. Она стала для маленького Александра и первым учителем рисования.
С 1893 по 1898 год Александр занимался живописью и рисунком в Школе Общества поощрения художеств, где преподавала Екатерина Вахтер.
С 1898 по 1904 год Рубцов обучается в Санкт-Петербургской 8-й гимназии. По ее окончании за отличное поведение, прилежание и успехи в науках, и особенно в русской литературе, он был награжден серебряной медалью. «В детстве и юности я был неисправимым молчуном и имел привычку говорить так – в тех редких случаях, когда я должен был говорить, – что в России меня принимали за иностранца. Напротив, я научился прекрасно писать по-русски, без орфографических ошибок – случай довольно редкий, русская грамматика слишком сложна для выучивания в совершенстве»[509], – позднее вспоминал сам художник в своем «Дневнике»[510], который он вел на французском с 1906 года.
Большое участие в воспитании Александра принимал и близкий друг его крестной матери, профессор Академии художеств Ян Францевич Ционглинский[511]. Блестящий академический педагог, Ционглинский был также известен как один из первых русских импрессионистов, заядлый путешественник, любитель экзотических стран. Вместе с Вахтер и Ционглинским юный Рубцов путешествовал по России и Европе. Впервые будущий художник-ориенталист ощутил очарование Востока еще в шестнадцатилетнем возрасте, когда он провел месяц в Крыму. Вероятно, именно Ционглинскому Рубцов обязан выбором творческой профессии и серьезной технической подготовкой, определившей его блестящие результаты при поступлении в Академию художеств (Рубцов оказался первым в списке зачисленных в 1904 году). В Академии будущий художник занимался под руководством того же Ционглинского. Ему довелось также обучаться рисунку у одного из столпов академического рисования – Павла Петровича Чистякова.
В 1906 году Рубцов был определен в мастерскую профессора Д. Н. Кардовского, считавшегося одним из лучших академических педагогов той поры, где занимался вместе с известными впоследствии русскими художниками Василием Шухаевым и Александром Яковлевым. Рубцов успешно проходит обучение и заслуживает одобрение педагогов – в архивном документе о приобретении академическим музеем его картины 1909 года «Марьино» указано, что ее автору «заявлена похвала». На отчетных академических выставках он представляет работы, относящиеся преимущественно к жанру интерьера.
В студенческие годы Рубцов проводил большую часть свободного от академических занятий времени в имении князей Голицыных Марьино, где находилась большая художественная коллекция. Марьино было расположено в 75 км от Петербурга, по соседству с усадьбой родных Рубцова. Большинство его академических картин было написано там и изображает интерьеры имения, как, например, уже упоминавшаяся «Желтая гостиная в имении Марьино» (1910). Кроме семьи Голицыных, к которой художник был близок, ему оказывала покровительство великая княгиня Мария Павловна, бывшая в ту пору президентом Академии художеств. Рубцов посещал ее камерные вечера и светские рауты. Там молодой художник, естественно, мог быть представлен Николаю II, что породило бытующую до сих пор в Тунисе легенду о дружбе Рубцова с последним русским царем. Существенной частью жизни художника в петербургский период было посещение театров. Как и его аристократические покровители, Рубцов посещал спектакли театра Мишель, где играла французская труппа. Оперы Вагнера были другим сильным увлечением художника. На русские годы Рубцова приходится пик популярности музыки Вагнера в России. Вагнерианцев было много как в придворных, так и в академических кругах, то есть в той социальной среде, где вращался художник.
Наряду с первой – академически-учебной и второй – светски-театральной, для Рубцова существовала и третья жизнь, менее явная, но, возможно, более значимая для его дальнейшего творчества. Подобно многим молодым художникам, Рубцов увлекается новым искусством, входит в группу «Треугольник» и участвует в организованных ею выставках «Импрессионисты». Художники, объединявшиеся вокруг Николая Кульбина и называвшие себя импрессионистами, ориентировались в большей степени на искусство французского постимпрессионизма и символизм. Сложившаяся к тому периоду творческая манера Кульбина, сочетавшая работу на пленэре, эмоциональное восприятие пейзажа и стремление воспроизвести живописное ощущение света, безусловно, повлияла на Рубцова или совпала с его дальнейшими творческими устремлениями. Общение с молодыми художниками (в группу входили И. Школьник, Г. Якулов, М. Матюшин, Е. Гуро и др.), творчество которых отличалось необычайной стилевой пестротой, оказалось значимым для Рубцова, в дальнейшем свободно оперировавшего различными живописными манерами.
Но, в отличие от своего соученика первых академических лет Павла Филонова, будущего основателя системы аналитической живописи, и будущего классика петроградского авангарда Михаила Матюшина (также учившегося у Ционглинского, правда, вне академических стен, и, кстати, упоминающего о Рубцове в своих мемуарах[512]), Рубцов не собирается порывать с Академией, вероятно, из-за семейной близости к ней и определенных карьерных планов, которые начали успешно осуществляться.
В 1912 г. Рубцов проводит лето в Марьино, где подготавливает полотно «Интерьер стиля ампир», которое было удостоено гран-при на академическом конкурсе и принесло автору 1 ноября 1912 года звание художника по живописи и право на четырехлетнюю пенсионерскую поездку за границу.
Страны пребывания определялись самим пенсионером. В 1913 году он путешествует по Англии, Испании, заезжает в Танжер (Марокко), посещает Францию, Германию, Швейцарию. Работы интерьерного характера, созданные в первый год пенсионерской поездки, посвященный преимущественно знакомству с европейскими музеями и архитектурой, выполнены в кропотливой академической манере, для которой характерно повышенное внимание к детали. Уже в ходе этой поездки проявились черты, предвещающие будущего художника-ориенталиста: тщательное изучение мусульманского искусства во время путешествия по Испании, серьезный интерес к этнографическим коллекциям различных музеев. Краткое пребывание в Танжере пробудило желание вернуться в Северную Африку для постижения арабской жизни.
В конце 1913 года Рубцов возвращается в Петербург для организации посмертной выставки Ционглинского, умершего в январе 1913 года, и публикации книги высказываний учителя об искусстве. Во время краткого пребывания в Петербурге Рубцов также представляет в Академию творческие работы (2 картины и 100 небольших этюдов) и письменный отчет «Несколько слов о моей поездке за границу в 1913 году»[513], где подробно описаны его путешествия. Совет Академии считает нужным указать художнику, что характер его работы не соответствует задачам командировки. Рубцов был отправлен в заграничную поездку как исторический живописец, но за всю жизнь не написал ни одной исторической картины.
Книга «Заветы Ционглинского», изданная Рубцовым, состоит из 200 афоризмов[514]. В них отражены романтические представления о Жизни, Художнике и Красоте, получившие широкое распространение в европейской культуре со второй половины XIX века, и профессиональные представления о живописи, всегда существовавшие в среде живописцев, но сформулированные и широко распространившиеся лишь с появлением импрессионизма. Мировоззренческим и художественным принципам учителя Рубцов оставался верен всю жизнь. Разумеется, влияние Ционглинского на Рубцова не исчерпывается профессиональным определением, академической выучкой, любовью к французской живописи и постулатами «Заветов». Рубцову передалась от приемного отца и страсть к путешествиям, в том числе в экзотические страны. Кроме Франции и Центральной Европы, Ционглинский бывал в Италии, Испании, Палестине, Египте, Греции, Турции. Ционглинский в 1909 году был в тунисской части Сахары и в 1911 году в Тунисе. Возможно, выбор Туниса как основной страны пенсионерского пребывания также произошел не без влияния Ционглинского. Вероятно, и фрагментарный, этюдный характер многих произведений Рубцова, его любовь к портретному, пейзажному и архитектурно-пейзажному жанрам также в какой-то степени унаследованы от учителя.
В начале 1914 года художник покидает Россию, еще не подозревая, что уезжает навсегда. 1 апреля 1914 года Рубцов прибывает в Тунис. Сохранилась зарисовка Рубцова «Первое впечатление по приезде в Тунис», изображающая кусочек городского пейзажа тунисской столицы: арабские дома с плоскими крышами, экзотическую африканскую растительность и царящий надо всем полумесяц. В этом маленьком, лаконичном линейном рисунке символически отразилось все то, что так привлекало Рубцова в Тунисе: культура, природа и свет.
Интерес к передаче особенностей африканского освещения определил значимость для художника пейзажного жанра, иногда включавшего изображения архитектуры, руин и городские сцены. Хотя Рубцовым был выполнен ряд огромных картин, в том числе и пейзажей, его излюбленным жанром всегда оставался пейзажный этюд, любимым размером холста – небольшой. Свои пейзажи художник, как правило, подписывал с указанием изображенного места и датировал. При желании он мог бы указывать и час создания работы, так как сам признавался в привычке «быть верным и почтительным по отношению к часам освещения»[515]. Он мог изображать как панорамный вид города, так и определенный мотив (перспективу улицы, группу пальм, двор частного дома и т. п.). Часто его внимание привлекают очень простые сюжеты, определенные мотивы повторяются в творчестве художника из года в год. Таковы пейзажи Сиди-бу-Саида, одного из столичных пригородов, который художник считал одним из самых красивых мест в мире, и других окрестностей Туниса: Картажа (расположенного на месте древнего Карфагена), Ла Марсы, Гамарта. Всю жизнь Рубцов позиционировал себя именно как пленэрный художник, и пейзаж был основным объектом его творческих поисков. «Нет выше идеи, как свет», – утверждал Ционглинский