От стены, где сидел англичанин, донеслось шуршание, а за ним послышались удаляющиеся шаги.
– Вы куда? – крикнула Саша, испугавшись, что англичанин сейчас уйдет, и она останется одна-одинешенька.
– Ах, оставь! – незримо отмахнулся Френсис в темноте. – Куда отсюда можно сбежать? Эта клетка будет попрочнее железной. Просто я так думаю, хожу и думаю, как перипатетики.
– Кто?
– Перипатетики, философы древности. Они размышляли, прогуливаясь. Ты ничего не слышала об Аристотеле?
– Нет, но я тоже люблю думать, когда гуляю.
– Значит, Они посадили тебя сюда, потому что ты не хотела быть Инженером?
– Потому что я хотела вернуться обратно, с Мишкой. А еще он хотел заставить меня учиться. И отобрал мой замок.
– Они передали тебе замок?
– Нет, я сама его сделала.
Шаги стихли.
– В каком смысле?
– В прямом. Я сделала второй, для себя.
– Час от часу не легче! Выходит, ты и вправду Инженер – только им было под силу подобное. Невероятно и непостижимо! И одновременно очень плохо: теперь у них есть два ключа, и они могут найти нового Хранителя и возобновить поставки пушечного мяса.
– Какого мяса?
– Пушечного, расходный материал, Творцов. Хранитель выбирается на Землю и ищет творчески одаренных, но неудовлетворенных жизнью людей – другие просто не пойдут – и заманивает сюда. А если повезет, то можно отыскать и Хранителя, как, к примеру, нашли меня. У Хранителей свой талант – они чуют жертву, как гончая дичь. Меня тоже подцепили на крючок. Вернее, сам с дуру сунулся, польстился на фальшивый блеск ключа, будь он трижды проклят!
– И вы решили избавиться от хрустально замка?
– Да, чтоб ему провалиться! Когда осознал, на какую кошмарную жизнь обрекаю безвинных людей. Я думал, если утоплю ключ в реке, то его уже никто и никогда не отыщет. Выходит, я ошибся. И зачем только вы его нашли?
Англичанин издал долгий вздох и прошелся от стены до стены – так полагала Саша, на слух.
– Но если ты действительно Инженер, выходит, ты можешь воздействовать на реальность! – Френсис замер совсем рядом с девочкой, его тяжелое дыхание казалось напряженным. – Значит, не все потеряно. Мы с тобой должны положить конец творящемуся безобразию.
– Безобразию?
– Да ты же ничего не знаешь! Но я сейчас тебе все объясню, присаживайся.
– Спасибо, я постою. – Саше вовсе не хотелось садиться на ледяной пол. – Вы говорите, я слушаю.
– Представь себе мир, изменчивый, плывущий, в котором нет ничего постоянного, – заговорил Френсис, как только поудобнее уселся у Сашиных ног. – Мир математики, формул.
– У меня не очень с математикой, – честно призналась Саша.
– Не страшно, я ведь не собираюсь заставлять тебя решать сложнейшие уравнения. Здесь важно вот что: весь Их мир – взаимосвязь очень сложных формул, уравнений и неравенств, они постоянно взаимодействуют друг с другом, пересекаются, поглощают друг друга и распадаются, в общем, находятся в некоем бесконечном процессе преобразования. Понимаешь?
– Не очень.
– Этот мир – сплошная иллюзия, его нет, не существует, и в то же время он есть, для нас, потому что мы контактируем с ним, становимся его частью, как вместо переменных в уравнения подставляются другие уравнения… Но ты молчишь?
– А что я должна говорить?
– Тебе понятно?
– Мы еще не проходили такого.
– Как все сложно-то! – застонал англичанин. – В общем, мы, как бесконечно изменчивые системы, вплетаемся в структуру Их мира и заставляем его меняться, сами постепенно становясь его неотъемлемой частью. Мы проникаем в мир, а мир проникает в нас.
– Понимаю, – кивнула Саша, зябко поежилась и переступила с ноги на ногу – холод проникал даже через подошвы босоножек. – Значит, мы меняем формулы, когда фантазируем?
– Именно, ты молодец! Преобразуя их, мы даем им новую жизнь, усложняем, и они приобретают возможность видоизменяться, ветвиться, в общем, жить. Но все в мире упрощается, все стремится к простоте – это называется вырождением. Какими бы сложными ни были формулы изначально, после естественных преобразований они вырождаются в неспособные к дальнейшим преобразованиям самоподобные множества.
– Э-э, – раскрыла было рот Саша, но Френсис поспешно добавил:
– Как снежинка, например. К каждой длинной палочке крепятся полные подобия снежинки, только меньших размеров, а к их кончикам – еще меньше, и так до бесконечности.
– Понимаю.
– Это называется итерация. Формула как бы зацикливается сама на себе, перестает развиваться и превращается…
– В мочалку! – воскликнула Саша и хлопнула в ладоши.
– В мочалку? Почему в мочалку? – недоуменно переспросил англичанин.
– Так Чумазуля говорит: серая мочалка. А что?
– Гм-м, возможно, где-то как-то… Впрочем, неважно! Так вот, что касается самого мира – мы его не видим, а воспринимаем разумом, он нам только кажется. Вернее, представляется таким. Можно сказать, что он нематериален. Нас окружают одни живые формулы, находящиеся в постоянном движении. Есть формулы низкоорганизованные – то, что мы воспринимаем как сам мир, а есть высокоорганизованные – организмы. К примеру, Они или мы с тобой.
– Я тоже формула? – не поверила Саша.
– Тоже.
– А вы?
– Тем более.
– Почему «тем более»?
– Потому что я давно стал частью Их мира, а ты только соприкоснулась с ним, ты еще не вплелась в его бесконечно многообразный узор, образно выражаясь. Но это произойдет окончательно и бесповоротно через пару недель, если мы не изыщем возможность вернуть тебя домой. Позже все будет бессмысленно.
– Почему?
– Потому что ты станешь частью Их мира и уже не сможешь существовать вне его. Неужели не ясно?
– Какой ужас! – вздрогнула Саша.
– Не время пугаться, нужно действовать, – одернул ее Френсис. – Если ты действительно Инженер, то тебе подвластны самые основы Их вселенной. Творцы могут воздействовать исключительно на переменные формул, усложнять их, ты же в силах менять законы преобразования, переписывать целиком.
От обилия информации у Саши уже кружилась голова. И еще девочке было страшно, но она постаралась обуздать страх и взять себя в руки.
– И что я должна делать?
– Бороться!
– С Ними? Но как?
– Они – часть мира, перестроив его, ты неминуемо повлияешь и на Них. Обычным Творцам такое не под силу.
– А Им?
– В известных пределах, но они сами формулы, по сути, очень простые, и потому возможности Их ограничены. Ты же находишься над Ними – таковыми были Инженеры!
– Вот вы говорите, бороться, а если Они нас сейчас слышат? Придут и устроят нам.
– Не говори глупостей, девочка! Мы отделены от остального мира стеной поляризованной вырожденной материи. Чувствуешь, какие холодные стены и пол? Но они вовсе не холодные, а просто-напросто жадно поглощают наше тепло, высасывают из нас энергию, жизненные силы. То же самое происходит с другой стороны. Они не могут ни видеть нас, ни слышать, ни ощущать.
– И что же тогда я могу сделать?
– Стены изолятора – тоже формулы, очень жадные и ненасытные.
– И?
– Господи, неужели непонятно? – воскликнул Френсис. – Ты должна изменить их, придать иные свойства, обойти закон, не дающий им меняться.
Саша в сомнении коснулась стены пальцами. Стена была прочная, гладкая и холодная – самая обычная, на ощупь похожая на матовое стекло. Как можно повлиять на стену? Сделать ее из ваты? Или превратить в лед, а потом разбить? А может, просто заставить исчезнуть? Просто… Легко сказать! Но вот сделать…
– Ну же, чего ты медлишь? – Англичанин нетерпеливо подбодрил Сашу.
– Я думаю.
– Правильно, думать всегда надо. Но сейчас не совсем подходящий момент – теперь нужно действовать!
– Хорошо, я попробую, – сдалась Саша, хотя не ощущала в себе сил бороться со стеной. Да и глупо как-то. И что она, собственно, должна делать? Приказывать стене? «Эх, была не была!»
Саша закрыла глаза и вновь коснулась ладонью стены: «Стань тонкой и прозрачной, тонкой и прозрачной. Я хочу, чтобы ты стала тонкой, я приказываю тебе!». Девочка открыла глаза, ничего не изменилось. Непроглядная темнота по-прежнему окружала ее, а от стены все также тянуло холодом.
– Не получается, – пожаловалась она.
– М-да, – задумчиво протянул англичанин. – Может, Они ошиблись, и ты вовсе не Инженер?
– Тогда зачем меня сюда посадили?
– Вероятно, чтобы свести меня с ума – чем не версия?
Саша надулась и замолчала, потом прислонилась спиной к стене и медленно сползла по ней на пол. Вредный англичанин больше не проронил ни звука, казалось, он заснул. Ну и черт с ним! Глупости все это, выдумки – живые формулы, стены-вампиры и несуществующие существа. Лучше уж сразу замерзнуть и не мучиться. Саша где-то читала, что от сильного холода люди засыпают и больше не просыпаются, тихо и незаметно переходя в другой мир. Лучше уж так, чем терпеть лишения в темной камере, слушая бредни сумасшедшего, или всю жизнь выдумывать чудесные миры для восковых чудищ.
Глава 13
Несмотря на Букин пессимизм, у дома Черныша собралось десять ребят разных возрастов. Девочки и мальчики выглядели по-разному: одни опрятные чистюли в костюмчиках и платьицах с иголочки, другие придерживались неряшливого стиля, подобно Буке или Чумазуле. Но все как один они выражали нетерпение и непонимание по поводу общего сбора. Последними прибыли Рыжик, как всегда в виде дракона, и Чумазуля в пузыре, посланном за ней.
Как только пузырь коснулся земли и лопнул, Чумазуля с кулаками накинулась на Буку.
– Так это ты, да, ты? Опять твои идиотские шуточки! А если бы он лопнул? Дурак набитый!
Несильные удары кулачками в грудь нисколько не подействовали на Буку. Он стоял, прямой как жердь, и широко улыбался.
– Привет! – сказал он, когда Чумазуля взяла передышку. – Я тоже рад тебя видеть.
– А вот я нисколечко не рада, – вспыхнула Чумазуля. – Ни капельки! Я бы посмотрела, как ты радовался, если бы тебя съела пузырилла и потащила неизвестно куда.