Рабри готовить долго и трудно, надо все время следить, чтобы молоко не убежало, два часа кипятить его на медленном огне, пока не получится крем. Просить об этом королевского повара – неслыханная наглость!
Махарани округлила глаза.
– Но Мадхо Сингх будет счастлив. Разве нет?
Попугай моргнул.
– Обожаю сласти.
Малик с еле заметной улыбкой взглянул на меня, словно спрашивал, что за игру мы затеяли и можно ли ему с нами.
– Ваше высочество, рабри так долго готовить… – запротестовала я.
– Вот именно. – Махарани повернулась к двери, и к ней подошел очередной слуга. Она велела отвести Малика на кухню и не возвращаться, пока мальчишка до отвала не наестся рабри. – Да смотри, чтобы повар не отослал его на другую кухню. И Мадхо Сингха с собой возьмите. Он любит сладкое, – пояснила она мне.
Малик вытаращился на меня. Я повела плечом. Кто я такая, чтобы спорить с махарани? Попугай же, казалось, понял каждое ее слово и мигом перелетел со спинки кушетки на обтянутое белым жилетом плечо слуги.
– Я люблю сладкое, – повторил Мадхо Сингх, и слуга с Маликом вышли из гостиной.
Я повернулась к вдовствующей королеве, и та, не удержавшись, расхохоталась.
– Терпеть не могу этого повара, – сказала она. – Никогда-то не приготовит блюдо так, чтобы пришлось мне по вкусу. Он был любимцем моего мужа и теперь злится, что вынужден служить мне. Он взбесится, когда узнает, что ему придется торчать у раскаленной плиты, чтобы накормить еще один рот.
Я успокоилась. Махарани тоже хитрила, как все мои клиентки.
Она перевернула бубновую шестерку, положила на трефовую семерку.
– Значит, ты знакома с Парвати Сингх. Ее отец был двоюродным братом моей матери. – Махарани улыбнулась мне. – Самир, ее муж, совершенно неотразим. Он, как никто, умеет угадать с подарком. Ты знала об этом?
– Нет, ваше высочество, – озадаченно пробормотала я.
– А могла бы, – уклончиво заметила она. – Это ведь ты, насколько я понимаю, его снабжаешь.
Мешочки с отваром? Не может быть!
– Мои волосы никогда не были гуще. – Она грациозно тряхнула головой. Самир действительно каждый месяц покупал у меня масло бавчи, но я думала, для любовниц.
Я улыбнулась.
– У вас роскошные волосы, ваше высочество.
– Раз уж Самир утверждает, что ты творишь чудеса, я склонна ему верить. – Она впилась в меня испытующим взглядом. – Ты сама-то веришь?
– Так обо мне говорят.
– А ну-ка покажи голову.
Я замялась, удивленная этой просьбой. Махарани жестом велела мне снять паллу, и я стащила с головы сари. Королева пристально оглядела мои волосы (чистые, смазанные маслом), веточку жасмина в пучке, уши без серег, покрутила пальцем, и я повернула голову, чтобы махарани рассмотрела мой затылок. Наконец я обернулась к ней лицом, и она кивнула.
– Люблю, когда голова правильной формы, – сказала махарани.
Вошел слуга с серебристым чайным сервизом. Такие же точно рисунки украшали фарфор Парвати. На блюдце с золотой каймой лежали тонюсенькие печенья с вкрапленными посередине кусочками фисташек и цветками лаванды. Слуга налил нам чай. Махарани постучала по столу холеным ноготком, и слуга тут же поставил чашку подле карт. Правда, к чаю махарани не притронулась.
– Мой покойный муж очень любил чай. В день выпивал чашек по пять, по шесть, а уж сахару сыпал столько, что впору было самому стать сахарным. – Она примолкла. – Ан нет.
Неожиданная прямота ее высочества отчего-то внушала симпатию. Наверное, все монаршие особы эксцентричны, рассудила я и наконец позволила себе расслабленно откинуться на подушку дивана. Я отпила глоток чаю со сливками – сладкого, с привкусом корицы и кардамона.
– Всю жизнь был эгоистом, – продолжала ее высочество. – Своим фавориткам наделал шестьдесят пять детей – кто их считает, внебрачных-то. А пяти законным женам, мне в том числе, постарался не сделать ни одного. Знаешь, почему? – Она зажала карту указательным и средним пальцем: так мужчины держат сигарету.
Я вежливо наклонила голову.
– Астролог посоветовал ему не доверять кровным наследникам. И вместо того чтобы родить законного сына, он усыновил мальчика из семьи раджпутов, который и стал нашим махараджей. – Она шлепнула карту на стол, картинкой вниз. – Я живу во дворце с махараджей, который мне не родной сын, и с махарани – женой моего пасынка.
Мне и раньше доводилось слышать о том, что индийские королевские фамилии по совету астролога усыновляют детей, которые наследуют престол. В некоторых дворцах это вошло в традицию.
Махарани обхватила чашку, но оставила стоять на столе.
– Наш махараджа обожает третью жену, Латику. У нее изысканный вкус, она образованна и умна. Подарила ему сына, который и должен был стать наследником престола.
Ее высочество вытащила из колоды валета и положила на даму.
Да вот беда: махараджа посоветовался с астрологом, и тот предупредил, что родной сын свергнет его с престола. И махараджа отослал сына в Англию, в школу-пансион. А жене не сказал – дескать, пусть главный советник сообщит. После отъезда сына махарани Латика потеряла сон и аппетит. Она ни с кем не разговаривает. Даже не встает с постели. – Ее высочество покачала головой и продолжала: – Мальчику всего восемь – столько же, сколько себе насчитал твой помощник. И мать не может увидеть сына.
Я знала, как мучительно для матери потерять ребенка из-за голода или болезни. Мне часто случалось видеть таких матерей: они приходили к саас. Но когда у тебя тайком забирают ребенка – это, наверное, пытка.
Махарани Индира дошла до конца колоды.
– Жители Джайпура полагают, будто махарани обладают властью, но это совсем не так.
Она взяла отложенную стопку и принялась одну за другой переворачивать карты.
– Потому мы и позвали тебя, Лакшми Шастри. Пусть молодая махарани мне не дочь, а жена моего пасынка, но я за нее отвечаю. Ее необходимо привести в чувство, чтобы она вернулась к исполнению королевских обязанностей. Да и махарадже нужна здоровая супруга. – Ее высочество приподняла бровь. – Она должна принять судьбу – свою и сына. Que sera, sera[31]. – Махарани Индира опустила руки. – Она хотя бы познала материнство.
Женщина, сидевшая передо мной, изведала немало скорби. Если бы мое предложение было уместно, я угостила бы ее сластями с кешью и кардамоном, которые приготовила утром и принесла во дворец: они утешают в горе.
– Ваше высочество, чем я могу быть полезна? – помолчав, спросила я.
– Верни к жизни махарани Латику. Развей ее тоску: Самир клятвенно уверяет, что тебе это по силам.
Приятно, что Самир так верит в меня. Но что, если я подведу знатную даму, которую вдобавок знает весь свет? При мысли об этом я содрогнулась.
Я облизнула губы.
– Ваше высочество, исцеление требует времени. Как и мои снадобья. Сперва мне нужно увидеть махарани Латику, чтобы понять, чем я могу помочь и надолго ли затянется процесс. Я польщена, что мистер Сингх так мне доверяет, но сперва я хотела бы оценить состояние махарани.
Махарани Индира окинула меня строгим взглядом. Я выжидательно посмотрела ей в глаза.
Чуть погодя она собрала карты со стола, словно наконец приняла решение.
– Иди оценивай, – отрывисто проговорила она. – Как закончишь, сразу ко мне.
Мне не раз доводилось утешать тоскующих женщин, и я испытала облегчение при мысли, что здесь от меня потребуется именно это. Успех будет сладок, и слава обо мне разойдется далеко за пределы Джайпура. А вот поражение окажется смерти подобно. От такого удара мне уже не оправиться. Значит, придется перебрать все травы из арсенала моей саас, чтобы исцелить молодую королеву.
Во рту у меня пересохло, несмотря на выпитый чай со сливками.
– Как прикажете, ваше высочество.
Махарани Индира довольно кивнула, обернулась к слуге, и он тотчас подошел к ней.
– Отведи миссис Шастри к ее высочеству. – Королева дотронулась до чашки и добавила: – Да скажи повару, чтоб впредь не присылал холодный чай! Как он посмел подать такое махарани?
Я встала с кушетки, наклонилась и коснулась ног махарани. У меня дрожали поджилки.
Когда я была еще девочкой и отец с похмелья не мог вести уроки, мать громко сокрушалась: «Вот выгонят его – и что мы будем есть? Книги?» Чтобы не слышать ее причитаний, я убегала к старику Манчи рисовать на листьях бодхи. Выписывая узоры на чунни пастушки и крохотные перышки майны[32], я забывала о своих печалях. Рисование меня успокаивало. Позже, когда Хари измывался надо мной за то, что никак не рожу ребенка, я снова принималась рисовать, но уже в уме; он лупил меня кулаком в живот, бил ногами по спине, а я представляла, что держу кисть. Я любовалась ползущей по моей руке божьей коровкой, разглядывала огуречный узор на сари, прочее же не замечала – и так отгоняла боль, тревогу и страх.
Вот и теперь, пока меня вели в покои молодой махарани, я рассматривала эмалевые узоры на дверях, решетчатые оконца, мозаику на стенах и мраморных полах, картины, вытканные на шелковых коврах. Много веков назад правители Джайпура приглашали лучших резчиков по камню, красильщиков, ювелиров, художников и ткачей из чужих краев – Персии, Египта, Африки, Турции, – и мастера трудились на славу. Когда мы наконец дошли до спальни молодой махарани, я успокоилась, привела мысли в порядок.
На циновке слева от дверей сидел в позе лотоса гуру, раскачиваясь всем телом, перебирал четки. Лоб его украшала оранжевая бинди из молотой куркумы. Толстый живот обтягивала белая рубаха. Над горящими благовониями вился ленивый дымок.
На кровати под балдахином, откинувшись на атласные кремовые подушки, лежала махарани Латика. В белом сари из тончайшего муслина и белой кофточке, хоть и не вдова. Над ней хлопотали три придворные дамы в шелковых сари. Та, что расчесывала волосы махарани, явно была ее камеристкой. Вторая дама обмахивала Латику веером, третья читала вслух книгу. Я узнала стихи Тагора. «Смугла? Но как бы ни была смугла она, глаза как у газели я увидел»