е дело восстановления древнего памятника, я в конце июля обратился с письмами в некоторые видные газеты и журналы с описанием обнаруженных раскопками интересных частей храма и предложением лицам интересующимся приехать взглянуть на раскопки; кроме того, обращался с письмами к некоторым ученым. К сожалению, никто не приехал, и было бы желательно, чтобы к началу строительных работ лица, стоящие во главе дела реставрации, постарались бы со своей стороны пригласить на место в Овруч некоторых видных археологов и ученых для подробного изучения раскопок с разных сторон.
В течение же зимы сего года мною предложено разработать самый проект реставрации сообразно выяснившимся данным.
Архитектор Алексей Щусев».
Это сообщение, зачитанное и утвержденное на заседании президиума Археологического общества, совершенно успокоило ученых. Они целиком доверили зодчему весь комплекс работ, включая историографическую часть.
Итак, архитектор, археолог, строитель. Один в трех лицах. Самостоятельность, о которой Щусев так мечтал, он наконец получил. И он не преминул ею воспользоваться.
Вооруженный археологическим знанием, которое Алексей Викторович в буквальном смысле слова выкопал из-под земли, он призвал на помощь весь свой талант художника-архитектора. Высота сооружения, купола башен и венчающей храм главы оставались для археологов загадкой. Здесь могли помочь лишь художественная интуиция, чувство пропорции и профессиональное мастерство зодчего.
Возвращение храма XII века в сегодняшнюю жизнь должно было соответствовать современным представлениям о старине, иначе он просто будет неузнанным, непонятым широкой массой людей, а станет лишь достоянием узкого круга специалистов. Щусева это не устраивало: он хотел быть понятным для простого народа, потому что именно для него и работал.
Знал ли он, что в храме Святого Василия не могло быть деревянного тяблового иконостаса? Конечно же пал. Но сознательно спроектировал и построил его, потому что видел в нем отголосок древних языческих обрядов: вспоминалась деревянная статуя Перуна, что стояла на днепровской круче.
С той же целью — усилить эффект восприятия древности — Щусев обносит постройку крепостным тыном из грубо заостренных деревянных плах, украшает ограду декоративной резьбой. Звонница из крепких бревен вырастает на огромных валунах, точно таких же, на каких в селах ставят набат, сзывающий народ «на круг». Сказочная романтика антуража создает необходимый настрой, который помогает зрителю сердцем проникнуть в каменную летопись народа.
В этой работе Щусева вдохновляло напутствие его великого земляка Николая Васильевича Гоголя: «Архитектура — тоже летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни и предания и когда уже ничто не говорит о погибшем народе. Пусть же она, хоть отрывками, является среди наших городов в таком виде, в каком она была при отжившем уже народе, чтобы при взгляде на нее осенила нас мысль о минувшей его жизни и погрузила бы нас в его быт, в его привычки и степень понимания и вызвала бы у нас благодарность за его существование, бывшее ступенью нашего собственного возвышения».
Каждый камень поднимал бережно из праха веков архитектор со своими помощниками, пытаясь по возможности точно определить его прежнее местоположение. Все глыбы основания, каждый кирпич получали свой номер, чтобы потом встать на только ему предназначенное место. Раскопанные остатки башен и фрагменты стен после тщательных обмеров и визуальных прикидок занимали исконное свое положение. Эту кропотливость переняли у Щусева его помощники архитекторы Л. А. Веснин и Б. Н. Максимов. Письма академика П. П. Покрышкина из Петербурга содержали лишь благодарственные слова и пожелания новых успехов.
«Как хирурги, — вспоминал Щусев, — мы подняли по кирпичикам стену, замерили ее и поставили на прежнее место. Таким образом, удалось северную стену и значительную часть южной стены реставрировать точным методом».
Об упорстве и страсти, с какими работал Щусев в ту пору, можно судить по тому, что утвержденный в марте 1908 года новый проект реставрации был осуществлен уже к осени 1909 года. Сроки строительства по тем временам невиданные. При этом качество работ было выше всяких похвал.
Кладка недостающих фрагментов осуществлялась из нового кирпича, хотя были все возможности подделки под старину и Алексей Викторович знал секреты древнего обжига, старая же кладка сознательно не замазывалась раствором. Добавления получились иного цвета, чем «родные» камни и кирпичи храма.
«Благодаря этим приемам, — сказано в одной из книг по реставрации, — здание, несмотря на значительный объем восстановленных заново частей, не выглядит произведением новой архитектуры в стиле древней. Оно дает радостное и высокое чувство сознания, что перед тобой действительно древний, неискаженный и нетронутый фрагмент замечательного произведения зодчих давно ушедших веков».
Вместе с этой постройкой рождался и мужал реставратор-творец, приемы которого потом вошли в сокровищницу мировой реставрации.
В первом томе «Истории русского искусства» академик И. Э. Грабарь писал: «Реставрация этого древнейшего храма, воздвигнутого в половине XII века, представляет совершенно исключительный интерес как по приемам, впервые в этой области примененным, так и по тем научным данным, которые явились в результате раскопок и строгих обмеров, предшествовавших началу самих строительных работ. Реставратор поставил себе целью включить существовавшие развалины стен в тот храм, который должен был явиться после реставрации, при этом в новые стены ему удалось включить не только остатки стоявших еще древних стен, но и все те конструктивные части их — арки, карнизы и даже отдельные группы кирпича, которые были найдены в земле иногда на значительной глубине».
1908 год отмечен небывалым взлетом творческого гения зодчего. Непосредственное участие в строительных работах сразу на двух объектах — в Почаеве и в Овруче — выжало бы из другого все соки, а здесь произошло обратное. В деревянной ограде-тыне храма Святого Василия Щусев проектирует женскую обитель для сирот. Казалось, она должна резко контрастировать с древним храмом массивными белокаменными стенами, крутыми ступенями высокого крыльца. Однако инородные по стилю строения составили чарующий ансамбль, в котором звучит ясная полифония с заданной древнерусской темой.
В том же году Алексей Викторович проектирует храм-музей в Натальевке Харьковской губернии, который, несмотря на небольшие размеры, поражает огромным куполом-луковицей. Богатое каменное узорочье фасада, искусно выполненное скульптором С. Т. Коненковым, замысловатый перелом кровли, прижавшаяся к музею-храму стрельчатая колокольня на глыбообразном цоколе — все подчинено тому, чтобы уравновесить мощную главу, посаженную на узкообжатый барабан. Постройка получилась органичной, свежей и радостной, и этому в немалой степени послужили скульптурные детали С. Т. Коненкова.
Вдохновленный псковско-новгородской архитектурой, Алексей Викторович беспощадно перерабатывает в 1908 году и свой проект памятника на Куликовом поле. Он уже не идет на ощупь, он четко знает, как передать в камне русский былинный эпос. Подняв по камешкам храм в Овруче, он получил знание, которое позволило ему добиться глубокого художественного осмысления традиций древнерусского зодчества.
Казалось бы, всеми признан его творческий почерк, его художественной манере начинают подражать, новый проект памятника единогласно принят Комитетом увековечения памяти битвы на Куликовом поле. Для одного лишь графа Олсуфьева он остался просто архитектором, которому граф может диктовать свою волю. В том, как опасен спор с сильными мира сего, Алексею Викторовичу пришлось убедиться на собственном опыте.
Сначала граф сердечно поздравил зодчего с разрешением комитета приступить к строительству и пообещал дружескую помощь, но не прошло и месяца со дня закладки краеугольного камня на Куликовом поле, как ближайший друг и советчик Щусева Петр Иванович Нерадовский получил от графа такое письмо:
«Дорогой Петр Иванович!
Убедительно прошу Вас оказать влияние на Щусева (купола, кривизна и майоликовая приторность у входа).
Я жду со дня на день прибытия его помощника Нечаева, который преисполнен старых (прошлых) вкусов и тенденций Щусева. Он только и мечтает, как бы получше скривить окна и неправильно сложить стены! Необходимо, чтобы Щусев, сам отказавшийся от «рационалистического архаизма», внушил бы то же и своему помощнику.
Пожалуйста, продолжайте оказывать влияние на А. Викт., ибо оно крайне благоприятно».
Петр Иванович Нерадовский, искренне влюбленный в творчество Щусева, не оправдал графских надежд. Ему очень понравился новый проект памятника, он даже включил его в экспозицию Русского музея и, чтобы не расстраивать Алексея Викторовича, умолчал о письме графа. Тем временем Щусев, окрыленный разрешением на постройку, посылает П. И. Нерадовскому благодарственное письмо. «Очень рад, что понравился эскиз церкви, я много обдумывал идею и доволен, что она принята всеми», — пишет он.
Едва граф убедился, что его письмо к Нерадовскому не возымело действия и что помощник Щусева Нечаев горячо взялся за осуществление щусевских идей, он отстранил Нечаева от дел, приказав покинуть территорию своих владений и впредь здесь не появляться.
Граф проделал все это в отсутствие Щусева, а архитектору представил дело так, что Нечаев обиделся на осторожное вмешательство графа в ход постройки, вспылил и, не дождавшись приезда Алексея Викторовича, отбыл восвояси. Граф не преминул добавить, что такого поведения он Нечаеву не простит.
Из последующих писем Щусева к Нерадовскому становится ясно, что зодчий все больше теряет доверие к графу, атмосфера на стройке накаляется, и Щусеву приходится прилагать огромные усилия, чтобы довести работу до конца.
«Что касается Куликовской церкви, — пишет Алексей Викторович, — то она выходит по архитектуре очень хорошо. Я изменил верх второй башни. Вместо купола — шлем. Так очень понравилось Юр. Алекс. Оставить обе башни одинаковыми — это ложноклассично, робко...