– Нет.
– Это я во всем виновата, да?
– Чушь. Как насчет того, чтобы выпить еще капельку виски?
Она налила мне еще.
– Я бы на твоем месте сегодня много не пила.
– Я не буду, – пообещал я. – Пожалуй, я не отказался бы от рыбы на завтрак. И поскольку с заботами, похоже, на некоторое время покончено, ты могла бы попросить привести снизу нашего нерадивого сторожевого пса. А также сказать телефонистке, чтобы ни с кем не соединяла: возможно, будут звонить газетчики.
– Что ты собираешься сказать полиции по поводу пистолета Дороти? Ведь тебе придется им что-то сказать, верно?
– Пока не знаю.
– Скажи мне правду, Ник: я очень глупо себя вела?
– В самый раз, – я покачал головой.
– Ах, ты гадкий грек, – рассмеявшись, сказала она и направилась к телефону.
IX
Нора говорила:
– Ты просто выпендриваешься, вот и все. И ради чего? Я и так знаю, что пули от тебя отскакивают, совсем не нужно мне это доказывать.
– Мне вовсе не повредит, если я встану.
– Тебе также не повредит, если ты полежишь в постели хотя бы один день. Доктор сказал...
– Если бы он что-нибудь понимал в медицине, то вылечил бы сначала свой насморк. – Я сел и спустил ноги на пол. Аста пощекотала их языком.
Нора принесла мои тапки и халат.
– Ну, хорошо, герой, вставай и истекай кровью на ковре.
Я осторожно встал на ноги; если бы я не делал резких движений левой рукой и держался подальше от передних лап Асты, похоже, все было бы в порядке.
– Ты сама посуди, – сказал я. – Мне не хотелось, связываться с этими людьми – до сих пор не хочется – и много ли пользы это нам принесло? В общем, я не могу так просто плюнуть на все, что произошло. Мне нужно разобраться.
– Давай уедем отсюда, – предложила она. – Поедем на Бермуды или в Гавану на недельку-другую, или же вернемся на Побережье.
– Мне все равно пришлось бы рассказать полиции какую-нибудь историю про то, откуда у меня пистолет. А вдруг окажется, что это именно тот пистолет, из которого ее убили? Если они еще не знают, то скоро узнают.
– Ты правда думаешь, что это тот пистолет?
– Я просто гадаю, дорогая. Сегодня мы пойдем к ним на ужин и...
– Никуда мы не пойдем. Ты что, совсем спятил? Если тебе нужно кого-нибудь увидеть, пусть он сам сюда приходит.
– Это не одно и то же. – Я обнял ее. – Не волнуйся из-за этой царапины, со мной все в порядке.
– Ты выпендриваешься, – сказала она, – тебе хочется показать людям, что ты – герой, которого не остановят никакие пули.
– Не будь врединой.
– Я буду врединой. Не допущу, чтобы ты... Я закрыл ей рот ладонью.
– Мне нужно взглянуть на Йоргенсенов, когда они вместе и у себя дома, мне нужно повидать Маколэя, а еще мне нужно поговорить со Стадси Берком. В последнее время мне слишком часто наступали на мозоль. Я должен кое в чем разобраться.
– В тебе столько дурацкого ослиного упрямства, – пожаловалась она. – Ну что ж, сейчас еще только пять часов. Полежи, пока не придет пора одеваться.
Я удобно устроился в гостиной на диване. По нашей просьбе снизу принесли газеты. Морелли, похоже, стрелял в меня (дважды согласно одной из газет и трижды согласно другой), когда я попытался арестовать его за убийство Джулии Вулф, и состояние мое было настолько критическим, что о посетителях или о переезде в больницу не могло быть и речи. В газетах напечатали фотографии Морелли и одну мою, тринадцатилетней давности, где я был снят в прелестной забавной шляпе в те дни, когда, как мне припоминалось, работал над делом о взрыве на Уолл-Стрит. Остальные статьи об убийстве Джулии Вулф были, по большей части, довольно неопределенными. Мы как раз читали их, когда пришла наша постоянная юная посетительница Дороти Уайнант.
Я услышал ее болтовню еще у двери, когда Нора ей открыла:
– Они ни за что не хотели сообщать вам о моем приходе, поэтому я прошмыгнула тайком. Пожалуйста, только не прогоняйте меня. Я буду помогать ухаживать за Ником. Я буду делать все, что угодно. Пожалуйста, Нора.
Норе, наконец, удалось вставить слово:
– Проходи в комнату.
Дороти вошла и выпучила на меня глаза.
– Н-но в газетах писали, что вы...
– Неужели я похож на умирающего? Что с тобой случилось? – ее распухшая нижняя губа была рассечена, на одной скуле был синяк, на другой щеке – две царапины от ногтей, а глаза покраснели и опухли.
– Меня мама побила, – сказала она. – Посмотрите. – Она бросила пальто на пол, оторвала от платья пуговицу, вытащила из рукава одну руку и, чуть приспустив платье, показал мне спину. На руке у нее темнели синяки, а всю спину крест-накрест пересекали длинные красные рубцы от ремня. Она заплакала.
– Вот видите? Нора обняла ее.
– Бедняжка.
– За что она тебя побила? – спросил я.
Она отвернулась от Норы и опустилась на колени возле моего дивана. Подошла Аста и принялась ее обнюхивать.
– Она подумала, что я приходила... приходила к вам разузнать насчет отца и Джулии Вулф. – Речь ее прерывалась рыданиями. – Она сама за этим сюда и приходила... чтобы узнать... и решила, с ваших слов, что я пришла по другому поводу. Вы... вы внушили ей – так же, как и мне, – будто вам нет дела до случившегося, и все было в порядке, пока мама не увидела сегодняшние газеты. Тогда она поняла, что вы лгали, будто не имеете с этим делом ничего общего, и начала меня бить, чтобы я призналась, о чем вам здесь наболтала.
– И что ты ей сказала?
– Что я могла ей сказать? Я не могла... рассказать ей про Криса... ничего не могла рассказать.
– А он присутствовал при этом?
– Да.
– И позволил ей так тебя избить?
– Но он... он никогда ей не мешает.
Я обратился к Норе:
– Ради бога, давай что-нибудь выпьем!
– Сию минуту, – сказала Нора, подняла пальто Дороти, повесила его на спинку стула и направилась в кладовую.
Дороти сказала:
– Пожалуйста, позвольте мне остаться здесь, Ник. Я не буду обузой, честное слово, к тому же вы сами говорили, что мне лучше уйти от них. Вы ведь помните, что говорили, а мне больше некуда идти. Ну пожалуйста!
– Успокойся. Над этим надо поразмыслить. Видишь ли, я сам боюсь Мими не меньше твоего. А что, по ее мнению, ты должна была мне рассказать?
– По-видимому, она знает, что-то о... об убийстве и думает, будто я тоже знаю... Но я не знаю, Ник, клянусь, что не знаю!
– Здорово ты мне помогла, – пожаловался я. – И все же послушай, сестричка: кое-что ты, тем не менее, знаешь, вот с этого мы и начнем. Выкладывай все с самого начала, в противном случае я не играю.
Она сделала движение, будто собиралась перекреститься.
– Клянусь, я все расскажу.
– Вот и отлично. А теперь давай выпьем. – Мы взяли у Норы по стакану. – Ты сказала ей, что уходишь?
– Нет, я ничего не сказала. Может быть, она и не знает еще, что меня нет в моей комнате.
– Это уже несколько лучше.
– Вы не заставите меня вернуться? – заплакала она.
Держа в руках стакан, Нора сказала:
– Ребенку нельзя там оставаться, Ник, если ее так бьют.
– Тс-с-с. Я не знаю, – сказал я. – Я подумал, что раз уж мы едем туда ужинать, то Мими лучше не знать о...
Дороти уставилась на меня, полными ужаса, глазами, Нора сказала:
– Не думай, что теперь тебе удастся заставить меня туда поехать.
Затем Дороти быстро проговорила:
– Но мама не ждет вас. Я даже не знаю, будет ли она дома. В газетах написали, будто вы при смерти. Она думает, что вы не приедете.
– Тем лучше, – сказал я. – Мы увидим их.
Она приблизила ко мне побледневшее лицо, в возбуждении расплескав на мой рукав немного виски.
– Не ездите. Вам нельзя сейчас туда ехать. Послушайте меня. Послушайте Нору. Вам нельзя ехать. – Она повернула бледное лицо и взглянула на Нору. – Правда? Скажите ему, что нельзя.
Нора, не отрывая взгляда темных глаз от моего лица,
сказала:
– Погоди, Дороти. Ему, должно быть, виднее, что лучше. В чем дело, Ник?
Я скорчил ей гримасу.
– Я просто иду на ощупь. Если вы говорите, что Дороти останется здесь – пусть остается. Думаю, она может спать с Астой. Но во всем остальном вам придется оставить меня в покое. Я не знаю, что буду делать, потому что не знаю, что делают со мной. Мне нужно выяснить. И я должен выяснить это тем способом, каким мне удобно.
– Мы не будем вмешиваться, – сказала Дороти. – Правда, Нора?
Ничего не ответив, Нора продолжала смотреть на меня.
– Где ты взяла тот пистолет? – спросил я. – И на сей раз давай без беллетристики.
Дороти облизнула губы, лицо ее порозовело. Она откашлялась.
– Смотри мне, – сказал я. – Если расскажешь очередную небылицу, я позвоню Мими, чтобы она приехала и забрала тебя домой.
– Дай ей шанс, – сказала Нора. Дороти опять откашлялась.
– Можно... можно, я расскажу вам о том, что случилось со мной в раннем детстве?
– Это имеет какое-то отношение к пистолету?
– Не совсем, однако это поможет вам понять, почему я...
– Не сейчас. Как-нибудь в другой раз. Где ты взяла пистолет?
– Зря вы не даете мне рассказать. – Она опустила голову.
– Где ты взяла пистолет?
Голос ее был едва слышен.
– У мужчины в баре.
Я сказал:
– Я знал, что в конце концов мы докопаемся до правды.
Нора нахмурилась и покачала головой, а я продолжил.
– Ну хорошо, предположим, так оно и было. В каком баре?
Дороти подняла голову.
– Я не знаю. Кажется, это было на Десятой авеню. Ваш приятель, мистер Куинн, наверное, знает. Это он меня туда привел.
– Ты встретилась с ним после того, как ушла вчера от нас?
– Да.
– Случайно, я полагаю?
Она с упреком посмотрела на меня.
– Я пытаюсь рассказать вам правду, Ник. Я пообещала ему встретиться в заведении под названием «Палма Клаб». Он написал мне адрес. После того, как я распрощалась с вами и Норой, мы встретились там и поехали по разным местам, и закончили все в том самом месте, где я взяла пистолет. Это было весьма сомнительное заведение. Спросите его, если не верите мне.