Последние остатки пищи были уничтожены ночью, пришлось утолить голод водой. Аде тоже нелегко дался вчерашний заплыв, несмотря на профессиональное прошлое пловчихи. Пока группа собирала нехитрые пожитки, проверил вытащенную на берег лодку. Неудивительно, что, прыгнув в чужую, я пробил дно плавсредства. Лодка представляла собой скелет из веток деревьев, обшитый кусками коры и шкур. Работа была проделана из рук вон плохо.
Удивительно, что такие лодки могли держаться на воде длительное время. Только многослойность покрытия шкурами создавала ей плавучесть и препятствовала поступлению воды.
В лодке преследователей было четверо взрослых мужчин, и когда мы все погрузились, края выступали над водой не больше семи сантиметров. Похоже, нам досталась маленькая, но выбирать времени у нас не было. И у той хижины эта лодка была единственной.
— Вниз по течению проблем не будет, если сидеть смирно, — объявил вердикт Андрий, берясь за весло. — Когда будем пересекать пролив, я буду плыть в воде. Держась за вас, иначе есть риск, что любая рябь зальет нас.
Кивнул, соглашаясь со сказанным — мне достаточно вчерашних водных процедур, сегодня дам шанс геройствовать другим.
— Я тоже могу плыть рядом, — Ада осеклась под моим взглядом. Она и так сделала то, что сделал бы мало кто из мужчин, знакомых мне по старой жизни. Ночью пересекать вплавь Босфор — для этого нужны стальные яйца. Лично я для себя уяснил одно — никогда больше не повторять эту глупость. Не будь вчера Ады рядом, возможно, сдался бы и повернул назад. Ты словно плывешь в черную вечность, лишь приподнявшись, видишь огонек костра, до которого невероятно далеко.
Лишь изредка подгребая веслом, дали нести себя течению часа два, прежде чем я решил, что пора действовать. После моих слов Андрий скинул куртку, оставшись в штанах. Я привязал кусок веревки, которой обматывался вчера, за небольшой выступ на корме лодки.
— Просто держись за веревку, даже грести не придется.
Украинец был рад такому делу, превращаясь в серфера каменного века.
Пролив в этом месте снова расширялся по мере продвижения на запад. Возможно, мы были уже совсем рядом с Мраморным морем. Пока Ару с Саленко гребли, наш дикарь быстро понял, что от него требуется, а я вполголоса обсуждал с Адой будущую жизнь.
— Сад, чтобы посадить деревья, огород и скромную хату, — озвучила требования девушка, прислонившись головой к плечу.
— Никогда не будет болеть голова и пятеро сыновей, можно одну дочку, — выдвинул контраргументом свои, под негромкий смех Саленко.
— Хватит греть уши, воспитанные люди так не поступают, — прикрикнула на него Ада, залившись краской при моих словах. Несколько раз, перегнувшись через корму, спрашивал у украинца про состояние. Плыли мы довольно медленно, несмотря на ширину пролива, течение здесь было быстрее.
— Мелководье, поэтому вода ускоряется, — пояснил Саленко, он уже выбился из сил, совсем хлипким оказался наш археолог. Забрав у него весло, понял, почему мы так медленно плывем — фактически, греб один Ару, а Саленко лишь имитировал греблю. Дело пошло быстрее, и минут пятнадцать спустя нос лодки уткнулся в южный берег пролива Босфор.
— Здравствуй, берег турецкий, — выпрыгнув, помог Аде выйти на землю.
— Турции здесь еще не будет несколько тысяч лет, — Саленко выбрался вслед за нами, — Даже Троей пока не пахнет. Возможно, что хетты в центральной Анатолии и хурриты в восточной части имеются. Вот Чатал-Хююк точно существует, самые первые культурные слои, обнаруженные при раскопках, относились к восьмому тысячелетию до нашей эры.
Археолог бы продолжил повествование, но внезапно Ару прошипел:
— Анкха, — продублировав на русском, — Тихо.
Ведя дулом автомата, я всматривался в траву, одиночные валуны и редкий кустарник на берегу — никого не было видно. Но дикарь не ошибался: крадучись, он с копьем наизготовку, держал направление к трем одиноким кустам колючего растения, стоявшим несколько в стороне. Беря кусты в «вилку», начал заходить слева, жестом показав Андрию охранять оставшихся у воды. Метрах в пятнадцати от кустов услышал стон — это был человек. Боясь, что заходивший справа Ару может попасть под удар, рванул вперед, передергивая затвор.
Три ветвистых куста образовывали своеобразный угол, в котором находилась женщина. Точнее, она рожала: красный, весь покрытый белой слизью комочек лежал у ее ног, а пуповина скрывалась в чреве у родившей. Ару застыл с занесенным копьем — женщина увидела нас и изменилась в лице, прикрывая руками новорожденного.
Ситуация была столь неординарной, что на мгновение опешил — кто она, почему одна, где ее муж? Очередная схватка выдавила из женщины стон и между ног появилась кроваво-серая масса. Послед? Кажется, так называлось то, что женщина исторгла из себя. Первой в себя пришла роженица — все еще прикрывая ребенка руками, она говорила на непонятном языке. Самое удивительное было то, что Ару вроде понимал ее слова. Между ними состоялся диалог, парню приходилось переспрашивать, я слышал одни и те же слова, повторенные несколько раз. И женщина понимала моего друга не с первой попытки.
— Жить, готовить еда, — на этом запас русских слов Ару закончился. Но суть я уловил — женщина просила не убивать, предлагая себя в добровольное рабство.
— Ару, скажи, что будет жить, — для наглядности, повесив автомат на плечо, показал пустые руки, смотри, мои руки не причинят тебе вреда. Только сейчас обратил внимание, что младенец молчит. Роженица перекусила зубами пуповину и легонько шлепнула младенца рукой по спине, но новорожденный молчал. Засунув палец ребенку в рот, женщина снова шлепнула его и дико завыла, поняв, что случилось. Мне стало не по себе — со стороны воды послышался крик Андрия, услышавшего вой.
— Арт, все в порядке?
— Да, здесь дикарка родила мертвого ребенка, — половина моей фразы не дошла до наших. Выйдя из-за кустов, махнул им рукой, подзывая к кустам. Лодка нам больше не была нужна, охранять на берегу было нечего.
Прижимая к груди мертвого младенца, женщина тихо завывала, не обращая на нас внимания.
— Бедная, как ее жаль. Арт. Она красивая и одета почти нормально, — женским взглядом Ада заметила то, что ускользнуло от меня. На женщине было платье, настоящее платье из серой ткани. Платьем это можно было назвать условно — рукавов не было, а само одеяние словно было мешком с вырезом для рук и головы. Рожая, она подобрала подол и закинула его назад, потому я не сразу понял.
Ада присела рядом с несчастной и погладила ее по голове. Прекратив завывать, женщина взглянула на мою девушку и вздрогнула. На ее лице отразилось изумление и страх. Секунду спустя она протянула мертвого младенца Аде, произнеся:
— Инанна!
Теперь пришла очередь вскрикнуть Саленко. Чуть не отшвырнув в сторону Аду, археолог буквально впился в плечо несчастной женщины, повторяя:
— Инанна, Инанна?
Женщина испуганно повторила, скосив глаза на Аду:
— Инанна.
Археолог чуть не взвыл, снова теребя женщину, произнес:
— Иштар? Астарта? Анаит? Анахита?
Но на все эти имена роженица не реагировала, периодически повторяя:
— Инанна, Инанна!
— Вик, объясни, что это все значит? — мне пришлось встряхнуть археолога. Чтобы он услышал вопрос.
— Вы не понимаете, — Саленко едва не танцевал на месте, — Инанна — имя богини шумерской мифологии. Отголоски шумерской мифологии нашли отражение в культуре хурритов, ассирийцев, хеттов и дошли даже до древних эллинов. Я уже не говорю о влиянии на Древнюю Персию и Египет.
— А нам это что дает? Ну знает женщина имя шумерской богини, что с того?
— А то, что мы находимся на самом севере Анатолии, ближе всего к нам хетты, соответственно, женщина из их народа. Это дает возможность сузить временные рамки и ответить с точность в несколько сотен лет насчет периода времени.
— Иисус уже родился? — вопрос Андрия меня рассмешил: от Иисуса до нас было две тысячи лет, по мне — никакой разницы, что две или пять — все равно дикие времена.
— До рождения Иисуса еще примерно две тысячи лет плюс-минус пара сотен, — Саленко остановился и оглядел нас сияющим взглядом:
— Друзья мои, могу почти со стопроцентной уверенностью сказать, что мы находимся в периоде от двух тысяч пятисот до тысячи пятисот лет до Рождества Христова.
— А чему ты так радуешься? Может, съешь лимон, чтобы не выглядеть столь довольным?
Мой сарказм археолог проигнорировал. Он почти минуту собирался с духом, прежде чем объявил:
— Нам выпала великая честь попасть в самые малоизученные времена. Времена трех цивилизаций Месопотамии и Анатолии, которые уничтожат друг друга.
— Много радости знать о народах, что вымрут, — пробормотал Андрий, не разделяя радости археолога.
— Вымрут цивилизации, но народы останутся, мигрируют в разные места, сменят названия, разнесут свои знания по миру, — Саленко так легко не собирался сдаваться.
— Ясно, но сейчас есть дела поважнее. Что делать с этой женщиной и ее мертвым ребенком?
На мой вопрос первой отреагировала Ада.
— Ребенка похороним, а женщину возьмем с собой. Виктору нужна жена, пусть изучает представительницу древней цивилизации, — под общий смех закончила фразу девушка.
Глава 20
Женщину звали Наик, Ару удавалось поддерживать с ней беседу. В свою очередь, Саленко лучше всех мог общаться с нашим аборигеном из местных, усвоив часть слов из его языка. С остальными Ару общался единичными словами или словосочетаниями, дополняя сказанное жестами. Мы третий день шли на юг, хотя Наик упорно рвалась в западном направлении. В общих чертах Ару и Саленко смогли понять историю нового члена группы. Наик была захвачена вражескими воинами на животных. Археолог предположил, что речь шла о всадниках — Ару, никогда не видевший лошадей, передавал слова женщины как «животные» с сомнением качая головой. Мне показалось странным, что несмотря на различия в языке, Наик и Ару могли понимать друг друга. Коммуникация происходила с трудом, но все же они могли объясняться. Саленко ни видел в этом ничего удивительного — идя рядом со мной, рассуждал о миграции племен Анатолии и Балкан.