Нет, Саше, безусловно, нравились и цветы Чумазули, и огненный замок Рыжика, был свой шарм и в страшных деревьях-статуях Буки, но стеклянный сад затмевал все ранее виденное девочкой.
За размышлениями Саша случайно опустила голову и замерла, скованная невольно накатившим страхом: стеклянная мозаика становилась прозрачной, если смотреть на нее не под углом, а отвесно. Сквозь разноцветную, кажущуюся тонкой и непрочной пленку далеко-далеко внизу виднелись большие шестиугольники угодий Творцов, как их здесь называли – пестрый мир с точно обозначенными границами. В одном из шестиугольников Саша признала землю Рыжика – красная, с высоко вздымающимся шпилем замка, объятого неистовым сиянием светового вихря. А рядом с ним располагался совершенно черный и невзрачный мир, должно быть, принадлежащий Бальби (интересно, удалось ли кентавру вновь стать кентавром, или так и бегает в шкуре козла?). С другого бока к красному шестиугольнику примыкал серый мир, – скорее всего, территория Буки. Сразу за ним, теряющийся в туманной дали, пестро-яркий шестиугольник Чумазули.
Шестиугольников было так много, что не хватало взгляда охватить их все. Казалось, они стройным орнаментом разбегались в бесконечность. Саша невольно зажмурилась и ощутила легкое головокружение, представив себе, насколько громаден мир, в который она попала, и сколько здесь должно находиться людей. Страх перед непрочной стеклянной опорой, парящей на огромной высоте, сменился немым восхищением.
– Не бойся, оно крепкое, – вывел Сашу из задумчиво состояния голос.
Девочка распахнула глаза.
Напротив, прислонившись плечом к небесно-голубому дереву, стоял хорошо знакомый ей мальчишка.
– Шестерка! – обрадовалась Саша.
– Сама ты… – огрызнулся мальчик, сделав злые глаза. – Я Великий Творец, – он подчеркнул оба слова, произнеся каждое их них с большой буквы.
– Ну уж и великий, – криво усмехнулась Саша.
– Дура, это мой титул.
– Сам дурак. – Саша решила игнорировать Шестерку. – Дай пройти, – грубо сказала она и толкнула плечом мальчишку. Тот посторонился.
– Ты чего?
– Терпеть не могу зазнаек.
– А чего я сказал? – Спесь разом слетела с мальчишки, и он поплелся следом за Сашей.
– О Великий Хвастун!
– Я не хвастун, я много чего могу! – сделал неудачную попытку выкрутиться Шестерка. – Видишь, какой у меня сад.
– Во-во, якалка: я, мой!
– И что? Он и вправду мой. Разве некрасивый?
Шестерка нагнал Сашу и пристроился сбоку, чуть сгорбившись, но Саша резко остановилась.
– Красивый, – сказала она – отрицать очевидное было глупо. – Но хвастуны не бывают великими творцами.
– Это почему еще? – нахмурил брови мальчишка.
– Да потому что они уверены, что достигли совершенства, и им вроде как уже не к чему стремиться.
– Да кто ты такая, чтобы учить?.. – возмущенно начал Шестерка, но осекся, заметив в Сашиных руках хрустальный замок. – Извини, – пробормотал он и отступил.
Саша не сразу уловила суть перемены в мальчишке, но, проследив за его взглядом, до нее начало доходить. Судя по всему, высокомерный мальчишка счел ее положение выше своего и решил не связываться.
– Тебя давно ожидают. Я провожу, если ты не против, – с фальшивой любезностью в голосе предложил Шестерка.
Саша подумала, что, если уж он предпочитает средневековый костюмчик пажа, то обязательно должен отвесить поклон и помахать шапочкой – девочка полагала, что именно так и должны были поступать благовоспитанные пажи. Но Шестерка ограничился скупым, выдавленным из себя полупоклоном.
– Ты можешь проводить меня, паж, – в тон Шестерке ответила Саша, не упустив возможности позубоскалить, на что мальчишка лишь скрипнул зубами.
Паж пошел впереди, показывая дорогу, Саша следовала за ним, принципиально игнорируя красоты сада – после общение с напыщенным мальчишкой сад ей стал противен. Проходя мимо одного из деревьев, Саша коснулась его. Дерево искривилось, втянуло ветви, верхушка его загнулась книзу, и ствол с хрустом завязался в тугой узел. Шестерка не мог не заметить происшедшей с деревом метаморфозы, но, возможно, решил не связываться.
– Меня зовут Вениамин, – сказал он.
– Я помню, – кивнула Саша.
– А тебя?
– Неважно, – отрезала девочка.
– Да я и так знаю.
– А чего тогда спрашиваешь?
Мальчишка лишь плечами пожал.
За деревьями замелькали стены замка. Фасад его сильно смахивал на какой-нибудь католический костел – громоздкое здание с готическими арками, множеством маленьких башенок, увенчанных сильно вытянутыми конусными крышами и шпилями. Красиво, но ничего необычного. Похоже, здесь фантазия Великого Творца дала сбой. Саша поймала себя на том, что специально придирается к творениям Шестерки, выискивает недостатки и недочеты, и одернула себя – это никуда не годилось. Характер у Вениамина, конечно, препротивнейший, но талант все же налицо.
Лес оборвался, словно по линейке отрезанный ножом. За ним начиналась дорожка, усыпанная красным песком, по краям которой росли невиданные цветы, приветственно сгибающие головки при приближении людей. Кланяясь, они издавали переливчатый колокольный звон, складывающийся в причудливую мелодию. За цветами, по обе стороны от дорожки, от стен здания к самому лесу, тянулись каскадные фонтаны с мраморными статуями прекрасных потамид, глядящихся в воду или полощущих ноги, дриад в обрамлении цветочных орнаментов, козлоподобных насмешников-сатиров, мускулистых атлантов, поддерживающих мостики, перекинутые через фонтан, и двух Гераклов, немилосердно раздирающих пасти огромным рыбинам. Из широких глоток несчастных рыбин возмущенно били струи воды. Одна из рыбин вдруг ударила хвостом, и сатиры, а за ними и все остальные статуи сменил позы.
– Пошли, пошли, – сказал Шестерка, заметив, что Саша остановилась.
– Они двигаются? – спросила Саша.
– Двигаются, – лаконично бросил через плечо мальчишка, будто ему вовсе не польстило Сашино внимание к его творению.
– Сами или ты их двигаешь?
– Вот еще, делать мне больше нечего! За ними следят Младшие Творцы, – со всем возможным презрением ответил Шестерка. – Такие мелочи мне не по рангу.
– Поду-умаешь, – фыркнула Саша. – Тоже мне, великий Микеланджело выискался! – но вдруг задохнулась от пришедшей в голову догадки: – Погоди, а это не живые люди?
– Я тебе не какой-нибудь кустарь Бальби, – скривил губы Шестерка. – Идем же! – Мальчишка напыщенно вскинул острый подбородок.
– Послушай, о Великий Творец.
– Да? – живо обернулся Шестерка.
– У тебя левый чулок сполз, подтяни, – поддела Саша Шестерку. – И сорочка вылезла из штанов, висит, как хвост у пингвина. Смотрится не очень эстетично для такого великого человека.
Саша тряхнула рыжими волосами и прошла мимо покрасневшего от бессильной злобы Шестерки. Он быстро оправил одежду и побежал за Сашей, как раз входившей в высокие, наполовину распахнутые двери.
– Следуй за мной, – грубо бросил Шестерка.
– Веди, Сусанин, – ответила Саша.
Водилась за ней такая неприятная особенность: если она начинала язвить, то уже не могла остановиться. Саша боролась с этим недостатком как могла, но не всегда получалось сдержаться, особенно, если человек ей очень не нравился.
Шестерка еще выше задрал подбородок, из чего Саша заключила, что мальчишка никогда не слышал о Сусанине, но объяснять ничего не стала. Пусть думает, что хочет.
– Далеко еще? – спросила она, лениво озирая стены бесконечных коридоров, разбегающихся вправо и влево. Не в пример фасаду и фонтану, смотреть здесь было решительно не на что – замок внутри выглядел уныло и заброшено.
– Скоро, – коротко отозвался Шестерка.
От долгого блуждания по коридорам Саша потеряла счет времени. Ей уже начинало казаться, что Шестерка назло специально водит ее кругами, и она решила примечать ориентиры, но путь ребят вдруг закончился у богато украшенных золотым орнаментом дверей.
– Главная зала, – сообщил Шестерка и посторонился, указав рукой на дверь.
Правая створка подалась сама собой и медленно отворилась. Саша ожидала увидеть роскошно украшенный зал, массивный королевский трон на возвышении, хрустальную люстру на сотню свечей и парчовые полотнища на стенах. А вдоль стен, конечно же, стоят стражники в сверкающих латах…
Ничего этого в зале не было. Саша, сделав пару шагов, вступила в сильно вытянутое, пустое помещение со сводчатым потолком. Потолок поддерживали простенькие круглые колонны, а белые стены не имели никаких украшений, кроме лепнины под самым потолком. Даже картин или гобеленов не было. Высокие и узкие мозаичные окна с плотными разноцветными стеклами давали слишком мало света, и в комнате царил таинственный полумрак.
У второго справа окна стоял мужчина в строгом черном костюме. Его неподвижное, застывшее лицо казалось доброжелательным, даже ласковым до слащавости, и, вероятно, должно было располагать к себе, как представлялось мужчине, но Саше оно показалось полным скрытой угрозы и неясного напряжения.
– Мы были уверены, что ты вернешься, и не ошиблись, – приятным контральто сказал Мужчина. Голос его волнами разлился по зале.
– Вы меня ждали? – спросила Саша, потому что немного струхнула.
– Конечно! Такой талантливый ребенок, как ты, – подарок нашему миру.
– Ну уж, скажете тоже, – зарделась Саша от похвалы.
– Не скромничай, девочка. Ты и вправду талантлива, мы приглядывали за тобой и лично были свидетелями твоих успехов.
– Мы? Кто это мы.
– Нас много. Не настолько, как хотелось бы, но все же много. Мы давно ждали столь одаренного Творца.
– Но зачем я вам нужна? – Сашу не покидало ощущение фальшивой лести, которой обычно приманивают глупышек, как мышей в мышеловку кусочком сыра.
– Ты не поймешь, – ушел от ответа мужчина.
– Потому что я глупая, да?
– Нет, нет, ты неправильно поняла, все это очень сложно. Достаточно сказать, что ты уникальна по своей природе! Но тебе нужно еще многому научиться.
– Учиться? – наморщила нос Саша. – И здесь учиться?