Его словно прорвало. Он заговорил. О тяжелой болезни жены, о боли и отчаянии после ее смерти, о бессильной ярости от того, что какие-то бродяги перехитрили жителей поселка.
— А тут еще Кэролайн. Связалась… с одним из этих. С байкером. Говорит, что его зовут Тошер. — Он горестно покачал головой. — Я уже потерял Хелен. Вдруг я потеряю и Кэролайн! — Он молитвенно сложил руки, поднял глаза на Кинисайда. — Вдруг однажды она… возьмет и уедет? И я ее больше никогда не увижу! — Он тяжело вздохнул. — Надо что-то делать, что-то предпринять.
Кинисайд наблюдал, потягивая виски.
— Это весьма непростой юридический вопрос, — изрек он авторитетно.
Колин кивнул.
— Может обойтись очень-очень дорого. Но дело может решиться и в вашу пользу.
— Вот именно, — подхватил Колин запальчиво, — может решиться. А может и не решиться. И придется терпеть их постоянно. — Он вздохнул, взъерошил волосы. На лице отразилась душевная боль. — Они ни за что не уйдут… а если уйдут, заберут с собой мою дочь…
Кинисайд поболтал бокалом, наблюдая, как тает лед.
— И что? — спросил он тихо. — От меня-то вы чего хотите?
Колин снова посмотрел на него снизу вверх.
— Не знаю, — сказал он прерывающимся от отчаяния голосом. — Вы ведь полицейский. Разве вы… не можете… что-то сделать? Что-нибудь? Ну, не знаю… Приказать им, что ли…
Кинисайд, загадочно улыбаясь, изучал содержимое своего бокала. Потом медленно заговорил:
— Раньше все было гораздо проще. Такие приезжают куда-нибудь, разбивают лагерь, выживают местных жителей, а ночью прибывают ребята в соответствующей форме и изгоняют незваных гостей. А то и выжигают их лагеря. — Он пожал плечами. — Мне так, по крайней мере, рассказывали.
Он посмотрел на Колина — в глазах тот же адский блеск.
— Вы, случайно, не это имеете в виду?
Колин проглотил слюну. Его вдруг бросило в жар.
— Мы ведь представляем все это гипотетически, правда?
— Д-да… к-к-конечно… — У Колина предательски дрожал голос.
Кинисайд сделал глоток. Нахмурился.
— Вы просите слишком многого. Придется формировать команду, так сказать, единомышленников, заставлять их работать сверхурочно, материально стимулировать… Это может вылиться в…
Он сделал еще глоток и продолжил. Слова текли плавно и гладко, как виски.
— К тому же есть определенный риск. Операция-то незаконная и, если что-то сорвется… — Он покачал головой.
Колин молчал. Начинала сильно болеть голова.
Кинисайд откинулся на спинку кресла:
— Гипотетически это представляет некоторую опасность для должностного лица. Скажем, для меня. В этом случае было бы только справедливо, если бы человек, желающий подобного развития событий, то есть вы, взял на себя часть риска.
— Т-т-то есть?
Кинисайд задумчиво посмотрел на Колина:
— Вы ведь в своей лаборатории проводите самые разные исследования, да?
— Да. То есть, конечно, не я лично…
— Оборонные штучки? Совершенно секретные разработки, правда?
— Знаете, я…
— Биологическое оружие? — все больше и больше воодушевлялся Кинисайд. — Создание вирусов-убийц? Представляю, какой на все это гигантский спрос. Война против терроризма, знаете ли, и тому подобное. За сколько можно такое продать? Какую сумму может предложить самое заинтересованное лицо?
— Откуда… откуда мне знать?
— Да ладно вам, Колин, не скромничайте. Уверен, вокруг вас крутятся всякие людишки. Признайтесь, делали к вам подходы?
— Ну да, бывало, но…
— Речь, наверное, шла о миллионах?
— Позвольте! — Колин почти кричал. — Какое это имеет отношение к людям, о которых мы ведем речь!
Кинисайд посмотрел на него с некоторым удивлением:
— Я ведь рассуждаю гипотетически. Оценка риска. Хотите добиться чего-то, извольте делать взнос.
Колин молчал, уставившись на стоявший рядом на полу нетронутый бокал с виски. На тающий лед. Кинисайд продолжал гнуть свою линию:
— Впрочем, повторяю, это все гипотетически. А если отбросить гипотезы, необходимо уже ваше прямое участие.
— Мое?
— Нам понадобится, — голос Кинисайда стал задумчивым, — кое-что из вашей лаборатории. Что-то вроде вещества без цвета и запаха, которое полностью растворяется в воде. Такое, которое в организме человека обнаружить невозможно.
— Яд?
— Именно. Уверен, у вас там подобным добром забиты полки. Мы введем его в систему водоснабжения, которую они установили, а потом — просто начнем наблюдать, как они умирают один за другим. Пусть валят все на какую-нибудь инфекцию или вирус. На то, что система водоочистки не работает должным образом. Или, скажем, воспользуемся ядом, который выявить можно, и сделаем так, чтобы это выглядело как массовое самоубийство — они вроде как члены секты самоубийц. — Кинисайд ухмыльнулся. — Правда, здорово, а? Чем не ЦРУ?
Колин замотал головой. Головная боль усилилась.
— Нет… нет… вы говорите ужасные вещи…
— Наступили жестокие времена — значит, нужны жестокие меры. — Он показал на дверь. — Впрочем, вы в любую минуту можете отправиться домой. Назад в этот шум, в эту вонь — к своим новым соседям.
Колин замотал головой. Боль становилась нестерпимой.
— Вы когда-нибудь о Чечне слышали? — спросил Кинисайд.
Колин кивнул.
— Там происходило такое, о чем вы и понятия не имеете. У них там свои способы расправляться с неугодными. Хотите, расскажу?
Колин сгорбился на диванчике и молчал.
Кинисайд пустился рассказывать о российской армии и ее методах работы с пленными. Чтобы другим неповадно было, обрабатывают одного.
Рассказал о горчичном газе.
О допросах и пытках.
Сломленный человек возвращается домой и служит наглядным пособием для остальных.
Рассказал, как можно применить этот опыт у себя.
— Нам нужен только один человек. Всего один. Как только они увидят, что с ним случилось, они больше не захотят оставаться, потому что то же самое может произойти и с ними. Только один человек — как пример для остальных. Есть у вас кто-нибудь на примете?
Колин молчал, боль оглушала его.
— Я даже могу предположить кто.
Колин покачал головой.
Кинисайд смотрел ему прямо в глаза:
— Вы хотите от них избавиться? Хотите?
Колин вздохнул. Сотни крошечных топориков в голове дробили мозг. Он не мог думать.
— Я хочу… покоя…
Кинисайд продолжал сверлить его взглядом.
— За покой надо платить. Если хотите настоящего покоя.
— Сколько? — В горле пересохло.
— С финансовой точки зрения — ничего. Только ваше участие.
Колин начал дико озираться по сторонам, от боли перестав соображать.
— Либо так, либо никак.
Колин посмотрел вниз. Взял нетронутый бокал с виски, залпом его опрокинул. Кивнул:
— Я готов платить.
— Вот и славно, — улыбнулся Кинисайд.
Колин чувствовал себя совершенно разбитым. И очень грязным. По телу градом катился пот. Его трясло как в лихорадке.
Но головная боль, кажется, начинала отступать.
— Я чувствую себя Фаустом… в гостях у Мефистофеля…
Кинисайд продолжал улыбаться, сверкая глазами.
— Называйте как хотите. — Он показал пальцем на пустой бокал. — Колин, у вас в бокале пусто. Повторить?
Колин кивнул.
Кэролайн смотрела на него потрясенно: неужели человек, рассказывающий все эти ужасы, — ее отец, которого она знает всю жизнь?
— А Тошер… что случилось с ним?
— Не знаю… — Он отвел глаза в сторону. Старался не смотреть в центр помещения. На пятна въевшейся в цементный пол крови. — Я только достал для них вещество — и все.
— Достал?! Ты пошел на эту гнусность? — Она смотрела на него, не веря собственным ушам. — А что с остальными?
Он вспомнил языки пламени, стоны и крики.
— Не знаю, — поспешно сказал он. — Не знаю, что… с ними… — Он вздохнул, попытался оправдываться: — Я должен был тогда что-то предпринять. Я уже потерял Хелен. Мог потерять и тебя. Я должен был…
Слова остались без ответа. В Кэролайн кипела злоба:
— Что ты имеешь в виду? Что значит — должен был что-то сделать?! Между мной и Тошером не было ничего серьезного. И ты об этом знал. Мы просто проводили время. После того, через что мы с тобой прошли, мне нужно было развеяться. Мы и встречались-то всего несколько раз. Он возил меня на мотоцикле. Ты это знал. Я никуда не собиралась с ним убегать. Ты знал. — Она шумно выдохнула. — О господи…
— Мне тогда казалось, что это возможно… — Он был готов разрыдаться. — Я знаю, что совершил нечто ужасное. И хотел загладить свою вину перед тобой. Помог тебе с квартирой. Помог переехать, сделать ремонт, расплатиться…
Кэролайн смотрела на него ледяным взглядом:
— Что ты такое говоришь! Ты сам понимаешь?..
Он протянул к ней руку.
— Не смей ко мне прикасаться!
Он ничего не сказал. Посмотрел на цепь, приковавшую его к батарее, потом на дочь. Медленно и печально покачал головой.
Кэролайн снова заговорила.
— Значит, все это, — она подняла руку, загремев цепью, — связано с Кинисайдом и с тем, что вы сделали с Тошером?
— Что-то вроде того, — тихо произнес Колин. — Продолжение, следствие. Давай я объясню.
— Нет, — отрезала она и посмотрела на него так, будто видела впервые. — Наверное, я толком никогда не знала, какой ты на самом деле. И вряд ли хочу знать…
И она замолчала и не проронила больше ни слова.
И вот он сидит и смотрит на спящую дочь.
И не знает, о чем она думает.
Что она думает о нем.
Что он сам о себе думает.
26
Донован всегда считал, что в межсезонье приморские города способны навевать лишь скуку и тоску, но место, куда они приехали, похоже, даже в разгар сезона выглядело не лучше.
Джейвик-Сэндз рядом с Клэктоном. Унылый участок земли в Эссексе, заканчивающийся Северным морем. Возможно, когда-то это был процветающий курорт, дивное место (впрочем, в этом он тоже сомневался), но сейчас оно находилось в плачевном состоянии.