«Я жил в Новом Орлеане до 20 июня 1855 года, когда направился в Акапулько, чтобы предложить мои услуги в военных действиях, которые вели дон Хуан Альварес и дон Игнасио Комонфорт против тиранического правительства дона Антонио Лопес-де-Санта-Анны. Я совершил мое путешествие через Гавану и Панамский перешеек и прибыл в порт Акапулько в конце июля. Мое решение было принято в связи с заявлением Санта-Анны, согласно которому изгнанники могли вернуться на родину только при условии, если они заявят под присягой, что подчиняются и признают его тиранический режим. Как только это заявление дошло до моего сведения, я обратился к моим товарищам по изгнанию, а тем, кто жил за пределами Нового Орлеана, я написал письмо с призывом вернуться на родину, но не на унизительных условиях тирана, а для участия в революции против него с целью установления правительства, которое обеспечило бы нации справедливость, свободу и равенство. Мое предложение приняли дон Мельчор Окампо, дон Хосе-Мария Мата, дон Гуадалупе Монтенегро, дон Понсиано Арриага и все остальные. Все они решили перейти границу в районе штата Тамаулипас, я же направился в Акапулько».
Так закончилась эмигрантская жизнь Хуареса в Новом Орлеане. Это был, пожалуй, самый тяжелый и безрадостный период в его жизни. Находясь вдали от родины и семьи, во враждебном окружении рабовладельцев, люто ненавидевших Мексику, Хуарес не терял веры в будущее своей страны. Теперь, наконец, он снова на родной земле и снова может включиться в борьбу против темных сил, властвовавших над Мексикой…
ПЕРВЫЕ ШАГИ РЕВОЛЮЦИИ
Акапулько Хуарес не застал Комонфорта, который находился на севере страны. Не теряя времени, дон Бенито направился в штаб-квартиру армии генерала Хуана Альвареса, расположенную в нескольких десятках километров от Акапулько, в селении Текста. В пути он попал под ливень, что заставило его сменить промокшую одежду на белые полотняные штаты и накидку-пончо. В этом типично индейском одеянии Хуарес прибыл в Тексту, где его встретил сын главнокомандующего Армии восстановления свободы полковник Дьего Альварес. Хуарес назвался, но его фамилия, весьма распространенная в Мексике, не произвела на полковника впечатления. Приняв Хуареса за простого индейца, дон Дьего спросил:
— Что вам угодно?
— Здесь сражаются за свободу, я явился к вам, чтобы предложить свои услуги.
Вид 49-летнего Хуареса, выглядевшего значительно старше своих лет после голодных дней в Новом Орлеане и утомительного пути, явно не вызвал энтузиазма у полковника. Таких индейцев являлось множество к Альваресу, но стариков, да к тому же без оружия, в партизаны не принимали.
— Что вы умеете делать?
— Я знаю грамоту, умею писать.
— Тогда другое дело, я доложу о вас главнокомандующему.
Генерал Альварес поручил пришельцу готовить ответы на письма, поступавшие в штаб-квартиру.
Генерал и его сын были несказанно удивлены, когда некоторое время спустя к ним поступил пакет от Окампо, адресованный «лисенсиату дону Бенито Хуаресу»- Неужели этот старательный индеец и есть тот самый знаменитый дон Бенито Хуарес, бывший губернатор Оахаки, которого так ненавидел Санта-Анна?
Последовала новая беседа полковника с Хуаресом.
— Здесь имеется пакет, адресованный, судя по всему, вам. Разве вы лисенсиат?
— Да, сеньор.
— Значит, вы бывший губернатор Оахаки?
— Да, сеньор.
— Почему же вы мне не сообщили об этом сразу?
— Зачем? Мое прошлое в данном случае не имеет никакого значения.
Этот эпизод, рассказанный впоследствии самим полковником Дьего Альваресом в своих воспоминаниях, весьма типичен для Хуареса. Но в данном случае Хуаресом двигало не только характерное для него чувство скромности, но и опасение, что его ученый титул лисенсиата и слава бывшего губернатора могут в какой-то степени стеснить главнокомандующего, старого партизана, не особенно доверявшего профессиональным политикам. Опасения Хуареса оказались напрасными. Хуан Альварес, узнав подлинное лицо своего писца, не преминул его назначить своим секретарем и политическим советником.
Назначение было весьма своевременным, ибо Альварес действительно нуждался в толковых советах при сложности политических событий в Мексике. Пятнадцать дней спустя после прибытия Хуареса в штаб Альвареса его «светлейшее высочество» Санта-Анна бежал из столицы в Веракрус. По дороге он отрекся от своего титула, назначив преемником одного из своих дружков, генерала Карреру. Вскоре он покинул Мексику, направившись в Венесуэлу, где приобрел заблаговременно крупное поместье. Каррера же высказался в поддержку «плана Аютли» и обратился к Альваресу с предложением о сотрудничестве. Он даже назначил Хуареса губернатором Оахаки. Но Хуарес с негодованием отверг назначение и предупредил главнокомандующего, что Каррера и другие приближенные узурпатора «решили примкнуть к революции с тем, чтобы погубить ее, спасти свои должности и избежать наказания за свои преступления. Они рассчитывают воспользоваться жертвами патриотов, которые боролись за освобождение своей родины от клерикальной и военной тирании, возглавляемой доном Антонио Лопес-де-Санта-Анной». Генерал Альварес последовал совету Хуареса, потребовав немедленной отставки Карреры и направился во главе Армии восстановления свободы, состоявшей в основном из индейских партизанских отрядов, к столице.
Против Карреры выступило и трудящееся население Мехико. Противники узурпатора напали на его дворец, сожгли кареты бежавшего диктатора, а останки его ноги изъяли из кафедрального собора и выбросили на помойную яму. Походя были разгромлены редакции консервативных газет. Каррера бросил армейские части на подавление беспорядков. Но армия уже ему не повиновалась, и он бежал из столицы вслед за своим покровителем Санта-Анной.
По мере приближения Альвареса к Мехико на его сторону переходили все новые и новые провинции. В начале октября в городе Куэрнаваке, на подступах к столице, Альварес по совету Хуареса созвал хунту представителей всех штатов, поручив ей избрать временного президента. Большинство членов хунты принадлежало к левым либералам. Ее председателем был назначен старый либеральный каудильо Валентин Гомес Фариас, а секретарем — Хуарес, он же представлял в хунте свой родной штат Оахака. В хунту вошел также возвратившийся из США Мельчор Окампо и другие активные борцы против режима Санта-Анны. Хунта единогласно избрала временным президентом республики генерала Хуана Альвареса, который образовал правительство из четырех человек в составе: Мельчора Окампо — министра внутренних и иностранных дел, Игнасио Комонфорта — военного министра, Гильермо Прието — министра финансов, и Бенито Хуареса — министра юстиции, церковных дел и народного образования. Впервые в Мексике главой государства и министром кабинета стали индейцы.
Новое правительство созвало учредительное собрание. Избирательный закон, автором которого был Хуарес, впервые в истории республики лишал духовенство избирательных прав и представительства в выборных органах. «Печальный опыт убедил нас, — писал по этому поводу Хуарес в своих воспоминаниях, — что духовенство из-за невежества или из хитрости считало себя в конгрессах представляющим только свой собственный класс и противилось принятию любых мероприятий, направленных на искоренение несправедливостей и благоприятствующих рядовым мексиканцам. В этих условиях интересы общественного блага требовали лишить духовенство избирательных прав».
Хуарес пошел еще дальше. Он подготовил закон о судопроизводстве, носящий его имя, лишавший духовенство и офицерский корпус «фуэрос» — особых прав и привилегий, которыми они пользовались с колониальных времен. Закон упразднял специальные церковные и военные суды и обязывал духовенство и офицеров платить государственные налоги наравне со всеми гражданами. При поддержке Альвареса этот закон был одобрен правительством. 25 ноября 1855 года, пять дней спустя после своего вступления в Мехико, новое правительство устроило чистку офицерского корпуса, уволив из него 800 генералов и офицеров, наиболее отъявленных реакционеров, которые были отданы под надзор полиции. В противовес прежней преторианской армии правительство приступило к формированию Национальной гвардии из плебейских элементов во главе с деятелями левого крыла либеральной партии.
Крупная буржуазия, помещики, церковники и реакционное офицерство, не располагая силами для открытого выступления против правительства, делали ставку на его наименее стойкого члена — Игнасио Комонфорта, придерживавшегося умеренных взглядов и выступавшего против реформистских устремлений Хуареса и других левых либералов. Реакция, в совершенстве владевшая искусством пленения колеблющихся, нестойких, тщеславных, падких на лесть и деньги элементов, стала обхаживать и превозносить до небес Комонфорта, толкая его на смещение Альвареса под предлогом, что именно он, Комонфорт, а не Альварес, неотесанный и безграмотный индеец, является подлинным лидером движения, свергнувшего Санта-Анну. Одновременно они направили свой огонь и против другого индейца — Хуареса. Церковная иерархия объявила его еретиком и пригрозила предать анафеме всех, кто подчинится закону, носившему его имя.
Маневры реакции имели успех. Комонфорт поддался влиянию врагов правительства и стал оказывать все большее сопротивление осуществлению прогрессивной программы левых либералов. Правительство было вынуждено уйти в отставку. Альварес отставки министров не принял. Однако вспыльчивый Окампо отказался вернуться в правительство, в котором остались Комонфорт, Прието и Хуарес. «Меня, — вспоминал впоследствии Хуарес, — заставила остаться на своем посту надежда, что, пребывая в правительстве, я буду иметь возможность осуществить одну из многих реформ, способствующих улучшению условий общества, оправдав таким образом жертвы, которые принес народ, свергнув угнетавшую его тиранию». Хуарес стремился, как он писал, к осуществлению реформ во всех областях общественной жизни, справедливо считая, что свержение Санта-Анны и приход к власти правительства Альвареса, не связанного какими-либо обязательствами с эксплуататорскими классами, создавали предпосылки для реализации «социальной революции».