[33]. Когда я вошла в комнату, дамы посмотрели на меня, но не прервали своих занятий. Я сделала намасте, подошла к кровати, провела рукой у ног махарани и коснулась ладонью лба, отгоняя завистливые чары. Но махарани равнодушно таращилась в пустоту, точно и не заметила меня. Я поприветствовала придворных дам, они кивнули в ответ.
В спальне стоял полумрак – то ли потому, что лампы специально не зажигали, то ли их не было вовсе – и я попросила сопровождавшего меня слугу поставить судки у окна, где было светлее. Я поискала глазами какую-нибудь невысокую скамеечку, и слуга принес мне стульчик с мягкой обивкой. Я разложила необходимые инструменты, ополоснула руки прохладной жасминовой водой, которую принесла с собой, и смазала маслом. Я осторожно взяла махарани за руку. Кожа у нее была холодная, сухая. Махарани пошевелилась. Краем глаза я заметила, что королева смотрит на меня, и хотя я старалась не глядеть на нее, сейчас невольно залюбовалась. Я была наслышана о ее красоте: недаром махараджа влюбился в нее с первого взгляда. В круглых блестящих светло-карих глазах махарани – таких беззащитных – читалась безграничная печаль. Под глазами, точно ожоги, чернели круги. Украшений на ее высочестве не было – лишь в расчесанных на пробор волосах алела пудра. Должно быть, синдур[34] королеве сделал кто-то из придворных дам.
Махарани посмотрела на руку, которую я взяла в свои ладони. Пошевелила пальцами, разглядывая их с таким удивлением, точно видела впервые. Ногти у нее были холеные, круглые, аккуратно подстриженные, с ухоженной кутикулой. Махарани вздохнула и снова впала в полузабытье. Можно было приниматься за дело.
Однажды утром, вскоре после того, как вышла замуж за Хари, я отправилась на берег реки стирать белье и увидела три лилово-розовых яичка. Зазвенела птичья трель – «фьюить-фьюить», – и я оглянулась: под кустом сидела краснощекая самочка бюльбюля и рассматривала меня, наклоняя головку. Птица заваливалась на бок, волочила крыло по земле. Я побежала домой, рассказала обо всем саас, и та предположила – должно быть, птицу ранили, и она не успела вернуться в гнездо. Мы принесли птицу домой, и свекровь привязала припарку к ее больному крылу. Через две недели крыло зажило, и саас велела мне выпустить птицу на том же месте, где мы ее нашли. Птица тут же принялась искать свои яйца, но тех и след простыл. Яйца мне спасти не удалось; вернуть домой сына махарани Латики мне тоже не под силу, но я хотя бы смогу исцелить ее душевную рану.
Я принялась аккуратно массировать ее руки и ноги, чтобы махарани привыкла к моим прикосновениям. Со своими клиентками я работала много лет, и они доверяли мне, но махарани Латика меня не знала, даже не заметила, как я вошла, и вряд ли расслабится так же легко, как если бы ее массировала камеристка. Меж ее большим и указательным пальцем я нанесла смесь, которую сделала сегодня утром – из кунжутного и кокосового масла, экстрактов брахми и листьев чабреца. Я поглаживала пульс на ее запястье. Потом занялась сводами стоп, провела пальцем по впадинке меж большим и вторым пальцем, чтобы снять напряжение. Придворная дама, читающая стихи, задавала гипнотизирующий ритм.
Чуть погодя я почувствовала, что махарани успокоилась и задышала глубже. Я целый час массировала целебными маслами ее руки, ноги, ступни, ладони. Я растягивала сухожилия, расслабляла члены, открывала меридианы. Если мышцы сопротивлялись, я сосредотачивалась на особых точках, чтобы снять напряжение. И мысленно посылала ей сил. Все прочее для меня сейчас не существовало.
Наконец ее руки обмякли, и я отважилась взглянуть на махарани. Ее высочество заснула. Вскоре она проснется, но на первый раз хватит.
Я собрала вещи, и слуга провел меня по другим коридорам в стеклянную комнату, уставленную горшками с орхидеями. Здесь было влажнее и жарче, чем во дворце с его кондиционерами. Я почувствовала, что над моей верхней губой выступил пот.
Старшая махарани серебряными ножничками обрезала засохшие листья с цветка. Под мышками ее шелковой кофточки расплылись полукружия пота.
– Чем быстрее Латика поправится, тем быстрее я вернусь к моим деткам, – не оборачиваясь, проговорила она, взяла со столика стакан прозрачной жидкости со льдом, тряхнула им. – Джин с тоником. Не желаете, миссис Шастри?
Соблазн был велик, но я ни разу в жизни не пробовала спиртное.
– Спасибо, нет.
Махарани с улыбкой взглянула на меня.
– Точно? Британцы оставили нам массу приятных вещей, и эта самая приятная. – Она отхлебнула джина. – Еще и помогает предотвратить малярию.
Махарани перешла к следующему растению, осмотрела листья – нет ли вредителей – и удовлетворенно сделала большой глоток коктейля.
– Иди сюда, познакомлю с моими красавцами.
Я подошла ближе.
Она указала на желтый цветок с зелеными полосками и длинными лепестками в черных точках.
– Это венерин башмачок. Но я зову его титли, потому что он похож на бабочку. А вон ту голубую ванду зовут Сита. – Она нежно погладила лепесток. Теплица для махарани была детским садом – в прямом смысле этого слова. – По легенде, в изгнании богиня Сита вплетала в волосы голубые орхидеи. Это очень редкий сорт.
Махарани Индира пересекла теплицу и погладила крохотные розовые цветки – всего их было штук двадцать, – распустившиеся на одном стебле.
– Этот мне подарила принцесса Таиланда. Я подумывала назвать его в честь покойного супруга, но потом принцесса призналась, что цветок капризный, совсем не стоит – не то что у моего мужа!
Она рассмеялась над сальной шуткой хриплым грудным смехом. Вдовствующая махарани явно нашла убежище в своем заточении. Не только бедняки – заложники своей касты.
– Я знаю, как сделать так, чтобы все росло и крепло. – Она плеснула в горшок с цветком немного коктейля, оглянулась на меня и заговорщицки улыбнулась. – Только чуп-чуп.
Я не удержалась от смеха.
Махарани отпила из стакана.
– Итак, миссис Шастри, когда же я смогу день-деньской заниматься только орхидеями?
Я уже думала об этом, пока была у молодой королевы.
– Видите ли, ваше высочество, мои усилия принесут плоды, когда махарани Латика привыкнет мне доверять. Если недели две-три я буду приходить к ней в одно и то же время, наверняка мне удастся добиться положительного результата.
– А сегодня тебе удалось добиться хоть какого-нибудь результата?
– Надеюсь, что да. Я подготовила ее к мехенди и каждый день буду дополнять узор. И когда я его закончу, уверена, махарани станет гораздо лучше.
Ее высочество кивнула, поджав губы.
– И сколько нам будет стоить ее возвращение к жизни?
– Сколько вы сами сочтете нужным, ваше высочество.
Старшая махарани окинула меня взглядом.
– Каждое утро, как только закончишь с ее высочеством, сразу ко мне на доклад. Будет результат – будем продолжать. Нет – попробуем что-то еще. Как будешь уходить, отдай казначею вот это. – Она протянула мне лист бумаги. – За каждый визит он заплатит тебе пятьсот рупий.
Я едва не лишилась чувств. Всего за час я заработала столько же, сколько за неделю беготни по клиенткам! За две недели во дворце я получу семь тысяч рупий! В теплице было так влажно и душно, что лоб у меня взмок от пота. Мне срочно нужно на свежий воздух.
– Благодарю, ваше высочество.
Она кивком разрешила мне удалиться, отвернулась и принялась рассматривать очередное растение. Уже в дверях я услышала ее слова:
– Опять вянешь, Уинстон? Мало я о тебе забочусь?
Малик ждал у ворот дворца. Завидев меня, подбежал и забрал судки.
– Вы улыбаетесь, тетя босс. Все хорошо?
– Можно и так сказать. А ты как? Накормил тебя дворцовый повар?
– Сказать по правде, тетя босс, я сладкое не очень, разве что тамариндовые конфеты. А вот Мадхо Сингх обожает сласти. Слопал почти весь мой рабри. Как бы не заболел. – Малик размахивал судками; мы шли на соседнюю улицу, чтобы взять рикшу. Я покачала головой. Предупреждала я его, и что толку?
– И чем ты занимался на кухне?
– А я и не сидел на кухне. Бегал по делам, забирал и разносил заказы.
Я остановилась.
– Малик! Ты ослушался приказа ее высочества?
Малик с улыбкой повернулся ко мне.
– Не волнуйтесь, тетя босс. Когда слуга сказал повару приготовить мне рабри, тот так на меня посмотрел, будто сейчас схватит нож и разрежет меня пополам. – Малик свистом подозвал рикшу. – Вот я и подумал: как бы ему угодить? Вам-то я умею угодить, тетя босс. – Я вскинула брови, и мальчишка рассмеялся. – Я спросил, сколько дворец платит за растительное масло. Он ответил, а я ему: «Баап ре баап! Грабеж среди бела дня!»
Я закрыла глаза. Что еще натворил Малик?
– Успокойтесь, тетя босс. – Он взмахнул рукой, точно ввинчивал лампочку в патрон. Дескать, ничего страшного не случилось. – Я достану повару масло намного дешевле, чем с них дерут эти жулики, а разницу он положит себе в карман. – Малик указал на сумку, которую нес в руке. – Он так обрадовался, что пообещал каждый день готовить мне что-нибудь вкусное, причем безо всяких просьб. Сегодня вот накормил меня пури и чоле. А завтра будут бхаджи! Вам с Радхой больше не придется готовить.
Малик помчался вперед, чтобы положить наши пожитки в коляску рикши, я же двинулась следом, дивясь смекалке моего юного друга.
Вести о том, что я хожу во дворец, распространились как масло ги по горячей чапати. Торговец манго заметил нас у дворцовых ворот, сказал жене, та соседке, соседка зятю, зять своему врачу, врач – портомойке, которая носит глаженое белье к одной из моих клиенток. Вскоре у меня появились новые клиенты, мои услуги были нарасхват на каждом празднестве и торжественной церемонии: помолвка, седьмой месяц беременности, рождение ребенка, первый прикорм, первая стрижка, совершеннолетие сына, новоселье, день рождения Ханумана