить камень кувалдой. Дед раздражённо цыкнул на него:
– Камень в песок – кувалдой? Молчал бы уж лучше, позолотчик!
– Можно в ступке в песок перетереть, – предложил Стёпка.
Дедок хмыкнул одобрительно, бросил на Стёпку быстрый взгляд.
– Ну, песок карельский, положим, есть. А где кедровые угли достать?
Тёма с готовностью вытащил Маруськину кедровую плошку:
– Сжечь, вот и получится уголь.
– А как сжечь, умник? У тебя одна зола без углей останется! – усмехнулся, отворачиваясь от Тёмы. Стёпка сказал, что сжечь можно в чугунном тигле, крепко закрытом. Старичок помолчал, глядя на Стёпку.
– Ещё серебро нужно с пороховым дымком, – сказал он после паузы. Стёпка отцепил с груди петровскую медальку:
– Вот, с самым что ни на есть пороховым дымком.
– Всё равно ничего не выйдет, – сказал дедок, поднимая вверх палец, – нужен смарагд, никак без него.
– Изумруд? – переспросил Тёма.
– Сам ты изумруд.
– Эсмеральд? – предположил Стёпка.
– Сам ты эсмеральд. Я сказал «смарагд»! – Старичок начинал сердиться.
– У нас, кроме изумруда, ничего больше не осталось, – сказал Тёма, открывая подаренную Фёдором Андреевичем коробочку.
Дедок вытащил камень, ухмыльнулся довольно:
– Ага, всё-таки смарагд[69] нашёлся? Себе припрятать хотели… Ну, раз так, пойдёмте, попробую.
Он быстро заковылял по тропинке вниз к реке. Мальчики, переглянувшись, побежали за ним.
А Тёмины часы остались, забытые, на лесах у купола, там, где появились мальчики, где работал дедок. Они лежали рядом с инструментами деда и тикали, отсчитывая оставшееся время.
Глава тридцать третья
Дедок отвязал от берега небольшую, с круглыми боками лодку под парусом, приказал ребятам прыгать внутрь. Повернулся к Тёме:
– Ну, позолотчик, дуй в парус, вези нас к острову. С этого наука золочения начинается.
Тёма стал изо всех сил дуть, но парус как был, так и остался висеть белой тряпочкой. Дедок засмеялся:
– Эх, ты! Духом не крепок, значит, душой мелковат.
– Неправда! – вскинулся Стёпка. – Тёма друг настоящий!
Тёма, чуть не плача, отвернулся в сторону. А дедок словно ничего не видел и не слышал.
– Теперь ты, – обратился он к Стёпке.
Стёпка напрягся, покраснел и дунул. Парус чуть наполнился, и лодка, словно кто-то подтолкнул её легонечко, оторвалась от берега и скользнула по воде. Дедок хмыкнул, хлопнул Стёпку по плечу, чуть подвинул его в сторону и дунул, словно выдохнул. Лодка сорвалась с места и со свистом, закладывая виражи, в мгновение ока пересекла реку.
Храм остался на том берегу. Что-то в силуэте его и в обрыве над водой показалось мальчикам знакомым. Они переглянулись.
– Это же наш храм через речку, напротив дома! – воскликнул Тёма. – А вокруг него будет город.
– А через реку – мост! – подхватил Стёпка. – И вон там будет наш дом.
Они оба – Тёма и Стёпка – совсем другими глазами смотрели теперь на маленького старичка, который, уже успев спустить парус и вытащить лодку на песок, сердито звал их от дверей закопчённой кузни.
Дверь была низкая – старичку в самый рост, а мальчикам пришлось пригнуться. Очутившись внутри, они ахнули.
То, что было снаружи маленьким срубом тесной кузницы, внутри оказалось огромным и светлым залом. Были в нём не только кузнечные горны, тигели и печи, но столярные, слесарные, стеклодувные и всякие ещё, мыслимые и немыслимые, инструменты. Краски в горшочках и мешочках, развешенные рядами высушенные травы; пески, камни и разноцветные слитки и разные материалы.
Всё валялось так, как будто кто-то только что закончил работать на разных станках и верстаках. Но стоило ребятам войти – гости здесь, видимо, бывали не часто, – инструменты полезли и попрыгали по крючкам, гвоздям и ящикам. Стало чисто и прибрано.
Стёпка остолбенел. У него даже голова на миг закружилась. В самых смелых своих мечтах он не мог себе представить такой сказочной мастерской.
Дедок, казалось, был занят взятыми у мальчиков «элементами». Кинул их один за другим на весы, с медальки срезал стружку, от изумруда кусочек отколол, к граниту щепотку песка из своего мешка добавил. Но при этом исподволь наблюдал за мальчиками.
Заметил, как Тёма, обиженный пренебрежительным к нему отношением, сел в углу, изображая равнодушие ко всему окружающему. И как загорелись глаза у Стёпки, как непроизвольно зашевелились его пальцы, будто желая всё немедленно потрогать и попробовать.
Стоило только Стёпке поймать на себе дедовский взгляд, как он подбежал и встал рядом. Дедок еле заметно кивнул на тигель. Стёпка бросился разводить под ним огонь.