— Она запомнила номер? — спросил Донован.
— Не обратила внимания, — сказал Тернбулл. — Решила, что это не имеет значения.
— Мы были в квартире Хантли, — сказала Нэтрасс. — Похоже, из гостиной пропал большой ковер.
— Вместе с хозяйкой, — предположил Донован.
— У нас возникло такое же подозрение, — сказала Нэтрасс. — Мы пригласили соседку, чтобы с ее помощью составить фоторобот того человека. Это может здорово помочь в расследовании. И описание машины, хотя тут у нас меньше надежд: слишком много на улицах «вектр». Мы, кстати, полагаем, что тот же человек похитил ее отца. Почему он это сделал, неизвестно.
Тернбулл повернулся к Доновану. Лицо ничего не выражало, но взгляд выдавал внутреннее напряжение.
— У вас имеются какие-нибудь предположения?
— Нет, — сказал он, не отводя глаз.
— Пол, принеси мистеру Доновану еще чаю.
— Я ведь только что…
— Мне кажется, он остыл. Будьте любезны.
Она бросила на него взгляд, который отметал всяческие возражения. Тернбулл неохотно поднялся и потопал прочь. Она проводила его глазами, потом повернулась к Доновану с сочувственной улыбкой на лице:
— Я должна извиниться за поведение коллеги. В своем рвении добиться справедливости он порой… заходит слишком далеко.
Донован молча кивнул.
— Понимаю, сейчас не лучшее время вести разговоры. — Она протянула визитную карточку. — Здесь мой телефон. Если что-то вспомните — неважно что, — позвоните, пожалуйста. Вы ведь не меньше нас заинтересованы в поимке убийцы.
Донован кивнул и сунул карточку в карман.
— Буду с вами откровенна. Я не из тех полицейских, кто считает, что пресса и полиция не в состоянии найти общий язык. У вас свои задачи, у нас — свои, интересы могут пересекаться к обоюдной выгоде.
Донован прищурился:
— Что вы имеете в виду?
— Мне кажется, — она позволила себе слегка улыбнуться, — вы меня прекрасно поняли. Вы помогаете мне, а я — вам.
Донован кивнул. Старая как мир история. Журналисты и их источники.
— Договорились, — сказал он.
— Вот и отлично, — сказала она с улыбкой, но взгляд тут же посуровел, — только никаких подвигов, никакой самодеятельности. Это не приведет ни к чему хорошему. Особенно для вас. Вы меня поняли?
— Как не понять.
Вернулся Тернбулл с очередной чашкой в руках и злобой на лице.
Нэтрасс поднялась:
— Спасибо, Пол, но боюсь, нам с вами пора идти.
Тернбулл, сердито зыркнув на Донована, швырнул чашку в стоявшее рядом мусорное ведро.
— Мы можем вас подбросить до гостиницы, мистер Донован, — предложила Нэтрасс.
— Благодарю, но я лучше пешком.
Они проводили его до двери и отправились по своим делам.
А на улице в это время вовсю хозяйничал новый день. Пронзительно-синее небо над головой, в парке рядом буйство осенних красок. Светило солнце. В такой день хочется жить.
Донован пошел прочь, стараясь его не замечать.
По дороге ему так и не удалось привести мысли в порядок.
Перед входом в гостиницу толпились газетчики, телерепортеры — без сомнения, в надежде поговорить с коллегой-журналистом. В ожидании его появления.
Он чертыхнулся про себя и, пока они не успели его заметить, нырнул за угол. С другой стороны здания он юркнул в заднюю дверь ресторанной кухни и наткнулся на вопросительный взгляд шеф-повара.
— Общество защиты окружающей среды, — тут же сориентировался Донован. — Я бы на вашем месте бросился наводить чистоту.
Он быстро прошел через кухню в фойе и там попробовал прокрасться к лифту, но тут его заметила администратор у стойки:
— Мистер Донован, мистер Донован…
Обреченно вздохнув, он нехотя пересек холл, стараясь держаться подальше от главного входа. Она протянула ему ворох записок:
— Вот, вам просили передать…
Конечно, это от журналистов, которые просят его о встрече. Он и сам когда-то так поступал.
— Отправьте все это куда подальше, — сказал он. — В помойку всю эту кучу.
— Прибыл мистер Шарки. Он сказал, что должен срочно с вами увидеться.
— А не пошел бы он туда же.
— Простите, что вы сказали? — Девушка распахнула глаза.
— Бога ради, извините, — Донован виновато улыбнулся. — Случайно вырвалось.
Она кивнула, даруя прощение.
Он зашел к себе в номер и позвонил в «Геральд». Попросил всю информацию о Колине Хантли, которой они располагают.
Он потерял ощущение дня и ночи, потерял всякий счет времени.
Оно перестало для него исчисляться в часах и минутах, приняв более конкретную форму. Промежутками между временем, когда приносили еду. Между приемами пищи, ее перевариванием и освобождением кишечника. Питьем и освобождением мочевого пузыря. Оно измерялось количеством вылезающих из нор крыс.
Темницу освещала единственная голая лампочка — его постоянное солнце, которое скорее отбрасывало тени, чем давало свет. После того как увели Гэри Майерса и вместе с ним забрали пару одеял, стало еще холоднее. Ему сунули несколько потрепанных детективов в мягкой обложке — Джеффри Арчер, Джон Гришэм, Том Клэнси. Он решил, что это входит в программу пыток.
Ощущение некой стабильности в его нынешнем состоянии давала постоянно болевшая рука.
Иногда он думал, что сходит с ума. Он понимал, что Мефистофель стремится его сломать. Он слышал его голос, даже когда его самого не было рядом.
«Позвони, — все настойчивее требовал он. — Позвони, и тогда сможешь выйти на свободу. И станешь богатым».
Он не мог позвонить. А еще он знал, что никогда не выйдет на свободу…
Он услышал, как зазвенели цепи на воротах, в замке повернулся ключ. Дверь открылась.
Колин Хантли заморгал от ворвавшегося в помещение света. Он больше не тянулся за колпаком. Зачем? Он ведь отлично знает своих похитителей, да и лишние движения приносили невыносимую боль. Какой смысл притворяться теперь, когда Майерса рядом нет?
Это был Молот.
— Я тебе тут кое-что принес, чтоб не было скучно, — сказал он.
Оставив дверь открытой, он снова вышел и вернулся, держа в руках предмет, похожий на свернутый ковер. Он потащил его по полу, положил в паре метров от Колина и начал разворачивать.
Колин, по-прежнему привязанный цепью к батарее, подался вперед, чтобы разглядеть, что он принес. Что-то в этом предмете было Колину знакомо. Внутри…
— Кэролайн!
Молот повернулся и слегка ткнул его в челюсть. Колин отлетел к стене. Рука заболела еще больше.
— Не ори, ты, козел! А то унесу ее отсюда. По кусочкам унесу.
— И-и… извини, случайно вырвалось…
Колин собрался с силами, сел, потрогал рукой лицо. Из носа текла кровь. Они захватили его дочь.
Его новый мир.
Кэролайн лежала на ковре со связанными руками и ногами и заклеенным пленкой ртом и бешено водила глазами вокруг. Она увидела отца, но даже это не погасило ужас и панику в ее взгляде.
Молот содрал пленку с ее лица, развязал руки и ноги, дернул за руку, не обращая внимания на крик боли, и грубо защелкнул на запястье наручник от цепи, которой совсем недавно приковывал к батарее Гэри Майерса.
— Ну вот и встретились. Счастливая семейка воссоединилась, — сказал он.
Он ушел, закрыв на все замки дверь и ворота.
Отец и дочь некоторое время молча смотрели друг на друга, от переполнявших эмоций не в силах что-то сказать, потом упали друг другу в объятия. Насколько, конечно, могли это сделать, потому что короткая цепь натянулась, впиваясь в кожу и не давая приблизиться.
Волна эмоций захлестнула обоих и вырвалась наружу рыданиями и потоком слез. Они боялись, что снова друг друга потеряют.
Наконец слезы прекратились. Они смотрели друг на друга, словно убеждаясь, что это не сон.
— Кэролайн… — Его голос дрожал и напоминал звук старой скрипучей телеги. — Кэролайн… что с тобой… Тебя били?
Она покачала головой:
— Нет. — И снова обняла отца. — Папочка, родной мой… я думала, тебя уже нет в живых…
— Нет-нет, видишь, я жив…
Она слегка отстранилась и внимательно на него посмотрела:
— Господи… что же они с тобой сделали!
Колин невольно прижал к себе больную руку:
— Ничего страшного, не волнуйся…
Они снова обнялись. Снова слезы, рыдания.
Наконец она вопросительно посмотрела на него:
— Что происходит, папа? Почему ты здесь?
Колин печально вздохнул, отполз назад к стене:
— Девочка моя, я совершил ужасный поступок…
20
— Это было просто классно, старик!
— Да, Майки, ты превзошел самого себя.
— Они все прям обалдели.
Майки шел по Высокому мосту в Гейтсхед в сопровождении своих работодателей и, улыбаясь, кивал.
— Спасибо, — сказал он, — вдохновение нашло.
Огромная почерневшая металлическая конструкция Высокого моста, построенного еще при королеве Виктории, не пропускала ни одного солнечного лучика, но Майки было на это наплевать. Он теперь видел свет в конце туннеля.
Потому что обрел союзника.
Он шел и вспоминал свою встречу с Джанин в пабе «Принц Уэльский». Она вошла туда минут через двадцать после того, как они поговорили перед полицейским участком, остановилась на пороге, оглядываясь в нерешительности. Он помахал, она кивнула и с некоторой опаской подошла к его столику.
Он попытался посмотреть на себя ее глазами: грязный, небритый тип в дешевой одежде, вышедшей из моды лет десять-пятнадцать назад. Будто только из тюрьмы.
Конечно, можно понять ее страхи.
Она села на стул напротив и начала рыться в сумочке.
— Я не стал… — От волнения у Майки запершило в горле, он откашлялся, снова заговорил, вставая из-за стола. — Давайте возьму вам что-нибудь выпить. Я не сделал этого сразу, потому что не знал… что бы вы хотели.
— Спасибо, ничего не нужно.
Она вытащила из сумочки мобильный, потыкала в кнопки. Майки заметил, что у нее трясутся руки.
— Привет, мам, — сказала она в трубку, — я после работы забежала с приятелем в паб. — Она помолчала, слушая, что ей скажут, потом продолжила: — «Принц Уэльский». Нет, я недолго. Буду выходить, позвоню.