Встать утром, приготовить незамысловатую еду из ограниченного числа продуктов, подоить коз. Одна коза принесла приплод, доведя число животных до четырех. Иногда я брал ее на рыбалку — скорее, чтобы развеялась, чем рассчитывая поймать рыбу для пропитания. Мне даже приходила в голову идея перекрасить ее волосы — красный цвет бросался в глаза, притягивал взгляды магнитом. Саленко что-то говорил про то, что хеттская богиня имела такой цвет волос. Даже предупреждал, что волосы Ады могут воспринять как насмешку над богиней, если увидят хетты. Халы хоть и относились к хеттам, все же немного отличались как по менталитету, так и по верованиям, являясь больше солнцепоклонниками.
Все праздники Халов были связаны с солнцем — в этих широтах без небесного светила редко выпадал день. В пасмурные дни, когда не было видно солнечного диска, Халы не работали. Зажигая костры, они плясали вокруг него, периодически вскидывая руки к небу. Ритуал назывался «сиаахур» и был призван помочь солнцу пробиться сквозь тучи и облака. В мифологии Халов тучи и облака охотились за солнцем, пытаясь его поглотить. Но всемогущий «иира» — солнце — всегда побеждал своих врагов, особенно когда ему помогали Халы, разжигая костры и устраивая танцы.
Именно это обстоятельство, солнцепоклонение Халов, было главной причиной того, что хетты редко наведывались в эту деревушку, презрительно называя Халов «маиира». Дословного перевода Саленко не удалось узнать, сами Халы хранили табу на это слово, уходя от ответов. Археолог предположил, что это означает что-то типа «солнечные ублюдки» и, возможно, был недалек от истины.
— Арт, еда готова, — вырвал меня из размышлений голос Саленко, — Пахнет божественно.
Поднявшись, вытащил свой бенчмейд, отрезая себе прожаренный ломоть с задней ноги. Угли давали такой жар, словно их поддувал своим гигантским горном Этаби, последовавший моему примеру. Только после Саленко парсы принялись отрезать себе ломти, используя нож кузнеца.
— Какой странный цвет у этих углей, — мы устроили костер на небольшой прогалине. Проследив за взглядом Саленко, понял, о чем он говорит: среди красных углей, часть из которых подернулась серой пленкой золы, выделялось несколько ярко-желтых точек, резко контрастируя с остальными углями. Подобрав ветку, стукнул по углям — взвились красные искры, но желтые точки не изменили цвет и не рассыпались.
Заинтригованный, попробовал вытащить желтые угли из основной массы, но ничего не получилось, словно они там намертво припаялись. Взяв сук потолще, приложив силу, вытащил из углей что-то странное. Бесформенная масса, довольно тяжелая для своих размеров, с яркими желтыми вкраплениями.
— Эшк! — взревел Этаби, бросая недоеденный кусок мяса. Буквально отстранив меня в сторону, кузнец стукнул своим малым молотом по куску камня с желтыми точками. Звук отличался от сухого удара по камню, приглушенный и с оттенком металлического. Земля под этим странным куском амортизировала, и двумя палками, вспыхнувшими от высокой температуры, Этаби передвинул находку на каменистый участок. Размахнувшись, ударил — несколько искр брызнуло в сторону, но кусок не поломался, не рассыпался, как должно было произойти. Более того, я даже услышал звук, отдаленно похожий на металлический.
— Эшк, — в голосе кузнеца слышалось нескрываемое удовлетворение. На минуту я потерял дар речи — неужели мы нашли то, что искали? Начинало темнеть, поиски руды ночью были невозможны. Но если мы наткнулись на кусок породы, рядом должна быть жила. Ликование охватило остальных Халов, всем не терпелось продолжить поиски, несмотря на темноту, окутывавшую нас.
— Мне повезло, — мечтательно протянул Саленко, устраиваясь рядом со мной на куче опавшей листвы. — Из восьми миллиардов населения планеты я буду одним из нескольких, кто увидит начало железного века и сам примет в этом участие.
— Не забудь отчитаться в свою Академию Наук, — поддел я археолога, но тот только рассмеялся:
— Ну что ты за человек, Арт? Вот останься мы в своем времени, что бы нас ждало?
Я продолжал бы раскопки, может, даже стал бы доктором наук к шестидесяти годам. Женился бы, родилось бы пара детей, у которых совсем другие взгляды на жизнь и ценности. Заработал бы кучу болячек и тихо умер в возрасте семидесяти, не замеченный никем, кроме семьи и коллег по работе.
— А чем плоха такая жизнь?
Приподнявшись на локте, я посмотрел в лицо мечтателю.
— И чего большего ты сможешь сейчас? Останешься бессмертным? Или болезней не будет? Одна травма — и ты инвалид, нет здесь ни пособия по безработице, ни пенсии по инвалидности. Можешь себя обеспечивать — будешь жить. Как не сможешь — умрешь.
— Сейчас лучше тем, что, обладая знанием современного человека, мы можем творить историю, — Саленко сел, собираясь продолжить.
— А как же эффект бабочки? Как тот фильм, где одна бабочка изменила цивилизацию?
— «И грянул гром», — напомнил археолог, нисколько не смущаясь. — Я изменил свои взгляды, признаюсь, был неправ. Возможно существование разных временных линий — наш мир не может измениться, потому что если изменения в этом мире привели бы к изменению будущего, нас бы здесь не было.
Это было слишком сложно для меня — минут десять Саленко рассказывал, приводил примеры, но мои мысли занимало другое. В моих планах было наладить выпуск настоящих стальных мечей, шашек, сабель. При этом секрет производства должен был оставаться тайной.
В этом периоде развития человечества существовало бронзовое оружие. То, что я видел, нельзя было назвать мечами. Это скорее были кинжалы с длиной клинка в районе двадцати пяти-тридцати сантиметров, формой напоминавшие обоюдоострый стилет и с массивной рукоятью. Может, и были мечи посолиднее, но я их не видел.
Бронзовые кинжалы, со слов археолога, имели довольно хорошую твердость, но отличались хрупкостью. Колющие раны ими наносились неплохие, но вот рубить было опасно. Оружие было довольно хрупкое и могло просто сломаться при сильном ударе об твердую поверхность. Если удастся правильно закалить сталь, соблюдая баланс вязкости, упругости и твердости, наше оружие будет на порядки лучше. А значит, стоить оно будет гораздо больше. Это, в свою очередь, дополнительные сикли в мой карман.
После посещения дома Атры Кулиша, где Эниа была так любезна со мной, желание обладать таким домом стало невероятно сильным. В самом деле, если уж жить в медно-железном веке, то почему бы не жить хорошо?
Купальня, паланкин, носильщики, колесница и прочие удобства реально облегчали жизнь. Разве не могу я жить так же, если рядом со мной красавица Ада?
Заснуть не удавалось — планы, один грандиознее другого, роились в голове. Двое дозорных, при моем появлении, радостно улыбнулись. Вечерняя находка в углях всем подняла настроение. Описав несколько кругов по спящему лагерю, снова лег и попытался заснуть.
Остатки козы докончили утром — после трапезы Этаби отгреб угли в сторону, показывая парсам, где именно копать. Не выкопав десяти сантиметров в глубину, мы поняли, что лопата наткнулась на препятствие. Скрежет штыка саперной лопатки был музыкой для ушей — мы нашли жилу. Вчерашний кусок породы был верхушкой жилы, выходящей на поверхность, и только случайность и невероятное везение позволили нам обнаружить железную руду.
Прогалина, на которой мы остановились на ночь и разожгли костер, напоминала ступеньку у самого подножья горы. Гора, вероятно, была вулканом, а сама железная руда — расплавленной лавой. Шли годы, на лаву наносилась пыль, земля, листья деревьев. Все это образовало слой почвы, местами достигавший полуметра. На некоторых участках потоки лавы залегали очень близко к поверхности, не превышая и десяти сантиметров.
Была одна проблема, которую мы довольно быстро осознали: найти железо еще не означает получить его. Лава, стекая потоком по склону горы, образовала настоящие плиты и каскады. Отрыв порядка двадцати квадратных метров, мы смогли получить всего несколько кусков железных криц — все остальное было монолитно.
Этаби смог отколоть куски породы своим молотом — застывая, лава приобретала частично пористую структуру. Но чтобы взять отсюда железо в больших количествах, понадобятся кирки и долото, способные раскалывать пласты.
— Очистим от земли большую площадь, отобьем сколько можем там, где внизу под пластами есть пустоты или высокая пористость. С набранным железом вернемся в Хал, там кузнец изготовит кирки, долота, лопаты и молоты.
Саленко не возражал, для него были главными слова, что вскоре мы отправимся домой.
Проведя у подножья горы еще три дня, мы очистили от земли площадь, найдя правую и левую границы лавового потока. В ширину получилось сорок семь шагов, но насколько лава ушла вниз и какова глубина, было неясно. Но даже очищенного нами участка хватило бы на сотни мечей, кирок, топоров и другие изделия. Оставался вопрос — сколько посторонних примесей в лавовой руде. Без переплавки этого знать было невозможно, но даже маленькие куски лавы были довольно ощутимы по весу.
Обратная дорога была легче, хотя все без исключения были нагружены. По моим прикидкам, мы несли не меньше трехсот килограммов руды. Даже если выход железа будет в районе тридцати процентов, его хватило бы на пару месяцев работы. У нас всего один кузнец, а опыта науглероживания и закалки стали у Этаби не было. Все это предстояло делать путем проб и ошибок.
На обратный путь затратили больше времени — дойдя до места, где речушка начинала течь спокойно, решили разбить лагерь. В дальнейшем отсюда начинался бы водный путь доставки руды до нашего поселения. Глубина водного потока достигала всего полметра. Этого должно хватить для сплава руды плотами. Плоты придется строить каждый раз новые, чем гонять их вверх по реке. Это не было проблемой, если кузнец обеспечит нас топорами. Бронзовые, что имелись в Хале, могли только откалывать щепки от стволов.
Река впадала в наше озеро, часть пути придется проделывать по нему. Самым трудным отрезком было расстояние от месторождения до реки. Путь проходил по узким тропам и над пропастью.