С другой стороны, почему в такой стране, как Советский Союз, где женщина была таким же полноценным членом общества, как и мужчина, не засияли на творческом небосводе сотни, может быть, даже тысячи звёзд женского пола? Ведь официально в СССР не было дискриминации по половому признаку. Были ли в Союзе знаменитые женщины-художницы?
Многие помнят имена таких потрясающе талантливых мастеров, как Мария Башкирцева (1858–1884), Зинаида Серебрякова (1884-1967) и Наталия Гончарова (1881-1962). Однако ни одна из них не была именно советской художницей. Более того, и обучение, и основные годы жизни этих женщин прошли вдали от родины. И даже известный советский скульптор-монументалист Вера Игнатьевна Мухина (1889–1953), чья скульптура «Рабочий и колхозница» стала символом СССР, получила образование в Париже.
На долю СССР выпали такие испытания, как революция и голод, Гражданская война, Вторая мировая война и её последствия, перестройка и лихие 1990-е. И, как будто всего этого было мало, всех, кого не добили физические и моральные испытания во время войны, поставил в принудительный строй соцреализм.
Известная русско-украинская художница Татьяна Ниловна Яблонская (1917–2005) так писала в своих воспоминаниях о том времени: «До войны, во время учёбы в институте, я много и серьёзно работала над живописью. <…> Укрепиться в этом помешала война. Более чем трёхлетний перерыв в работе резко отбросил назад. Все тонкости чисто живописных ощущений были потеряны. Тут нужно было бы снова долго и внимательно поработать с натуры, чтобы восстановить эти забытые и по-настоящему еще не укрепившиеся ощущения, но уже было не до учёбы. Послевоенный подъём духа, молодость, уверенность в себе, масса замыслов. Пошли картина за картиной. Успех за успехом.
Правда, в некоторых своих работах я начала было восстанавливать забытое ощущение живописности. Но ещё робко и ощупью. Больше всего этого было в картине “Перед стартом”.
<…> Она даже шла на Государственную премию. Ко мне уже приходили и репортёры, и фотографы. Вот-вот должно было выйти постановление. Уже якобы всё было решено. И вдруг поворот на 180 градусов — постановление о журналах “Звезда” и “Ленинград”, об опере Мурадели. Письмо Жданова. Удар по “формализму”. <…> Картину “Перед стартом” сняли с подрамника, и она долго валялась в подвалах Музея украинского искусства. Вместо премии она получила какие-то бранные эпитеты о рецидивах формализма, импрессионизма и прочего. Смешно, но факт. И все мои остальные картинки, и этюды — тоже. “Хоть и талантливо, но…”»[75].
Выходит, что к попыткам совместить семью и работу у советских художниц прибавились политические преграды. Похоже, что и здесь у женщин-художниц, в отличие от мужчин-коллег, было куда больше препон на творческом пути. Будь то установки общества и принятые моральные нормы, семейные обязанности или простая, но прочно засевшая в головах дискриминация по гендерному признаку.
Мастерская художницы Татьяны Кононенко в Провансе. Фото: Натали Ратковски
Итак, привычная и всем понятная идеология утверждала, что произведение искусства может быть создано только гениальным художником, посвятившим свою жизнь изучению изобразительных техник и созданию шедевров. А настоящая, хорошая мать — та, что посвятила свою жизнь ребёнку. Следовательно, женщины «по умолчанию» не могли быть хорошими живописцами, ведь природа отвела им совсем иную роль.
От творческих людей, в отличие от представителей других профессий, ожидают полного слияния личного и профессионального. Художники же трудятся день и ночь, поглощены своей работой и отдают весь свой пыл, ум, талант и время творчеству. Воспитание детей и домашние хлопоты никак не вписываются в этот распорядок.
Когда современные творческие женщины становятся матерями, отношение профессионального мира к ним резко меняется. Одна из известных художников-фотографов Катарина Боссе (Katharina Bosse, род. 1968) даже как-то рассказала в одном интервью: когда она родила второго ребёнка, её агент решил, что карьера художницы окончена, пора распродавать все её работы на аукционе. Ребёнок и карьера творческого человека — вещи как будто несовместимые.
Одну из самых цитируемых фраз об этом, к сожалению, произнесла женщина — известная перформанс-художница Марина Абрамович: «Ты не можешь быть одновременно хорошей художницей и хорошей матерью, потому что на оба эти занятия просто не хватит энергии».
При этом мужчины-отцы, даже самые любящие и ответственные, продолжают жить как привыкли. Когда в одном из интервью у известного немецкого художника Кристиана Янковски (Christian Jankowski, род. 1968) спросили, как изменилась его жизнь с появлением ребёнка, тот ответил, что стал серьёзнее относиться к работе и более эффективно использовать время вне семьи. Чувствуете разницу? Катарина Боссе, которую чуть ли не списали со счетов, потому что она стала матерью и воспитывает детей одна, и Кристиан Янковски, который просто стал усерднее трудиться в мастерской вдали от дома. Его спутница, художница Йоринде Фойгт (Jorinde Voigt, род. 1977), профессор в Мюнхенской академии искусств, воздержалась от комментариев.
Если женщины-художницы имели наглость не только быть талантливыми, но и вести такую же свободную сексуальную жизнь, как мужчины, они были обречены на осуждение. Известная художница-сюрреалистка и поэтесса Мерет Оппенгейм (Meret Oppenheim, 1913–1985) — муза и любовница художника-сюрреалиста Андре Бретона (André Breton, 1896–1966), кинорежиссёра Луиса Бунюэля (Luis Buñuel Portolés, 1900–1983), авангардного художника Макса Эрнста (Max Ernst, 1891–1976), а также многих других мужчин, после разрыва с Эрнстом в 1934 году высказывалась о женской доле довольно решительно: «Никто вам не подарит свободу, её нужно хватать самой обеими руками». Но даже эта свободолюбивая и своенравная женщина боялась материнства как огня. По её словам, именно из страха забеременеть она повесила рядом с кроватью свою акварель Votivbild, на которой изображён некий ангел в женском обличии, удушающий младенца.
Если вы присмотритесь к известным и при этом успешным женщинам творческих профессий, то увидите, что мало кто из них готов воспевать в своём творчестве материнство. Причём настолько, что даже многодетные мамы вынуждены играть роль бездетных кокеток, чтобы привлекать внимание общественности сексапильностью. Для многих быть матерью не сексуально.
К счастью, так случается далеко не у всех. На момент нашего интервью дочке Черкасской-Ннади не было и года. На мой вопрос, как изменилась жизнь художницы с появлением ребёнка, та ответила: «С её рождением я тянула до последнего. Не понимала, как совместить материнство с таким напряжённым графиком. Я родила её в 38 лет. Будучи беременной, я успела нарисовать целую выставку, практически лёжа в постели. Когда она родилась, я не рисовала 10 дней, но потом поняла, что больше не могу. Первым рисунком стал её портрет. Я начала ходить в мастерскую, когда ей исполнился месяц, — сначала раз в неделю, потом два. Но вообще я не хочу спешить с возвращением к работе в полном объёме, хочу насладиться младенчеством дочери».
Упомянутая выше художник-фотограф Катарина Боссе, став матерью, сделала жизнь с детьми одной из своих тем. Обнажённая, с малышами на руках, в кружевном нижнем белье или с корзиной снимков, которые она развешивает на верёвке, как пелёнки, — все её работы говорят, что женщина не перестаёт быть женщиной только потому, что становится матерью, — художница остаётся ею даже при наличии семьи. В любом случае нельзя отнимать у себя там, где надо прибавлять.
Подводя итог, могу только повторить: на свете нет ни женского, ни мужского искусства. Но есть искусство искреннее, вечное. То, которое создают талантливые люди любого пола.
Семья и творчество: стенка на стенку?
Вообще, как оказалось, с семьями у художников всё довольно сложно. Но было бы весьма несправедливо утверждать, что семья обходит своим влиянием творческих мужчин.
Модельер Алексей Батусов с дочерью Машей в своей парижской мастерской. Фото: Тетьяна Люкс
Творческая жизнь Пабло Пикассо, одного из самых продуктивных художников ХХ столетия, делится на периоды, смена которых нередко была связана с появлением в жизни мастера новой женщины и разрывом с прежней возлюбленной.
Так, в «Голубой период» в творчестве художника его натурщицей и спутницей жизни была Жермен Пишо (Germaine Pichot, 1880–1940), из-за которой якобы покончил с собой Карлос Касагемас (каталон. Carlos Casagemas, 1880–1901), близкий друг Пикассо. Пабло Пикассо поселился в комнате, где провёл свои последние дни Карлос, и как будто нарочно завёл роман с Жермен, которая якобы отказала в близости Касагемасу. Горечь потери, чувство вины, ощущение близости смерти и секс с Жермен стали источником вдохновения для работ «Голубого периода». Однако вскоре на смену ему приходит «Розовый период», поскольку в жизни художника появляется новая муза — натурщица Фернанда Оливье (Fernande Olivier, 1881–1966), с которой Пикассо прожил семь лет — долгий для него срок. Спустя много лет после разрыва с Пикассо Фернанда написала книгу «Пикассо и его друзья», шантажировала ею художника и в результате пожизненно получала от него «гонорар за молчание».
За разрывом с Фернандой следует череда бесконечных любовных историй. За всю жизнь, а прожил маэстро 91 год, у него было восемь официальных спутниц, на двух из которых он был женат.
Когда любовь слабела, истощалось и вдохновение мастера: приевшуюся музу с грохотом выставляли за дверь. Страсти кипели такие, что одна из покинутых женщин, натурщица Мария-Тереза Вальтер (Marie-Thérèse Walter, 1909–1977), после смерти художника повесилась в собственном гараже. Известная художница-сюрреалист и фотограф Дора Маар (Dora Maar, 1907–1997) была влюблена в маэстро настолько страстно, что окончила свои дни в сумасшедшем доме. Её изречения приводят в содрогание: «Без Пикассо я ничто. После Пикассо есть только Бог»