– Да, – качнул головой Мишка. – А делать всяких монстров и пихать людей в шары…
– Да чего ты привязался к моим пузырям? – взъярился Бука. Ему было стыдно, но сдаваться он не собирался.
– Да ну его! – разозлилась Чумазуля. – Видите же, он непробиваемый, упертый толстокожий болван.
Пузыриллы уже закончились, и можно было смело отправляться в путь. Мишка задрал голову и прищурился. Радужные шары поднялись очень высоко и теперь казались безобидными мыльными пузырями. Пузырилл сносило к горизонту. То одна, то другая из них лопалась. Мишка, холодея, представил, что могло бы случиться с Чумазулей, не вызволи они ее из шара.
– Я бы придумала кучу соломы и упала в нее, – сказала Чумазуля, догадавшись, о чем думает мальчик.
– Очень помогла бы твоя солома, грохнись ты с такой высотищи, – проворчал Мишка.
– Я уже один раз падала. Страху натерпелась – жуть! Только та пузырилла и вправду лопнула ниже, – примерилась девочка к парившим в вышине шарам, прищурив один глаз.
– Вы идете? – позвал Черныш и пошел в одному ему известном направлении.
Девочки нагнали его и вприпрыжку поскакали рядом. Мишка оглянулся на стоявшего в сторонке хмурого, как грозовая туча, Буку, сосредоточенно разглядывающего что-то у своих ног. Мишку, да и всех остальных, он принципиально игнорировал.
Мишка развернулся и побежал догонять уже порядком отдалившихся Черныша с девочками.
Вдруг земля под ногами колыхнулась, и Мишка едва удержался на ногах. Он остановился и замер, широко расставив ноги. О землетрясениях он, конечно же, слышал, но ощущать их лично ему еще ни разу не доводилось. Черныш тоже остановился, а девочки, вскрикнув, повисли на нем. Мишка все не решался сделать шаг, текли долгие мгновения, и когда он решил, что опасность миновала и собрался идти дальше, земля вновь пошатнулась из стороны в сторону – так катают по блюдцу горошину.
На этот раз не смог устоять никто. Люди посыпались с ног и припали к земле. Саша испуганно взвыла. Более выдержанная Чумазуля, сжавшись, будто пантера, готовая к прыжку, озиралась по сторонам в ожидании худшего. Мишке стало страшно одному. Он вскочил и побежал под защиту Черныша, будто тот мог уберечь его от пугающих толчков. Но опять не добежал. Новый толчок сбил Мишку с ног, и мальчик покатился. Из-под земли донесся приглушенный зловещий гул, за ним последовал удар, словно кто-то могучий пытался выбраться из-под земли, и перед самым Мишкиным носом зазмеилась разрастающаяся вширь кривая трещина. Мишка похолодел, заглянув в казавшийся бездонным черный пролом, и поспешно отполз назад. Вскочила Чумазуля.
– Эй ты! – крикнула она, обращаясь к Буке. – Ты чего творишь?
– Я н-ничего не делал. – Бука был напуган не меньше других. Он стоял на корточках и тряс головой, будто пытался прогнать наваждение.
– Ври больше! – не поверила Чумазуля.
– Да говорю же: это не я.
Внутри расползающейся трещины, отрезавшей Мишку с Букой от остальных, что-то надсадно клокотало. Трещина, пыхнув пылью, выбросила новые извилистые побеги и устремилась к Чумазуле.
– Беги! – крикнул Мишка и едва не задохнулся от ужаса, когда трещина черной стремительной молнией прочертила землю у самых ног девочки. Чумазуля вскрикнула и… исчезла.
Мишка поднялся с земли, перемахнул с разбегу через метровую трещину, к краям которой из неведомых глубин перла лениво пузырящаяся синяя масса, и понесся к тому месту, где только что стояла Чумазуля. Но его обогнал Бука. Добежав до края трещины, он упал на живот и спустил руку в ширящуюся трещину.
– Держи!
Мишка понял, что девочке каким-то невероятным образом удалось за что-то уцепиться. Он бегом преодолел последние метры и опустился на корточки рядом с Букой.
Бука держал за запястье перетрусившую донельзя Чумазулю и силился вытянуть девочку на поверхность, что ему никак не удавалось сделать. Чумазуля, вцепившись в предплечье мальчика обеими руками, висела над головокружительной пропастью и умоляюще смотрела на Буку огромными, полными непередаваемого ужаса глазами. Ноги ее то и дело соскальзывали с отвесной стены пролома, и тогда она начинала раскачиваться, стаскивая Буку за собой. Бука рычал и упирался свободной рукой в край трещины, но почва трескалась и осыпалась под его ладонью. Мишка вскочил и вцепился в ноги Буки.
– Держу! – крикнул он, и тут подоспел Черныш.
Он быстро лег рядом с Букой, длинной, жилистой ручищей подхватил Чумазулю за шкирку и потянул на себя. Мишка, пыхтя, тащил за ноги Буку. Наконец из провала показалась рука Чумазули, затем лохматая голова и наконец она перевалилась через край расщелины, перекатилась на спину и без сил вытянулась во весь рост. Глаза ее были закрыты, а грудь вздымало тяжелое дыхание.
Земля вновь дрогнула, но уже не так сильно. Черныш подхватил на руки Чумазулю и побежал с ней прочь от трещины. Остальные припустили за ним.
– Пусти, пусти меня! – слабым голосом сопротивлялась Чумазуля, толкая Черныша ладонями в грудь. – Я сама.
– Лежи, – хрипло отозвался Черныш, бросил взгляд через плечо и прибавил шагу.
– Я мешаю. Надо идти быстрее.
– Лежи, тебе говорят. – Черныш крепче прижал к себе девочку.
– Такого даже я не придумал бы, – признался Бука.
Из трещин синими буграми перла тестообразная масса, переваливалась через края и расползалась длинными языками. Там, где они касались земли, почва начинала оплывать и распадаться. Но масса оказалась неповоротливой, а люди шли очень быстро, почти бежали, и она вряд ли могла нагнать их.
– Это Их рук дело, – только и сказал Черныш.
– Кого – их? – уточнила Саша.
– Их. Я вас предупреждал, что ничего хорошего не выйдет, если все соберутся вместе. Но зачем вам меня слушать.
– Спасибо, что спас, – поблагодарила Чумазуля с большим опозданием. – И опусти меня, наконец! Мне уже правда нормально.
Черныш спустил с рук Чумазулю. Девочка тут же повисла у него на шее и чмокнула в щеку.
– Ты хороший!
– Ладно, ладно, – ворчливо сказал Черныш и сконфуженно потер шею ладонью. – Чего уж там.
– И ты хороший, – повернулась Чумазуля к Буке. – Тебе тоже спасибо. Если бы не ты…
– Никакой я не хороший, – буркнул Бука. – И целоваться не лезь, ясно?
– Ясно, – кивнула Чумазуля с серьезным видом.
Минут через десять быстрой ходьбы на горизонте показалась красная неровная полоска, похожая на бахрому. В воздухе все еще витала пыль, выброшенная разломами, и было не разобрать, что «бахрома» из себя представляет.
– Огонь? – забеспокоился Мишка, вглядываясь в мутную даль.
– Лес, – лаконично отозвался Бука.
– Красный?
– Да хоть фиолетовый, в крапинку! Какая разница-то? – пробрюзжал Бука. – Главное, что лес, а не какое-то там тесто, – ткнул он пальцем за спину.
– Твой? – спросила Саша. Страх ее уже немного отпустил, и любопытная от природы, она вновь взялась за излюбленное занятие – доставать всех расспросами.
– Не, – отмахнулся Бука. – Свой я стер, сама же видела. Хотел что-нибудь другое придумать.
– А чей тогда?
– Это лес Рыжика – он сам рыжий и любит все рыжее, – ответила за Буку Чумазуля. – Трещины не дали пройти прямо. Придется идти через его владения.
Она шла рядом с Букой и то и дело незаметно скашивала на него глаза, пристально вглядываясь в лицо мальчика, словно видела его впервые.
– Точно! – подтвердил Бука. – И еще он обожает огонь, а я его терпеть не могу.
– Почему?
– Нипочему, – мрачно отозвался Бука и замолчал.
Саша не стала допытываться. Почти у каждого есть свои тайны, которыми не хочется делиться. У Буки, разумеется, они тоже были. Что-то тяжелым камнем лежало у него на сердце – Саша это чувствовала. Но лезть человеку в душу было не в ее правилах.
– Смотрите! – вдруг воскликнула девочка и указала вверх, привстав на носочки.
– Облако, – сказала Чумазуля, и Мишка поежился от воспоминаний о зеленом ливне. Случись он прямо сейчас, и даже спрятаться негде будет. Хотя, возможно, кто-нибудь из их новых знакомых сможет сотворить надежное укрытие. В себе он подобных сил не ощущал и почему-то даже не хотел проверять – вдруг опять что-нибудь напортачит, как с луком.
– Белое, – сказал Бука, хмуря лоб.
– Ну вот, начинается, – вздохнул Черныш и опустил ладонь, которую держал козырьком у глаз.
– Что начинается? – спросила Саша.
– Это один из Них, – пояснил Черныш.
– Из ни-их? – то ли восторженно, то ли недоверчиво протянула в ответ Саша и во все глаза уставилась на облако. – Значит Они – облака?
– Не говори глупостей! – фыркнул Бука и сунул руки в карманы. – Они – это Они, а никакие не облака.
– Спасибо, теперь все стало понятно, – съязвил Мишка.
Бука не ответил. Теперь и он внимательно следил за облаком. Оно все приближалось, ширясь и бугрясь ватными валиками, будто вовсе не летело, а ползло по воздуху на манер улитки. Облако было непередаваемо белоснежным и к тому же светилось. Свечение обволакивало его ореолом мягкого сияния.
– На нем кто-то сидит, – сказала Саша, щуря глаза в попытке разглядеть лихого наездника, но издалека было не разобрать.
– Вот это и есть Он, – ответил Бука и проворчал под нос: – Только непонятно, чего их сюда принесло.
– Их? – переспросил Мишка.
– Конечно! С ним Шестерка. Ведь Они сами ничего не могут: ни облака делать, ни летать на них – вообще ничего. Только рушить.
Облако опускалось все ниже и ниже, и теперь стало хорошо видно, что на облачной перине действительно сидят двое: один – высокий мужчина с прилизанными на английский манер волосами; второй – худой мальчик лет десяти, надменно взирающий на стоящих внизу людей. Облако наконец коснулось земли и замерло. Мужчина спустил ноги и спрыгнул на землю. Тщательно оправив безупречный черный костюм-двойку, он заложил руки за спину и обвел взглядом притихших детей, стоявших перед ним. Мальчик-паж в пышном красном костюме, длинных, выше колен, шелковых чулках и туфлях с большими серебряными пряжками аккуратно сполз по упругому боку облака, встал рядом с мужчиной и сложил руки на груди.