Следы ударов татарского тарана он исследовал особенно тщательно. Храм Святого Василия был последним прибежищем защитников Овруча, оказавших захватчикам яростное сопротивление. Саженные стены, поставленные на века, были разбиты в прах.
Глава IX Один в трех лицах
Яркая составилась в его воображении картина: фрагмент стены обрастет живой плотью каменного узорочья. Он сделает все, на что способен современный зодчий, чтобы восстановить памятник мужества наших предков. То, что не дают ему сказать на Куликовом поле, он скажет здесь.
Земля Волыни, упокоившая развалины храма Святого Василия, входила в Киевскую епархию отца Флавиана. К нему-то и направился Алексей Викторович, чтобы сделать его сторонником своей идеи. Умело используя данные ему Археологическим обществом полномочия, Щусев даже не прибегнул к какому-либо давлению на руководство киевского духовенства. Он с большим подъемом рассказал ему о планах строительства в Овруче. Этого было достаточно, чтобы все согласились с ним.
Обдуманный дипломатический ход открывал Алексею Викторовичу путь к самостоятельности. Так, во всяком случае, ему казалось. Святые отцы были польщены, что столичный архитектор советуется с ними, и обещали ему полную поддержку. Они ничем не рисковали, но при этом могли получить построенную на средства Синода большую современную церковь на месте священных руин.
Всю зиму проработал Щусев над проектом храма в Овруче и к весне представил на суд Археологического общества проект пятиглавой мощной церкви в духе традиций русской классики, органично вплетя в него сохранившиеся детали.
Неожиданно вокруг проекта разразилась буря. От разноголосицы мнений, горячих споров, страстных выступлений «за» и «против» Алексей Викторович просто не знал, куда деваться. Казалось странным, что простоявший в развалинах семь веков храм может так взбудоражить общественность, и не только художественную, но и людей, к искусству не причастных.
Ему писали письма скромные чиновники, мещане, даже ремесленники. Алексей Викторович поражался, до чего же, оказывается, высока художественная культура народа, как бережно и страстно относится он к своей истории! Казалось бы, откуда всем этим людям знать, что пятиглавие не было характерным для Киевской земли XII века? Но все просили «уважаемого господина архитектора А. В. Щусева чутче прислушиваться к старинным заветам предков и сохранить родовую память народа».
Киевские же церковники, желая скорее получить «даровую» церковь, отстаивали щусевский проект в изначальном виде.
И вот тогда, в разгар дебатов, Щусев совершает неожиданный шаг: в своих газетных статьях и выступлениях он призывает провести среди всех слоев русского общества детальное обсуждение проекта, просит смело высказывать свои мнения и советы, желательно обоснованные и детализированные.
Архитектор полагал, что простой прямоугольный храм с одной лишь главой сейчас не способен стать носителем высокой общественной и художественной идеи. Он хотел выразить эту идею через живописность и пластику. Но чем больше он раздумывал над судьбой овручского проекта, тем более удалялся от первоначального замысла осовременить храм. Постепенно он пришел к мысли, что ответы на терзающие его вопросы дадут лишь сохранившиеся постройки XII века.
Псковские Паганкины палаты, Псково-Печерская лавра, древние памятники Новгорода Великого снова стали предметом его пристального изучения. Он едет в древние города, пишет этюды, пытаясь уловить почерк древнерусских зодчих, понять и разгадать секрет их воздействия на сердца. Вглядываясь в глубины русского зодчества, он настойчиво ищет решение. Постепенно приходило понимание, что внести свой вклад в сокровищницу отечественной культуры не только великая честь, но и огромная ответственность перед историей. Он стремился выразить в камне свои мысли легко и свободно.
Он уже давным-давно понял, что видимая легкость, с какой создается вдохновенный образ, на самом деле выжигает душу дотла, что священный огонь творчества озаряет лишь истинного труженика в пору высшего напряжения сил и фантазии.
Сколько бы раз Алексей Викторович ни приезжал в Новгород, неизменно чарующе действовал на него скромный Рождественский собор Антониевого монастыря. Из всего обилия новгородских памятников, известных миру, этот упрятанный за монастырские стены собор хранил некую тайну, прикрытую гордым равнодушием. На закате под скупым северным солнцем на его стенах начинали играть тени, скользя по его белым стенам, прорезям узких окон, и тогда Алексей Викторович слышал тихую музыку камня.
В тот момент, когда ему казалось, что он уже нащупывает путь к решению многих вопросов, пришел срочный вызов в Киев. С трудом оторвался Щусев от своих поисков, но работа в душе не прекращалась на протяжении всей дороги, не оставила она его и в Киеве.
Как это ни странно, отец Флавиан сдержал свое обещание.
Среди плодородных полей Западной Украины, на Тернопольщине, в крохотном городишке Почаев, стоял на высоком холме монастырь — Почаевская лавра с высокой Успенской церковью и златоглавой колокольней, видимой на десятки верст окрест. К монастырю вела ровная как стрела дорога с пирамидальными тополями в матовом серебре листвы. Бричка ехала вперед, но казалось, что купола монастыря застыли на месте, лишь усиливалось их золотое сияние.
Монастырскую гору окружал ухоженный яблоневый сад, в котором с утра до вечера трудились послушники и монахи. Деревья изнывали под тяжестью плодов. Монахи, путаясь в рясах, гонялись за мальчишками, ворующими фрукты. Между деревьями лениво гуляли свиньи, пожирая падалицу.
Вспомнились детство, отцовский сад, и Алексей Викторович забыл тревогу. Он приближался к месту своей первой самостоятельной работы. Ему дано задание возводить здесь храм.
Дорога завиляла, взбираясь на холм, расходились бока лошадей, завертелся на козлах кучер.
За высокими монастырскими стенами ярко зеленела трава. На южной стене построенной в классическом стиле Успенской церкви была написана благообразная богоматерь с младенцем, несомненно срисованная с местной молодайки: ее благообразие не имело ничего общего с библейским. Там, где должны были кончаться ее ноги, широко расползлось по стене грязное пятно. «Должно быть, прихожане зацеловали стопы богоматери», — подумал Алексей Викторович.
Обойдя монастырский двор, весь утопающий в зелени, скрывающей монастырские кельи и хозяйственные постройки, Щусев убедился в том, что задачу ему отец Флавиан дал такую, что и врагу не пожелаешь. Одна лишь величественная трехъярусная колокольня при церкви стоила, пожалуй, в десять раз больше, чем ему было отпущено на сооружение нового Свято-Троицкого собора. Соседство предполагаемого собора с храмом Успения Богородицы, который строился двенадцать лет и был завершен в 1783 году, то есть в эпоху торжества классицизма, не сулило ничего хорошего. Изысканная и зрелая архитектура храма, его мощная колоннада и богатые фризы могли затмить даже самое совершенное произведение. У кого угодно здесь опустились бы руки.
Уже в который раз судьба ставила Щусева в безвыходное положение.
День закладки Троицкого собора был определен, отступать было некуда — первый камень должен лечь в основание 11 мая 1906 года.
Холодное совершенство и мощь храма Успения Богородицы требовали подле еще более мощного сооружения. Так рассуждал бы каждый зодчий, но Щусев мыслил иначе. Он задумал невозможное: пусть существующая архитектура станет некиим фоном, рамкой, куда он вставит алмаз, который будет играть своими гранями, пленяя взоры.
Образ новгородского Рождественского собора помог Алексею Викторовичу услышать первые ноты собственной песни. Там, в Новгороде, — лишь тихий напев, здесь же должна зазвучать кантата. Ее мелодия должна стать слышна и понятна всем.
Разрабатывая образ Свято-Троицкого собора, Щусев больше всего бился над органичной компоновкой, добиваясь гармонии масс, как бы обнажая ту впечатляющую выразительность древнерусской архитектуры, которую наши предки часто скрывали за узорчатыми деталями. Чистая, внешне наивная изысканность силуэта достигалась через прочувствованную пластичность объемов, ясную игру линий и гармонию пропорций.
Сначала собор ошеломляет, заставляет остановиться и вобрать в себя весь его образ целиком. Образ этот вызывает чувство чего-то родного, но несправедливо забытого. Потом невольно начинаешь читать его по частям, как нотную грамоту. Простой шлемовидный купол, под ним широкий барабан, прорезанный стрелами узких окон. Его объем свободно перетекает в круглую лестничную башню с ничем не украшенной крышей и притопленным куполом. Здесь зодчий как бы дает нам на секунду отдохнуть, чтобы потом снова поразить свежестью красоты портала и притененного фриза над изысканно вылепленной аркой входа.
Чуть нарочитая приземистость храма выгодно «работает», усиливая впечатление монументальности этой удивительно скромной трехъярусной постройки. Кроме лепного орнамента по верхнему поясу барабана храм украшен мозаичным фризом. Строение скульптурно в самой своей основе, в пластике перетекания одного объема в другой, в прорисовке как бы небрежно вкрапленных в белые стены окон.
Одинокая шлемовидная глава Свято-Троицкого собора подчинила себе сложный силуэт церкви Успения Богородицы.
Едва проект Щусева оказался на Петербургской выставке современной архитектуры, как критики тут же поставили его в ряд самых ярких явлений современности. В художественных кругах и в прессе заговорили о щусевском направлении в архитектуре, объявив архитектора основоположником неорусского стиля.
Так к Алексею Викторовичу нежданно-негаданно пришла громкая слава. Он отнесся к этому совершенно спокойно.
Вожделенная свобода творчества... Он давно был готов к тому, чтобы жизнь выдвинула перед ним задачи такой сложности, какие всколыхнут его творческую фантазию.