– Джойс Харрис поправляется. – Надо мной во мраке белела рубашка Самира. От него пахло сигаретами, английским виски, сандаловым деревом – запахами, знакомыми мне по домам куртизанок. – Ее муж вернулся из Джодхпура. Он уверен, что у нее случился выкидыш.
Я потерла глаза.
– Ну ты-то знаешь, что я не сделала ничего дурного?
– Знаю. – Самир со вздохом опустился на пол, растянулся рядом со мной, достал из кармана пиджака пачку сигарет «Красное и белое»[24] и закурил. – Но придется на время забыть о мешочках с отварами. Случившееся с миссис Харрис вызвало кривотолки.
Я сглотнула.
– Так что случилось? Малик сказал, ты хотела со мной поговорить.
– У меня большие долги.
– На тебя это не похоже.
– И еще у меня были кое-какие… неожиданные расходы.
– На что именно?
Я откашлялась.
– На сестру.
– Это та девочка, которая лежала в твоей постели?
– Да.
– Она живет в Джайпуре?
– Теперь да. Уже с месяц. – Я взглянула на Самира.
Он посмотрел на меня. Он привык, что мы рассказываем друг другу ровно столько, сколько нужно знать. Самир уставился в потолок.
Некоторое время он молча покуривал сигарету. Человек деловой, он привык сперва думать, потом говорить.
– И кому ты задолжала?
– Во-первых, строителю.
– Сколько именно?
– Какая разница. Мне всего лишь нужна отсрочка.
– Давай я…
– Нет, – пожалуй, чересчур грубо отрезала я. – Это мои долги. И я сама их отдам.
Он с шумом выдохнул дым. Мы не раз обсуждали это. Единственный раз я взяла у Самира взаймы, когда только-только переехала в Джайпур и нужно было купить хны и целебных трав. Через неделю я выплатила ему долг и больше не просила ни пайсы.
Я легонько сжала его руку.
– Извините, что оторвала вас от игры.
– Как ты догадалась, что я играл в карты? – засмеялся Самир.
– Вы не играли. Вы проигрывали. – Я смерила взглядом его профиль. – Когда вы проигрываете, вы больше пьете. И угощаете партнеров, чтобы они не вздумали вас пожалеть.
Он сжал мою руку.
– Э, красавица, для этого у меня есть жена.
Я уставилась в потолок. Самир курил.
– Как зовут твоего строителя?
– Нарайя.
– Он же халтурщик, – проворчал Самир. – А ведь я предлагал тебе своих. И чего ты такая упрямая!
– Ваши обошлись бы мне в два раза дороже. У меня нет таких денег. И это мой дом. Меня устраивает Нарайя.
С ним бывало непросто договориться, но я слишком упряма, чтобы признать ошибку.
Самир вздохнул.
– Знаешь мистера Гупту? – спросил он, помолчав.
– Я рисовала его дочери мехенди перед свадьбой.
– Гупта хочет построить гостиницу неподалеку от Розового базара. Думаю, твой строитель как раз тот, кто ему нужен.
Я озадаченно взглянула на Самира.
– И почему вы думаете, что он от меня отстанет?
– У Гупты денег куры не клюют. – Самир затянулся сигаретой. – Он обеспечит твоего Нарайю работой на несколько месяцев и щедро ему заплатит.
– Что именно нужно делать?
Он улыбнулся.
– Уборные. Сотни уборных. Что для чиновника взятка, для брахмана подарок.
Я рассмеялась, оценив шутку. Нарайя охотно возьмется за уборные (чем обычно занимаются шудры), поскольку на этом можно неплохо заработать. Он, как и я, был падшим брахманом.
Пальцы мои, переплетенные с пальцами Самира, поднимались и опускались в такт его дыханию. Я могла бы лежать так вечно. Самир повернул ко мне голову. Я тоже повернулась к нему, мы почти соприкасались носами, его теплое дыхание овевало мою щеку.
Мы одни, тела наши так близко. Было поздно. Все могло бы случиться так просто. Мне отчаянно хотелось прижаться к Самиру. Словно в ответ на мои мысли Самир повернулся на бок, привстал на локте, убрал мои волосы со лба. Прикосновение его было нежным, как перышко.
– Ты такая красивая, – прошептал он еле слышно.
Я выдохнула – и только тут осознала, что задерживала дыхание.
Я заставила себя отвернуться. Самир вздохнул, снова лег на спину, но руку мою не выпустил.
Я уже решила, что не скажу ему о Хари. Мой муж – моя проблема, я сама ее нажила, когда от него сбежала. Самиру незачем о нем знать, незачем знать о моем прошлом больше, чем я готова рассказать.
– Как поживают куртизанки Агры?
– Спрашивали о тебе, вот только месяц назад. Десять лет прошло, а Хази с Назрин никак не успокоятся. Мол, я украл тебя, их заветную тайну. Сейчас у них работает девушка из Тегерана. Говорят, рисует мехенди почти так же красиво, как ты.
– Вот врушки! – Я рассмеялась.
Самир выпустил дым и продолжал, указывая сигаретой в потолок:
– Нарисуй на потолке один из своих узоров. Вот это будет загляденье.
– Я уже и так придумала для пола узоры, которые мне не по карману. – Я выпустила его руку, села и принялась поправлять прическу. – Выплачу долг, тогда подумаю о потолке.
Он встал и подал мне руку, чтобы помочь подняться. Я споткнулась, качнулась к нему. Он развернул меня, прижал к стене. Его влажные губы были возле моих. Если я прижмусь губами к его губам, приоткроет ли он их нежно, или вопьется в мои поцелуем – жадно, страстно? Тут я, как обычно, вспомнила о его жене Парвати, второй моей благодетельнице.
Я взяла его за подбородок, наклонила его голову.
– Вы так и не оценили мой пол.
Самир со стоном оттолкнулся от стены, похлопал по карманам, достал серебряную зажигалку и в ее пламени всмотрелся в то место, где мы только что лежали.
– Ты вписала туда свое имя! – Он щелкнул пальцами.
Я подавила улыбку. Разумеется, он догадался. Самир якшался с танцовщицами, которые прятали свое имя в узорах мехенди. Если мужчина ухитрялся его найти, танцовщица проводила с ним ночь задаром. Если же мужчина не мог отыскать имя, то платил ей вдвое.
– Что мне будет, если я его найду? – спросил он.
– Тогда вам не придется оказывать мне вторую услугу.
– Твоим просьбам конца нет.
– Вот увидите, оно того стоит.
Самир затянулся и принялся рассматривать пол. Огонек сигареты в темноте мерцал то рыжим, то красным.
– Сдаюсь. – Он почесал за ухом.
– Говорят, во дворце могут понадобиться мои услуги.
– Кто говорит? – Из уголков его рта вились колечки дыма.
– Ваша жена. Махарани Латике, кажется, нездоровится. Парвати надеется, что я сумею помочь.
Самир приподнял брови.
– Не могли бы вы шепнуть мое имя кому следует? Два эха в колодце громче, чем одно.
Он моргнул, и я догадалась: он думает не о том, выполнить ли мою просьбу, а как именно и когда. Самир указал сигаретой на мозаичный пол:
– Сколько бы ты за это ни заплатила, оно того стоило.
– А я еще и не заплатила. – Я накинула на плечи шаль. – У меня тоже есть кое-что для вас.
Он улыбнулся краешком рта.
– Дворец Рамбагх перестраивают. Оставьте гордость, поговорите с мистером Шармой. Убедите его, что вы – тот архитектор, который ему нужен.
Самир прищурился.
– У Шармы уже есть архитекторы. – Он поморщился. – Середнячки.
– Но махараджа хочет, чтобы этим проектом занимались именно вы.
Он выпустил струйку дыма.
– Правда?
Я улыбнулась и плотнее закуталась в шаль.
– Вы же позаботитесь о том, чтобы Парвати узнала, что вам об этом рассказала я? – Я вышла в залитый луной двор. – Идемте. Я возьму рикшу.
– И это вся твоя благодарность?
– Вы не нуждаетесь в моей благодарности. У вас есть личный шофер.
Шесть
20 декабря 1955 года
Мы с сестрой рисовали в гостиной Сингхов мехенди на руках девушек из лучших джайпурских семейств – все, как одна, в модных английских платьях, щебечут о новых фильмах и нарядах любимых актрис. Одни наблюдали за тем, как я работаю, другие танцевали под “Rock Around the Clock” в патефоне, третьи листали журнал «Лайф», принадлежавший Парвати, – любовались фотографиями великолепной Мадхубалы.
Большинство этих девушек Шила Шарма знала с раннего детства: они ходили в одну школу, вместе веселились на праздниках. Шила в окружении подружек восседала на оттоманке Парвати. В кремовом шелковом платье и туфельках в тон она выглядела ослепительно – самая красивая девушка на вечеринке. Так легко было представить ее будущей примой джайпурского высшего света. Я незаметно улыбнулась, понимая, что выбрала для Парвати идеальный вариант.
Мы с Радхой устроились рядышком на низких скамеечках у кресел. Девицы одна за другой присаживались сперва к моей сестре, чтобы она подготовила их руки, а потом переходили ко мне, и я рисовала мехенди.
– А где Рави? – спросила Шила, обращаясь сразу ко всем. – Мог бы и появиться на собственном празднике.
Девушка у патефона, показывавшая товарке, как танцевать свинг, сказала:
– Лучше бы он был с нами. Я слышала, он сегодня выступает.
– Где выступает?
– Ты разве не знаешь? Миссис Сингх пригласила театральную труппу, и Рави играет Отелло.
– Шила, вы следующая. – Я похлопала по креслу перед скамеечкой Радхи.
Шила села перед Радхой. Дома мы с ней отрепетировали этот момент. Я переодела сестру, чтобы Шила не узнала девочку, которая опозорилась с мандалой. Вместо шальвар-камизы на Радхе было голубое сари из тонкого хлопка, украшенное белой вышивкой. Я сделала ей высокую прическу, воткнула в волосы веточку жасмина: так Радха казалась старше – моя миниатюрная копия.
Радха, как я и учила, умащивала маслом руки Шилы, стараясь не встречаться с нею взглядом.
Не обращая внимания на Радху, Шила объявила:
– Я тоже сегодня пою.
– В спектакле?
– Я хотела спеть «На Боле На Боле» из «Азада»…
– Обожаю это кино!
Шила грациозно повела плечами.
– Йар[25]. Но Панди-сагиб так старомоден. Говорит, перед махараджей можно петь только газель. – Можно подумать, она каждый день выступает перед его высочеством.