– А ты снова худеешь, – кивает она на мою тарелку, где лежат огурец и горстка орехов на свежем салатном листе.
– Клетчатка и полезные жиры. Здоровый завтрак.
– У твоего отца завтрак, а у тебя… – и тычет в тарелку пальцем, – еда для птичек. У тебя мать – курочка? Ласточка? Гусыня или голубка?
– Нет, у меня мама психологический экзекутор. Интересно, чем они питаются?
– Тася! – вмешивается папа, а мы с мамой дружно хихикаем.
Мы всегда так общаемся, она играет роль строгой и жесткой родительницы, а я вредного саркастичного подростка. А может, мы и не играем. Иногда бывает и такое, что наши отношения никак не портит. Чувство юмора у меня мамино. Она понимает и чувствует меня с полуслова. И именно поэтому она целый месяц пытается мягко вывести меня на разговор, к которому я до сих пор не готова, потому что окончательно запуталась.
– Все, выезжаем, – строго говорит отец, поднимаясь со стула, и с грохотом, означающим, что его приказ не обсуждается, ставит тарелку в раковину.
Радуюсь его пунктуальности как никогда: сейчас она помогает мне в очередной раз соскочить с беседы о моем неестественном поведении. Потом… Лучше уж потом…
Шагаем с Глебом к крыльцу школы. Сразу замечаю, что последняя ступенька лестницы пустует. Сердце судорожно сжимается в груди, но я не подаю вида.
– А где Аля? Заболела? – спрашивает Глеб, тоже заметив отсутствие Макаровой на привычном месте.
Открываю рот, но ответить получается не сразу. Спроси меня месяц назад что угодно о Макаровой, я могла ответить не задумываясь, поскольку знала все. Где она. Когда придет. С какой прической, в каком наряде и с каким настроением. Но сегодня мы не списывались с утра. Да и не только сегодня. Мы, конечно, пытаемся притвориться, что ничего не изменилось. Но, блин! Изменилось. И я не знаю, что делать. Неловкость и напряжение между нами растут с каждым часом. И это фигня неубиваема. Причем каждый раз, когда мы пытаемся начать разговор, что раньше для нас было спасением от всех трудностей, он не длится и пяти минут.
– Вот же она, – говорит Глеб. – Ну ладно. Увидимся на тренировке.
– Ага. Давай… – отвечаю я, глядя на приближающуюся подругу.
Макарова ловко перебирает ногами, обходя лужи. Ее волосы собраны в высокий объемный пучок. Для меня это как нож в сердце.
– Привет, – говорю я, натягивая на лицо беззаботную улыбку.
– Привет, – отвечает она, немного запыхавшись. – Прикинь, проспала…
– Клевый пучок.
– Да… – Аля касается пальцами затылка и отводит взгляд. – Маня решила, что хочет стать парикмахером-стилистом. Тренируется. А у нас сегодня у женского состава должна быть примерка костюмов к постановке. Лучше заранее собрать волосы, а то без них останусь. Пуговицы и застежки – хуже криворуких парикмахеров.
Выдавливаю смешок, будто меня позабавила ее шутка. И раньше это было бы правдой. Но на самом деле хочется топнуть ногой и зарычать, сжав руки в кулаки. Ведь именно я всегда делаю ей пучки. Я! Почему она не попросила меня?!
– Идем? – киваю на главный вход. – Я сегодня делаю доклад по истории. Не хочу злить Рождественскую, а то опять завалит.
– Угу… – кивает Аля.
И даже когда мы оказываемся в коридоре школы, я чувствую, как за шею меня обнимает холодный ноябрьский ветер.
Девочки из команды по баскетболу с первых трех секунд определяют мое настроение, поэтому разумно обходят меня стороной и не заводят пустых разговоров. Переодеваюсь в спортивную форму и собираю волосы на макушке в тугую гулю. Мелкие пушистые кудряшки, словно насмехаясь, выпрыгивают из общей массы, и я с остервенением приглаживаю их ладонями, раздражаясь еще больше и вспоминая о прическе лучшей подруги.
Бред… Бред, бред, бред! Нет здесь ничего особенного. Когда я стала подозрительной и жадной на внимание? Ну сделала Маня прическу Але. Ничего страшного. Наоборот, нормально! Они сестры. Такое бывало и раньше. Но что-то меня цепляет. Душа клокочет и бьет в гонг, оповещая о скором разрушении привычного мира. Нельзя закрывать на это глаза. Нам нужно поговорить и решить проблему. Уверена, Аля копит в себе похожие эмоции. Мы ведь всегда были заодно. Так почему не можем все вернуть?
– Тась…
Резко поворачиваю голову. Хворова испуганно поджимает губы и протягивает мне синюю баночку. Тишина в женской раздевалке почти нереальная.
– Гель для волос, – поясняет Хворова. – Органический. Хороший состав. Мне сестра из Кореи привезла. Возьми.
Божечки… Что я творю? Еще немного, и начну бросаться на людей, которые просто хотят мне помочь. Точно нужно уже что-то делать!
– Спасибо, Карин, – отвечаю потеплевшим голосом и принимаю гель для укладки.
– Тась, ты в порядке? Мы за тебя переживаем.
Обвожу взглядом всех присутствующих девчонок. Ни с кем из них я не общаюсь слишком близко, но… Мы команда. Этим все сказано. На душе становится светлее. Улыбаюсь девчонкам и в ответ вижу добрые и понимающие улыбки. Как же здорово. Только мне нужна такая же милая моська от совсем другого человека. От моей лучшей подруги.
– Я в норме. Спасибо. Если все готовы, то идите в зал. Я догоню, – говорю я и принимаюсь укладывать дурацкие вредные кудряшки.
Капитан из меня сегодня никудышный, голова забита мыслями и переживаниями, но Лариса Михайловна, наш тренер, справляется не хуже обычного и без моей помощи. Из равновесия меня выбивает одна-единственная личность, которую я старательно игнорирую, но не могу удержаться от коротких взглядов украдкой, пока он этого не замечает.
Дымарского благополучно приняли в мужскую команду по баскетболу. Глеб признал, что он – парень достойный и играет неплохо. И я уже сто тысяч раз пожалела, что тогда на первой тренировке поддержала Олега. Лучше бы нам с ним не пересекаться, потому что чем больше я нахожусь с ним рядом, тем сильнее меня к нему тянет. Какой-то парадокс. Мы ведь даже не общаемся почти. Я для этого делаю все возможное. Наш максимум – приветствия и прощания, и то если я не успеваю убежать с тренировки первой.
Отрабатываем с девчонками проход с мячом. На мгновение отвлекаюсь и выпускаю мяч из рук, пиная его ногой. Он катится на ту половину площадки, где занимаются парни, и я, раздосадованно вздохнув, бросаюсь следом.
Мяч все катится и катится, пока не ударяется об идеально белые спортивные кроссовки. Торможу и выпрямляю спину, наблюдая, как Олег ловко поднимает «беглеца» и вертит его в руках. Жду, что он даст мне пасс, принимаю стойку и сгибаю руки в локтях, но Дымарский, будто специально, продолжает играть с мячом, не обращая на меня внимания.
– Олег! – громко произношу я, взмахнув ладонями, намекая, что готова к броску.
Издевательство какое-то… Дымарский, оглянувшись на парней, занятых атакой кольца, решительно шагает вперед. Сжимаю зубы, заставляя себя не думать о том, какая клевая у него походка, как сжимается сердце от его полуулыбки и ямочек на щеках и как круто и стильно сидит на нем спортивная форма.
– Привет, – говорит он, останавливаясь передо мной.
– Привет, – бросаю я и тянусь за мячом, который легким движением руки отправляется за спину, сокращая расстояние между мной и Дымарским.
– Не так быстро, – произносит Олег, глядя мне в глаза. – Тася, скажи честно, я тебя чем-то обидел?
Набираю в легкие побольше воздуха и с трудом выдерживаю гнетущую паузу, пытаясь нагнать на себя дымку безразличия.
– Нет, – отвечаю я. – У тебя все? Верни мяч.
– Он в заложниках. Выживет, если ты ответишь на мои вопросы, – и снова эта очаровательная раскованная улыбка и шутливые нотки в голосе.
Фу! Перестань! Ты можешь быть хоть на десять процентов не таким идеальным?
– Мы на тренировке, – серьезно произношу я, отчаянно отмахиваясь от его обаяния.
– А я быстро, – не сдается Олег. – Мне кажется, ты меня избегаешь…
– Тебе не кажется.
– И могу я узнать почему?
Потому что ты умудрился дотянуться сразу до двух сердец, которые связаны между собой уже больше десяти лет.
– У меня есть причины… – не выдерживая напряжения, понижаю голос и опускаю голову.
– Это я понял. Но я хочу понимать, какие именно.
Засада! Я не могу позволить себе раскиснуть прямо сейчас. На помощь приходит тихая злость и придает немного сил.
– Зачем? – спрашиваю я, гордо вскидывая подбородок.
Олег отвечает без заминки и даже не поменявшись в лице, разве что его взгляд становится нежнее:
– Затем, что ты мне нравишься, Тася. И я хочу узнать тебя поближе. И ты тоже была на это согласна, а потом просто… – Олег расстроенно качает головой и выгибает брови. – Ты начала бегать от меня и прятаться. Даже на сообщения не отвечаешь. Не знаю, что теперь делать.
Легкие сжимает судорожный спазм, сердце замирает в груди, отстукивая фразу: «Ты мне нравишься, Тася».
«Ты мне нравишься…»
«Ты мне нравишься…»
«Ты мне…»
«И ты мне тоже», – мысленно признаюсь себе, проглатывая кислый привкус фразы, потому что не могу… Не могу сказать ее вслух. Он нравится не только мне. А как же Аля? Я не поступлю так с ней. Ни за что!
– Ничего не делать. Отстать от меня, – грубо выдаю я и, наклоняясь вперед, выбиваю мяч у Олега из рук.
Обхожу Дымарского, снова догоняя злосчастный мяч. В носу неприятно щиплет от подступающих слез, но у меня есть правило – никогда не плакать в школе. Ни при каких обстоятельствах.
– Я не отстану, – прилетает серьезное и многообещающее мне в спину.
Оборачиваюсь, сжимая мяч дрожащими ладонями. Олег смотрит на меня, не моргая, полный решимости и без капли сомнения. Что он творит? Откуда он вообще свалился в нашу школу? И почему именно нам с Макаровой на головы?
Ничего не отвечаю: боюсь услышать еще один ответ, который заденет минорную струну моей ранимой девичьей души. Передергиваю плечами и возвращаюсь на другую половину площадки, чувствуя жжение между лопаток от пристального взгляда Дымарского.
Выхожу из раздевалки последняя, чтобы точно избежать очередного разговора с Олегом. Я его точно не переживу. Что ж так фигово-то, а? Впервые за долгое время появился парень, который признался мне в чувствах, и мне хочется ответить ему взаимностью, но между нами – высоченный забор, обтянутый высоковольтной проволокой.