ких резких движений и большой скорости, иначе Мишка точно не совладает с вредным аппаратом. Руки от напряжения вспотели и немного подустали, и Мишка медленно опустил вертолет на землю, правда, не совсем аккуратно, так, что у пассажиров клацнули зубы.
– Почему мы опять на земле? – протиснулся к пилотским креслам Черныш. – Что-нибудь не так?
– Отдохнуть надо. Устал с непривычки.
– Правильно, торопиться не следует, – поддержал Черныш.
– А я бы лучше на пузыре, – сказал Бука и выбрался из вертолета. – Ноги немного разомну, – пояснил он, старательно скрывая дрожь в голосе и в ногах. – Нет, серьезно! Думаете, я испугался?
Никто не засмеялся. Тут уж любой перетрусит, даже самый отважный, первый раз в жизни забравшись в многотонную летающую железяку, которой к тому же управляет мальчишка, впервые севший за штурвал.
– А далеко лететь? – спросил Мишка.
– Туда, – ткнул пальцем в небо Черныш. – Видишь, вон там нечто вроде облачного острова?
– Значит, Саша там?
– Думаю, да.
– Думаешь?
– Кто может знать наверняка? Да и где ей еще быть?
– Ладно, сейчас передохну и полетим.
– Ты, главное, не торопись и не нервничай. – Черныш ободряюще похлопал Мишку по плечу.
– Постараюсь. – Мишка смущенно выдавил благодарную улыбку.
С вертолетом вышла глупейшая затея – сейчас он это понимал очень отчетливо. Здесь нужны были знания и опыт пилота. А кто такой Мишка со своими шестью классами за плечами? Ну что стоило придумать автопилот? Задал ему, куда лететь – и никаких проблем! Впрочем, что мешает придумать его сейчас?
Мишка закрыл глаза и стал сосредоточенно думать об автопилоте, не переставая повторять про себя: «Только бы получилось, только бы все вышло как надо, только бы…»
Саша проснулась оттого, что жутко замерзла. Девочка с трудом приподнялась и попыталась встать, но руки и ноги плохо слушались. Пришлось долго разминать их, массируя. Нет, нужно что-то делать, подумала Саша, с третьей попытки все же поднявшись с пола. Одеревеневшие ноги кололи тысячи маленьких ледяных иголочек, и идти удавалось с трудом, но Саша заставила себя сделать несколько шагов. Дело постепенно пошло на лад. Ощущение сильного озноба немного прошло, но это нисколько не придало бодрости – ведь не будешь же часами стоять, придется когда-нибудь опять сесть и даже лечь. Значит, она должна придумать, как отсюда выбраться в ближайшее время. Интересно, как англичанин так долго преспокойно сидит на полу? Саша замерла, вслушиваясь в тишину.
– Здесь я, здесь, – отозвался из темноты Френсис, словно догадался, о чем думает Саша. – Замерзла?
– Уж-жасно! – честно призналась Саша, обхватив себя руками и притопывая на месте. – А вы разве нет?
– Для меня холод уже не существен, и жизненной энергии во мне кот наплакал, как у вас говорят, – горько усмехнулся англичанин. – А вот тебе сначала придется несладко, но вскоре ты почувствуешь, что мерзнешь меньше, а потом и вовсе не будешь ощущать холода.
– Раньше я заб-болею и умру.
– Вряд ли. Здесь нет вирусов и бактерий, а холод, честно говоря, тебе только чудится.
– Как же ч-чудится, если я й-его чувствую! – Сашу передернуло.
– Я тебе уже объяснял: ты чувствуешь не рецепторами, а мозгом.
– Все равн-но холодно, – проворчала Саша.
– Но если ты хочешь согреться, то должна научиться управлять реальностью.
– Я уже пробовала. Вы же с-сами видели.
– Попробуй еще! А потом еще раз! Нет, что за молодежь такая пошла – не получается, ну и ладно. Никакого упорства, стремления к самосовершенствованию и уверенности в себе.
– Но я правда не понимаю, что должна делать. – Саша до глубины души была возмущена выговором, даже мерзнуть перестала – подумаешь, целеустремленный и уверенный нашелся!
– Для начала ты должна осознать, что мир, окружающий тебя, нематериален. Ни я, ни изолятор, ни его стены на самом деле не существуем в том понимании, в котором ты привыкла все воспринимать.
– Ну как же вы не существуете, если я разговариваю с вами! И потом, стена – вот она. – Саша приблизилась к стене и похлопала по ней ладонью. – Я ее чувствую.
– Твои ощущения подобны сну. Во сне ты можешь разговаривать с людьми, видеть их, ощущать предметы, но сон все равно останется сном – все твои ощущения и видения порождает мозг.
– Значит, я сплю? – засомневалась Саша: может, и вправду она спит, а все это ей только чудится?
– Я сказал: подобны сну. Ты не спишь, но ты и не бодрствуешь. Не знаю, как объяснить, чтобы тебе стало понятно. – Френсис завозился на полу, меняя позу и тем самым давая себе время на размышления. – Твой мозг как бы напрямую подключен к… генератору реальности, что ли. Генератором управляют Они и Законы Их мира, сформированные еще Инженерами.
– Значит, это все ненастоящее?
– В каком-то смысле, настоящее, но не в том, в котором ты привыкла воспринимать его. Здесь нет предметов, нет людей, нет вообще ничего, привычного нам, здесь роль материи исполняют математические формулы, очень сложные и изменчивые, с миллионами, даже миллиардами переменных. Они неким образом связаны с нашим сознанием и управляют им, а сознание, в силу своих возможностей, управляет ими. Связь очень тонкая, и не все люди способны на нее, поэтому мы, Хранители, приходим на Землю и отбираем людей, способных чувствовать этот мир – то наша работа. Ключ, или хрустальный замок, – тонкий прибор, способный вернуть нам на недолгий срок материальную оболочку, и одновременно он притягивает взгляды, манит людей, одаренных редкой способностью – только они могут увидеть ключ. Он притягивает к себе их внимание, подобно тому, как ослепляющий свет маяка заставляет перелетных птиц лететь на смерть. Да, именно так…
Мы нематериальны, но ты еще имеешь высокий запас энергии своего мира, не успевшей преобразоваться в здешнюю материю, и потому ты пока существуешь как материальное тело, но твой мозг уже выдает ложь за правду, мнимое за действительное, а твои рецепторы молчат, ибо им просто нечего ощущать.
– И… и что же мне делать?
Саша была сражена сказанным. Она верила и не верила одновременно, хотя и не все поняла. Но суть уловила: скоро, если все оставить как есть, ее не станет, и от нее останутся одни бездушные формулы. А формулой, пусть и очень сложной, Саше становиться вовсе не хотелось.
– Сопротивляться! Осознать, почувствовать невидимую связь, нащупать нужные ниточки и дергать за них на свой лад, образно выражаясь.
– Но если стен на самом деле не существует, почему вы не сбежите?
– Ты так ничего и не поняла, – с горечью в голосе пробормотал англичанин. – Они существуют, пока существует Закон – именно он ограничивает мои возможности, и я не в силах изменить его. Закон не позволяет мне отринуть стены, пусть я и понимаю рассудком, что их нет. Но Инженеры не скованы рамками Закона, они находятся над ним, и могут менять его, конечно, до определенных пределов – Инженерами тоже управляет Закон, только высшего порядка. Но есть и еще одно: побег для меня бессмыслен – куда бежать, и зачем? Я давно утратил вкус жизни, лучше уж в тишине и покое медленно раствориться в бытие. Пусть это будет карой за совершенные мной грехи.
Англичанин замолк, а Саша все ожидала, когда же он продолжит говорить. Но Френсис молчал, погрузившись в себя, и девочка не решилась его побеспокоить. Она долго обдумывала сказанное англичанином, пытаясь понять, что же ей следует предпринять. Понять связь можно, но ощутить ее, да еще какие-то формулы – поди разберись, что к чему!
Сон… Если она спит, то нужно постараться проснуться. Саша ущипнула себя – больно. Значит, она не спит. А вдруг спит? Саша не помнила, приходилось ли ей ощущать боль во сне. Страх ощущала, радость, горе – но все это лишь нематериальные, выражаясь языком Френсиса, ощущения, чувства. Боль же – нечто физическое.
Саша вспомнила, как однажды ей приснился кошмар, и она проснулась, вскрикнув. А после боялась заснуть, ожидая продолжения страшного сна. И тогда ей пришло на ум, что можно придумать хороший конец сна, совсем нестрашный и смешной. Она так и поступила, обратив кошмар в шутку, и ей и вправду приснился совсем другой сон. Выходит, снами можно управлять, и потому стоило попробовать.
Подобные размышления придали девочке уверенности в собственных силах. Саша закрыла глаза и постаралась нарисовать в голове мрачную камеру с ледяными стенами. В камере не было ни окон, ни лежанок, ни даже кучи прелой соломы – голый пол, и ничего больше. Вот тут, на полу, совсем рядом, сидит худой, изможденный человек, разочаровавшийся в жизни. Его осунувшееся лицо с запавшими глазами ничего не выражает. Узник уверен в тщетности Сашиных попыток выбраться на волю, он сидит здесь очень давно и знает, что стены реальны. Но это не так. Стены ему лишь кажутся, так же, как многие люди живут в стенах собственных страхов, предубеждений и неверия, боясь шагнуть за них. А ведь за ними прекрасный солнечный мир, полный счастья и радости!
Саша вытянула перед собой руки и сделала шаг, а за ним еще один, и еще. Стены перед ней не было, зато сквозь смеженные веки в глаза ударил яркий свет. Саша осторожно приоткрыла глаза. После кромешной тьмы, солнечный свет казался нестерпимо болезненным. Девочка прищурилась, смаргивая невольные слезы, и прикрыла глаза ладонью на манер козырька. Обернулась. Позади нее уносилась ввысь прочная каменная кладка дворцовой стены. Саша коснулась ее – теплая шершавая поверхность плохо отшлифованного камня казалась вполне реальной. Но ведь она только что прошла сквозь нее! Выходит, Френсис был прав: здесь нет ничего незыблемо-реального, только фантомы, невероятно реалистичные, но все же. Иначе как объяснить происшедшее? И достаточно было поверить в отсутствие стены, как она переставала быть монолитной, превращалась в призрачную преграду, хотя и продолжала оставаться стеной.
«Тебя на самом деле нет, ты – мираж», – сказала Саша стене и вновь коснулась ее пальцами. От легкого прикосновения по каменной кладке кругами побежали вязкие волны, но теперь пальцы не ощутили никакой преграды и вошли в камень, словно в пустоту. Саша отдернула руку, с замиранием сердца наблюдая, как затухают мелкие волны. Еще несколько секунд, и от них не осталось и следа. Можно было попробовать войти в стену еще раз – Сашу так и тянуло попробовать, – но девочка отступила от нее. Стена подождет, а англичанина Саша вызволит чуть позже. Нужно сначала оглядеться.