Я зря беспокоился услышат воины сигнал к отступлению или нет: хуррит, спасший мне жизнь, дёрнул поводья моей кобылы, заставляя её развернуться. В этот момент по его спине пришёлся удар сангара.
— Сука, — чуть не обняв шею лошади, я умудрился вонзить свой меч в глаз противнику. Хуррит начал сползать с лошади, выронив меч, рывком сдёрнул слабеющее тело своего спасителя, перекидывая его через круп своей кобылы. Отступающий по сигналу поток хурритских всадников, увлёк за собой. Едва удерживаясь в седле без стремян, удалось выскочить из плотной массы всадников и направить лошадь в сторону лагеря.
Успел заметить, как сангары клюнули на ловушку — колесницы хурритов развернулись и «удирали», заманивая противника в лощину. Подскакав к лагерю, передал раненого на руки фуражирам — в этот момент прозвучало два длинных пронзительных сигнала.
Прекратив «бегство», архи хурритов стали осыпать противника градом стрел, а земля задрожала под копытами двух резервных отрядов.
— В атаку, — развернув кобылу, поскакал на юг, чтобы своим отрядом запереть ловушку и отрезать сангарам путь к отступлению. Пыль, поднявшаяся над лощиной от тысяч копыт и колёс арх, значительно ухудшила видимость. Но я успел заметить, как из ловушки вырвался десяток всадников сангаров, стремительно летевших на юг.
Пришпорив лошадь, поскакал наперерез — меня поддержала пятёрка хурритов, остальные уже вступили в бой с отступающими врагами. Меч я свой выронил, когда спасал раненного хуррита, но кинжал находился за поясом.
Сангаров мы перехватили почти у выхода из лощины — успей они подняться на холм, и перед ними открывалась широкая равнина. Своё минимальное участие в основном бое компенсировал здесь — когда до предводителя беглецов осталось около метра, вскочил ногами на круп лошади и прыгнул на противника. От неожиданности сангар не успел выставить руку с мечом, мы покатились под копыта и чудом оставшись невредимыми. Сделав два или кувырка по земле, я вскочил — сангар поднимался на ноги, нащупывая свой меч. Ещё один противник соскочил с лошади и кинулся на меня: увернувшись от его замаха, я наслаждением всадил ему кинжал в брюхо, чувствуя, как руке становится тепло.
Вышибленный мной из седла сангар бросил свой меч и упал на колени. Чувствуя неимоверную усталость, отбросил ногой в сторону его меч и только тогда поднял голову. Троим сангаром удалось вырваться — они уже находились на расстоянии двухсот метров. Ещё трое были убиты, остальных взяли в плен.
— Арт! — молодой воин хурритов, соскочив с лошади, сноровисто перевязал руки моему пленнику. Он что-то говорил, в голосе слышалось одобрение и уважение. Подняв меч сангара, хуррит протянул его мне рукоятью вперёд. Обратил внимание на отделанный серебром рукоять оружия — пленника я взял не из обычных воинов.
Ещё около сотни вражеским всадником удалось вырваться из окружения — группами по несколько человек, они стремительно уносились на юг, нахлёстывая лошадей. Но победа оказалась ошеломительной — не было на памяти хурритов такого потрясающего разгрома противника. Только ближе к вечеру хурриты закончили подсчёт убитых, раненых и пленных.
Сангары потеряли убитыми и ранеными две тысячи тринадцать человек. Ещё больше трёх сотен было взято в плен. Ни одна вражеская колесница с лучниками не смогла вырваться из нашего «котла». Сами хурриты при сражении потеряли убитыми и ранеными сто двадцать восемь человек. Большинство раненых с обеих сторон можно было считать безвозвратными потерями — медицины как таковой не существовало. Тяжелораненных сангаров добили сразу, так было гуманнее.
Этаби получил лёгкое ранение в руку — умирающий сангар успел нанести несильный удар. Кольчуга Шутарны спасла ему жизнь, правитель радостно показывал свои доспехи с тремя застрявшими стрелами. Всех пленников согнали в кучу и поставили стражу — прямо на поле боя хурриты собирались праздновать победу.
Когда за мной и Этаби пришёл посыльный от Шутарны, я испытывал угрызения совести. За весь бой я нанёс всего один смертельный удар, хотя видел, как крутились рядом мои воины, круша всадников сангаров.
— Поготока, Арт, — в шатре Шутарны было тесно. В этот раз хурриты приветствовали меня гораздо теплее, поднимая медные кубки с каким-то пойлом. Сунули кубок и мне — пришлось выпить залпом под одобрительные крики военачальников. Из всей массы хурритов, лишь правитель Аррапхи Масит не выглядел счастливым. Половина погибших пришлось на его отряд.
— Арт, это великая победа, твой план самый лучший, — нам вновь наполнили посуду и снова тёплая жидкость, похожая на пиво, полилась по моему пищеводу. После третьего кубка почувствовал лёгкое опьянение — угрызения совести прошли. Мой пленник оказался племянников самого правителя Гулькишара.
— За него можно даже весь Урук потребовать, — пьяно икнул Шутарна, приказывая вновь наполнить кубки. Напрасно я переживал по поводу своего первого конного боя — Этаби переводил слова хурритов. По всему войску уже разошлась история спасения хуррита, что ими было оценено как подвиг. И пленение Акуруланна, племянника правителя сангаров, обросло невероятными подробностями.
— Он говорит, что ты прыгнул на десять локтей, — перевёл слова одного из хурритов Этаби. Всего за полчаса боя, благодаря спасению хуррита и пленению сангара, мой авторитет взлетел до небес. Праздновали до полной ночи — в огромных котлах варилось мясо овец, раненых в бое лошадей, которых прирезали прямо на месте. Рекой лилось пиво, но к моему удивлению, всё обошлось без обычных для хурритов стычек. Этаби объяснил, что в день сражения существует запрет на ссоры. Даже если тебя незаслуженно оскорбили, требовать извинений или сатисфакции можно только на следующий день.
— Наши пленники не сбегут? — я еле ворочал языком. Никогда ещё не пил столько: даже слабый напиток в огромных дозах может вызвать опьянение.
— За них не беспокойся, — Этаби дотащил меня до места ночлега, — каждый пленный это хорошие сикли, их сторожат очень внимательно.
Утром Шутарна объявил о возвращении в Вешиконе. Для сопровождения пленных остался большой отряд всадников под руководством Иноха, являвшимся родственником Шутарны. В обратную дорогу отправились такой же разрозненной толпой — катили колесницы, гарцевали всадники. С самого утра успел немного поговорить с Шутарной — правитель обещал подумать над моим предложением об организации регулярного войска. В Митахни не было такого понятия — воины собирались по первому зову.
Кроме того, я не забывал о своей цели освободить Аду. После ознакомления с дисциплиной в этом войске, понял, что с большим отрядом просто не доберусь до Хаттуша. Оптимальным вариантом оставалась скрытная операция — проникновение в город с небольшой группой обученных бойцов.
В голове начал зреть план, как скрытно проникнуть в Хаттуш, не вызывая подозрений у хеттов. Оставалось отобрать пару десятков воинов, натренировать их передвигаться бесшумно, сливаться с окружающей средой и выработать железную дисциплину. Последнее представлялось наиболее трудной задачей: эти смелые и отважные люди понятия не имели о дисциплине.
— Арт, надо готовиться в поход за твоей женщиной, — Этаби придержал лошадь, поравнявшись со мной.- И у меня есть нерешённые вопросы в Хаттуше, где нас держали в яме.
Глава 23
Слава о воинской доблести много значила для хурритского общества. Более того, весь их миропорядок оказался построенным на своеобразном кодексе чести. Больше всего удивило довольно трепетное отношение к женскому полу — женщины в Митахни являлись неприкасаемыми. Касалось это только хурриток, к женщинам других народностей отношение не было таким уважительным. Несмотря на то что хурриты типичный пример патриархального общества, к матери относились более трепетно, чем к отцу.
Я продолжал вникать в иерархию и сложную систему законов хурритского государства. Хурриты терпимо относились к другим народам, но выделяли своих, называя их «наши люди», «свои люди», «родные люди». Негласным законом для них являлось обязательная отзывчивость соплеменникам, где бы они ни находились. Так, хуррит, попавший в беду среди хеттов, сангаров или эсоров, мог быть уверенным, что если до соплеменников дойдут вести о его бедственном положении — ему придут на помощь.
Я уже говорил, что на улицах Вешикоане редко встречал хурритских женщин. Более того, как правило, рядом с ними всегда находился брат, сын, отец или другой близкий родственник, готовый немедленно обнажить оружие. Даже было удивительно, что так мало смертельных исходов, при таком шизофреническом укладе жизни.
Унизительным считалось обнажение — без разницы мужское или женское. Женщины всегда были закутаны в покрывала, даже у мужчин одежда была более закрытой, чем у хеттов. В Хаттуше встречались горожане в туниках до колен с обнажёнными ногами. В Вешикоане такое я не увидел ни разу, хотя на местном рынке присутствовали многочисленные представители других народов.
Прошёл уже месяц после памятной битвы у Кирканда, небольшого пограничного селения на границе Аррапха и Эсорче, так хурриты именовали владения эсоров. За это время немного стал понимать язык хурритов, который в корне не так сильно отличался от хеттского.
Сразу по возвращении из Аррапха, Шутарна закатил пир на весь город. Веселились три дня и как итог несколько убитых во время своеобразных «дуэлей». Свидетелем, а точнее, виновником одной из таких дуэлей стал и я. Один из подвыпивших хурритов, толкнул меня в плечо, пролив содержимое своего кубка. Парень еле стоял на ногах: я собирался просто пройти мимо, но внезапно, словно из-под земли вырос Энок.
— Ты оскорбил нашего гостя, Тарум, — молодой хуррит, качнувшись, возразил:
— Он не хурре, стерпит. — Это уже считалось оскорблением вдвойне, но Энок меня опередил, залепив пощёчину Таруму. Хуррит мгновенно протрезвел, руки лихорадочно искали кинжал, но Шутарна на время празднования запретил ношение оружия, чтобы уменьшить число убийств.
— Завтра, когда взойдёт солнце, за храмом Тешуба, — частично протрезвевший хуррит ретировался, провожаемый неодобрительными взглядами.