– Иди, – повторил он и легко подтащил Сашу к дверному проему.
Саша рванулась из последних сил, ткань платья затрещала, но выдержала.
– Не надо, я темноты боюсь, а-а! – заголосила она так, что у нормального человека полопались бы барабанные перепонки, но конвоиры даже не дрогнули, будто ударная волна истошного вопля прошла мимо их слуха.
– Иди, – в третий раз сказал мужчина и сильным толчком отправил Сашу во тьму.
Девочка споткнулась о невысокий порожек, оступилась и скатилась по ступенькам на гладкий холодный пол. Дверь с хлопком закрылась, наступила абсолютная глухая ночь – ни лучика света, ни звука.
– С-сволочи, – прошипела Саша, приподнимаясь на руках и вглядываясь во тьму. Бесполезно, здесь ни в жизнь ничего не разглядишь, темень такая, что даже кошка с ее зрением спасует перед ней.
Саша медленно выпрямилась, вытянула перед собой руки и пошла вперед, меряя комнату шагами: один, два, три… На десятом шаге руки ее уперлись в стену, такую же гладкую и холодную, как и пол. Саша поводила по ней ладонями и пошла влево, не отнимая рук. «пять, шесть, семь…» – считала она про себя шаги. Большая, однако, камера, только вот ни лежанки, ни половика…
– Осторожнее! – воскликнул кто-то.
– Ой! – Саша наткнулась левым коленом на что-то мягкое и податливое, и отшатнулась. – Кто здесь?
– Я здесь, – недовольно буркнул голос. – Ходят тут…
– Простите, я не специально, я вас не заметила, – извинилась Саша.
– Интересно, как бы ты это могла сделать, а? – напряженно хохотнул неизвестный.
– Что сделать?
– Заметить.
– Да, конечно, – пробормотала Саша.
– Ну, чего стоишь? Присаживайся, – предложил голос. – В ногах правды нет, так у вас, кажется, говорят?
– У кого, у нас? – Саша пригладила подол платья и опустилась рядом с незнакомцем.
– У русских. Ты ведь из России?
– Из СССР, – кивнула Саша, но могла бы и не кивать – все равно не видно. – А вы?
– Я из Великобритании, – вздохнул мужчина. – О, старая добрая Англия… Впрочем, там тоже все не так, как раньше. Один большой бардак.
– Почему?
– Почему, почему? Потому! – ворчливо произнес невидимый собеседник. – И вообще, отстань.
– Ну и ладно, – обиделась Саша и отодвинулась в сторонку. Обхватив руками колени, она положила на них подбородок и задумалась.
– Меня зовут Френсис, – первым нарушил молчание англичанин спустя некоторое время. Саша не отозвалась. – Это имя мне дал отец в честь знаменитого Френсиса Дрейка. Отец полагал, что с таким славным именем я многого добьюсь, но он, увы, ошибся. Дальше Хранителя в проклятом Господом мире я не смог продвинуться. Последнего Хранителя.
Саша, размышляющая о безвыходности положения, в которое угодила по собственной глупости, не сразу поняла, о чем говорит англичанин, а тот решил, что девочке неинтересно и вновь замолк.
– Постойте! – встрепенулась Саша. – Вы – тот самый англичанин-хранитель, который…
– Который, что? – настороженно переспросил англичанин.
– Ну, который спрятал Замок и дневник?
– Оу дэмн ит! – простонал англичанин.
– Что-что?
– Ответь мне, милое дитя, какого черта дети всегда суют нос куда их не просят.
– Может быть, потому, что им все интересно? – дрогнувшим голосом предположила Саша.
– Вот-вот! – поддакнул англичанин. – И чем все это закончилось?
Саша не ответила. На душе у нее и без того скребли кошки, а еще она сильно переживала за Мишку – как он там один, сможет ли вернуться назад? На себе Саша уже поставила крест – сама виноват, и тут уж ничего не попишешь. А англичанин все что-то говорил и говорил, вернее, невнятно бубнил себе под нос, но Саша не слушала.
Глава 12
Скала с водопадом остались за спиной, грохот падающей воды немного стих, а дорога из желтого кирпича все разматывалась бесконечной прямой лентой. Только вот желтого мха уже не было – вместо него по обе стороны дороги стелилась степь, поросшая травой по колено, самой обычной. Из травы там и тут торчали серые бока валунов, иногда из нее выныривали остатки каменной кладки, причудливыми зигзагами проносились мимо – и вновь тянулся едва колышущийся ковер зелени.
Там и тут бродили удивительные животные – вроде бы и самые обыкновенные с виду антилопы, лоси, медведи и львы, но как бы собранные из камешков. Скрежет, какой они издавали при движении, едва ли не перекрывал рычание двигателя. Пара жирафов, завидев мчащийся мопед, решили посоперничать с ним в скорости, и понеслись со всех ног, вытягивая длинные шеи и грохоча на всю округу. Но вскоре они отстали.
– Долго еще? – обернулся Мишка.
– Нет, уже скоро, – крикнула в ответ Пушистик. – Это его владения. Здесь раньше стояли каменные замки. – Девочка указала на очередные пронесшиеся мимо остатки стены, на которых вольготно развалилась пара безучастных ко всему тигров из красного камня. – Очень красивые, но Черныш их разрушил.
– Зачем?
– Не знаю. Он стал какой-то угрюмый в последнее время, не хочет ни с кем общаться. Только с Букой и Рыжиком. Ты их знаешь?
– Конечно, знаю.
Невдалеке, у самой дороги, шевельнулось какое-то темное пятно. Мишка решил, что одно из каменных животных решило перейти дорогу и немного сбавил скорость – кто может знать, что взбредет в голову безмозглому камню. Но он ошибся – это был человек, черный, как смоль, в свободной одежде.
– Наконец-то! – выдохнул Мишка и начал притормаживать.
Черныш ожидал гостей, сидя на камне, а когда до мопеда осталось метров двести, поднялся и вышел на дорогу. Желтые кирпичи под его ногами растворялись, обращаясь в жирную почву, из нее за спиной Черныша на глазах прорастала трава.
– Так вот кто занимается самоуправством, – покивал Черныш, когда Мишка остановил и заглушил мопед в трех метрах от парня. – Желтая дорога – надо было сразу догадаться.
Черныш с укором посмотрел на Пушистика.
– Ему нужна была дорога, – пискнула Пушистик, сползая с багажника, – и я подумала…
– Хорошо, спасибо. А теперь иди домой, – сухо произнес Черныш. – Тебе не следовало покидать владения.
– Да, я знаю, – расстроилась Пушистик. – Тогда я пойду?
– Иди, иди.
Пушистик повесила голову и побрела прочь по исчезающей на глазах дороге.
– Зачем ты так? – спросил Мишка, провожая взглядом девочку. – Она ведь помогла мне.
– Это для ее же блага, она под контролем. А с тобой у нас разговор только начинается. Пойдем-ка со мной.
От грозного тона Черныша Мишкина кожа покрылась пупырышками. Впрочем, он и сам знал, о чем собирается говорить с ним Черныш.
– Я мопед сотворил, – зачем-то сказал Мишка, но Черныш повел рукой, и мопед растаял в воздухе.
– Ты что сделал? – взорвался Мишка. – Зачем? Он был замечательный.
– Он тебе больше не понадобится. Идем!
Черныш легкой, пружинистой походкой направился в сторону от исчезающей дороги. Мишка поспешил нагнать его.
– И все-таки зря ты его растворил. – Мальчик все еще немного злился на Черныша. Парень не ответил. – Чего ты молчишь?
– Тебе стоило бы беспокоиться совсем о другом, – жестко одернул Черныш.
Мишка надулся и громко засопел.
– Просто уму непостижимо, насколько дети иногда бывают самоуверенны и глупы – да-да, именно глупы! Потому что не слушают дельных советов.
– Я не сам, так получилось.
– Конечно, так получилось, само собой – стандартная детская отговорка.
– Нет, серьезно.
– Куда уж серьезней.
Черныш приблизился к невысокому каменному строению, формой походившему на сросшиеся округлыми боками эскимосские иглу, и нырнул в удлиненный арочный вход.
– Заходи, – крикнул он замешкавшемуся на пороге Мишке, которому строение нисколько не внушало доверия. Снаружи оно выглядело довольно ветхим, поросшим мхом, даже из щелей между камнями торчали пучки мха. А на одном из куполов росла настоящая черешня с крупными ягодами на ветвях.
Мишка на всякий случай пнул кладку носком босоножки – ничего, вроде, крепко держится – и вошел. Внутри иглу почти не было обстановки: низкая лежанка справа, слева стол с чадящим огарком свечи и два шатких колченогих табурета. Дальше свалена груда какого-то барахла, прикрытая тряпкой. А в стене напротив еще один арочный проем в другую комнату, заполненный плотной чернотой. Посередине круглого помещения расположился выложенный камнем очаг с давно погасшими угольями, над очагом в потолке зияла узкая дыра.
В неверном свете свечи Мишка не сразу разглядел сгорбившегося за столом Буку.
– Присаживайся. – Черныш указал Мишке на свободный табурет, а сам сел на лежанку. – Рассказывай.
– А чего рассказывать-то? – Мишка осторожно опустился на табурет (еще чего доброго опрокинется) и сложил руки на коленях.
– Вам же человеческим языком сказали, чтобы вы больше сюда носа не совали, – напомнил Бука.
– Это не я, честно! Я хотел ее остановить, а она… – затараторил Мишка, будто в чем-то провинился.
– Где Александра? – спросил Черныш.
– Не знаю, – пожал плечами Мишка. – Проход уже почти закрылся, когда я вошел. Понимаешь, я ногу подвернул, а она уже уходит. Вышел я, вокруг все желтое, и Саши нигде нет.
– Плохо, – заключил Черныш и в задумчивости пожевал губами. – Зачем она вообще сюда пошла?
– У нее… проблемы в семье, – не стал вдаваться в подробности Мишка. – Наверное, сильно расстроилась.
– И чтобы избавиться от них, нужно было нырнуть на тот свет? – грубо спросил Бука.
– Почему на тот?
– Ну а что это, по-твоему? – развел руками Бука. – Мы не стареем, а медленно распадаемся, вернее, растворяемся, ничего нам не надо, ничто неинтересно, жуткая скука – выть хочется. А чтобы не рехнуться и не взвыть, творим и разрушаем, разрушаем и творим. Еще делаем пакости друг другу! Правда, увлекательно?
– Ну а чего же ты сюда полез? – вскинулся Мишка.
– Дурак был, вот и полез, – проворчал Бука, поерзав на скрипучем табурете. – А когда дошло, поздно было.
– Да-а, – протянул Черныш. – Выходит, ты вышел у Пушистика, а Александра – у черта на куличках, как у вас говорят?