– … западных женщин? Ужас, правда? – Канта захихикала, и я почувствовала себя ханжой. Мне не следует так трястись над Радхой. Раз она теперь живет в большом городе, ей придется привыкать. Если я начну ее от всего отгораживать, ничего хорошего из этого не выйдет. Да и кто лучше Канты с ее утонченным вкусом и богатым жизненным опытом объяснит девочке, что к чему? Тем более что это всего лишь фильм!
Канта хлопнула в ладоши и улыбнулась Радхе.
– То-то повеселимся! – И добавила, приподняв брови: – И почему ты мне раньше не говорила, Лакшми, что у тебя есть сестра? Ты только посмотри, какие у нее глаза! Отбоя от поклонников не будет.
Я нервно улыбнулась. Мне было приятно, что одна из моих любимых клиенток заметила, какая красавица моя сестра. Но на душе у меня было тревожно. Что, если Канта поймет, до чего Радха любопытна? До чего импульсивна? Я покачала головой: до чего же я старомодна.
Мы вышли из дома Канты, и я черкнула пару строк в блокноте. Радха прислонилась к столбу веранды. Мы ждали, когда Малик вернется с рикшей.
– Тетя Канта грустная.
– Гм.
– Почему у нее нет детей?
– Не знаю. Месячные у нее всегда были нерегулярные. А может, у нее недостаточно яйцеклеток. Помнишь, я принесла ей бурфи с ямсом? Это чтобы наладить цикл. – Я нахмурилась, осознав, как мало знаю о сестре. – У тебя уже начались менструации?
Радха покраснела, опустила глаза.
– Два месяца назад. Перед тем, как мы приехали в Джайпур.
– Это значит, ты теперь женщина. И у тебя… могут быть дети. – Я замялась, не зная, как объяснить. – Смотри, чтобы в кинотеатре к тебе не приставали мужчины. И в автобусе. И не ходи одна, только со мной или с Маликом.
Радха моргнула и недоверчиво уставилась на меня.
Я должна ее предостеречь от тысячи разных вещей, но для меня такие разговоры внове. Когда лучше рассказать ей о том, что мужья делают с женами в постели? Я дивилась собственной нерешительности. Женщины постоянно делятся со мной подробностями своей интимной жизни, так почему я стесняюсь поговорить с сестрой о сексе?
Но Радха думала совсем о другом.
– А чему тетя Канта так обрадовалась, когда мы только пришли? – спросила она.
Я спрятала блокнотик в карман юбки.
– А, это. Махараджа Джайпура перестраивает один из своих дворцов в отель. И хочет, чтобы проект разработал Самир Сингх. Но мистер Шарма, официальный застройщик королевской семьи, выбрал другого архитектора. Вот муж Канты и ищет способ сделать так, чтобы мистер Шарма нанял Самира.
– Разве махараджа не может нанять кого хочет?
– Может, конечно. Но он не любит никому указывать. Он хочет, чтобы мистер Шарма думал, будто это его решение.
– А ты тут разве поможешь?
– Увидишь. – Я улыбнулась.
Когда Канта рассказала мне о проблеме Ману, я сразу нашла выход. Надежнее всего союз Сингхов и Шарм скрепит брак по договоренности: породнившись, оба семейства поневоле станут сотрудничать. Но пусть сперва обе стороны согласятся на этот брак, а уж потом я расскажу обо всем Канте.
Малик пронзительно свистнул, и мы обернулись. Он стоял возле веранды и махнул нам, чтобы мы спускались. Одежда его, чистая еще утром, когда мы уходили из дома, была перепачкана грязью. На плече темнели пятна крови, ухо покраснело, распухло, из него сочилась сукровица. Я достала из сумки тряпочку, бросилась к Малику. Радха устремилась за мной, гремя судками.
– Малик! Кья хо гья?
Не успела я дотронуться до него, как Малик развернулся и быстрым шагом направился к воротам. Мы последовали за ним.
Когда мы отошли на достаточное расстояние, чтобы нас не услышал чокидар, Малик сказал:
– Это всё мадарчод[20]-строитель. Я отдал ему двести рупий, которые вы мне дали, а он швырнул их мне в лицо! Дескать, ему это что верблюду тминное зернышко. Дал мне в ухо и велел не возвращаться без всей суммы, что мы ему должны. – Он остановился и повернулся ко мне. – Вот. – Малик достал из кармана двести рупий.
Я прижала тряпочку к его окровавленному уху. Он вскрикнул, потом взял у меня тряпочку и приложил к уху. Тряпочка мгновенно окрасилась в розовый цвет. Я уставилась на нее.
Я не хотела, чтобы Малик расплачивался за мои ошибки. Но чем я сейчас заплачу строителю, я ведь должна ему несколько тысяч рупий? От Парвати пока нет вестей по поводу рекомендации во дворец. Надо будет к ней заглянуть.
– Малик, найди Самира и скажи ему, что мне нужно с ним поговорить. Но сначала займемся твоим ухом. Радха, дай мне лавандовое масло.
Обработав рану Малика, я велела Радхе отвести его домой и выстирать его одежду. А когда они приведут его в порядок, мы вместе пойдем к миссис Шарме.
Во дворе перед домом Шарм мы с Радхой и Маликом поставили сумки на землю. Малик надел чистую рубашку, ухо уже не казалось припухшим.
Нам предстояло изобразить во дворе мандалу; обычно их рисуют разноцветными мелками и рисом родственницы хозяев дома. Но Шила, единственная дочь миссис Шармы, младший ребенок в семье, вечером должна была выступать на семейном торжестве, и миссис Шарма захотела необычный узор – наподобие тех, которые я рисую хной. Мы принесли с собой белый рис, бирюзовые и коралловые мелки, смолотые в порошок, кирпич, который мы раздробили в красную крошку, зерна горчицы и сухие лепестки бархатцев.
Мы дожидались, пока со двора уберется бакалейщик-валла. Его верблюд безмятежно жевал сухую траву, торговец же тем временем доставал из тележки жестянки сахарного печенья и кунжутного масла. Миссис Шарма, прежде чем выписать чек, проверяла, все ли привезли. Заметив нас, медленно спустилась с веранды, шелестя домотканым хлопковым сари. Насколько Парвати была кокетлива, настолько же миссис Шарма – практична. Она не видела причин рядиться – ведь на ней большое хозяйство: трое детей, да еще пятеро младших братьев мистера Шармы. Она могла позволить себе щегольство, однако ходила в сари из кхади – в знак почтения к Ганди-джи, а из украшений у нее была лишь сережка в носу – с рубином и бриллиантом.
– Лакшми, подожди немного, мы сейчас их проводим, и тебе никто не будет мешать. Я хочу, чтобы до прихода музыкантов ты закончила свой волшебный узор. – Она широко улыбнулась, и крупная родинка на ее правой щеке поползла вверх. – Для выступления Шилы на сангите все должно быть безупречно.
– Я уверена, миссис Шарма, Шила выступит великолепно.
Матрона рассмеялась. Мандала прославляла дары богини Лакшми.
– С твоей мандалой, – сказала она, – мы снищем милость всех богов! – Она раскинула пухлые руки, и забренчали свадебные браслеты, которые миссис Шарма носила вот уже тридцать лет, так что золото местами вытерлось и помялось.
Наконец все ушли со двора, Радха с Маликом взяли джхару с длинными прутьями и принялись подметать квадрат десять на десять футов.
Я сунула руку в мешочек, зачерпнула пригоршню риса и очертила внутренний круг: вечером в нем разожгут костер. Снаружи нарисовала цветок лотоса с восемью крупными лепестками, которые Радха выложила изнури кирпичным крошевом.
– Ваа! – вдруг воскликнула она.
Я посмотрела на нее. Радха уставилась на веранду, на которой стояла Шила Шарма в атласном платье цвета заката после дождя, с пышными короткими рукавами по моде и высокой талией под растущей грудью. Вылитая принцесса маленького королевства. Не хватало только тиары в иссиня-черных локонах, вьющихся на концах, как у Мадхубалы[21]. Шила ослепляла красотой.
Я улыбнулась ей.
– Говорят, вы сегодня будете звездой.
Она откинула волосы за плечо.
– Подумаешь, семейный вечер. Вот через месяц, на празднике у миссис Сингх, я спою перед настоящей публикой. Там будет махараджа.
Значит, Парвати восприняла мое предложение всерьез. А поскольку ее невестке предстояло развлекать глав государства, она решила посмотреть, как Шила умеет себя держать в присутствии королевских особ. Мне же предстоит позаботиться о том, чтобы Шила обратила на себя внимание Рави Сингха. Парвати разумно рассудила, что будет лучше, если сын сам влюбится в Шилу. Разумеется, жену ему выберет мать, но ему об этом знать вовсе необязательно.
Я посмотрела налево, на Радху, которая таращилась на Шилу, разинув рот.
– Шила, это Радха, моя сестра. – Я кивком указала на Малика, который подметал двор. – А Малика вы вроде бы уже видели.
Он кивнул Шиле.
Я обернулась к Шиле: та перевела взгляд с Радхи на Малика. Радха тоже посмотрела на Малика. Шила поджала губы, вздернула подбородок, смерила взглядом мальчишку – лохматого, с распухшим розовым ухом, грязными подошвами, в чаппалах[22] не по ноге. Он тоже оглядел себя, силясь понять, чем его внешний вид так оскорбил ее взор.
– Лакшми, я хочу, чтобы мандалу рисовала только ты, – сказала Шила. Она привыкла добиваться своего.
Я примирительно улыбнулась.
– Без помощников я буду возиться в два раза дольше, а ведь мне еще делать мехенди госпожам. Мы ведь хотим, чтобы праздник удался на славу, верно?
Но Шила не улыбнулась. Резко развернулась на каблучках черных лакированных туфель и ушла в дом. Малик посмотрел на Радху и пожал плечами.
Я решила не обращать внимания на капризы Шилы. Она была избалована, мать в ней души не чаяла. Не хватало еще нажить себе врага.
– Радха, будь добра, дай мне кирпичную крошку.
– Лакшми!
Я подняла глаза и увидела в дверях миссис Шарму, а за ней и Шилу. Я высыпала рис из ладони обратно в мешок и поднялась на веранду.
– Моей дочери неприятно присутствие этого мальчика. Быть может, ты отправишь его с каким-нибудь поручением? – извиняющимся и одновременно приказным тоном спросила миссис Шарма и мрачно оглядела сад. Шила Шарма довольно улыбнулась.
– Он как-то набедокурил, мадам?
– Шиле… небезразлично, кто рисует мандалу.