Из собранных стрел на поле боя лишь половина годилась для повторного применения. Ещё один такой штурм и мы останемся практически без стрел. Помощь от Шутарны в виде подкрепления, стрел и припасов еды, я ждал уже завтра. Это при условии, что мы отобьём второй штурм в случае атаки хеттов. Планируя захват Нарриша, я не учел многого: отвага хеттов и их количество поражало.
Лекарей, как таковых, у хурритов не было: умудрённые годами воины и бабушки лечили все травами. Одну из таких целительниц мы с Адой посетили в Вешикоане. Весь потолок старухи был увешан связками трав с различными запахами. Ада даже расчихалась и вскочила пулей наружу, забыв зачем пришла. Старухи в основном врачевали женские болезни, а старики лечили ранения, полученные в битвах и поединках. Был такой знахарь и в моём войске, точнее с лучниками Супимата. Одноглазый старик с высохшим лицом, обходил раненых воинов, прикладывая травы к ранам и накладывая повязки.
Шулим привёл его ко мне, я и забыл про царапину на щеке, но эламит решил перестраховаться. Одноглазый выудил из своего холщового мешка листок растения, подозрительно похожий на подорожник, плюнул на него и налепил мне на щеку со словами:
— Быстро заживёт.
Рана Этаби оказалась серьёзной, одноглазый бормотал себе под нос, ковыряясь в плече моего друга остриём ножа. Этаби долго сдерживался, но под конец двинул старика по темени:
— Ты хуже хатта, этого гнусного племени от ослицы и шакала.
Знахарь не обиделся на тычок, лишь ощерил жёлтые зубы:
— Нельзя работать рукой, надо чтобы зажило, — ловко наложив повязку, предварительно напихав в рану курдючного жира, одноглазый поспешил к раненым.
Остывая от боя, хурриты, устав ликовать, занялись насущным: горели костры, варилась похлёбка, кое-где воины даже затянули победную песню, прославляя свои победы и понося врага.
— Шулим, найди все запасы «чараг» и спрячь в моём доме. Возьми с собой воинов, но не иди на конфликт с лучниками Супимата. Встал вопрос, что делать с убитыми хурритами: на родине павших в бою складывали в специальный склеп. Годы превращали трупы в скелет, подростков специально водили в такие склепы, чтобы они могли лицезреть героев. Умерших не в бою, хурриты хоронили, устанавливая вместо надгробья камень с выбитым клинообразным письмом.
— Придётся похоронить, их имена всё равно не забудут, — Супимат понимающе кивнул. Он уже начал спускаться по лестнице, когда мы услышали крик сторожевого с башни:
— Арха, к нам едет арха от хаттов.
Выглянув в проём бойницы, увидел, как в нашу сторону едет колесница в сопровождении двух всадников. Самое интересное было то, что у одного из всадников на высоком шесте развевалось белое полотнище.
— Арт, ты видел, — Этаби взбежал по лестнице и спешил ко мне.
— Белый флаг означает переговоры, а судя по колеснице к нам пожаловал предводитель войска. Ты останешься здесь, возьму Шулима и Супимата, — впервые Этаби не осмелился возразить, поняв по моему тону непреклонность моего решения.
Глава 7
Я не спешил выходить наружу: колесница продолжила движение и остановилась в пятидесяти метрах от стены. Меня поразило хладнокровие переговорщика — он находился на убойном расстоянии от моих лучников. Хеттский рог одного из всадников протрубил, привлекая наше внимание. Буквально в пятидесяти метрах от меня находился главный враг хурритов — царь Супилулиума I.
Мужчина был без шлема, его длинные чёрные волосы перехвачены золотой лентой, а лицо — холодное, как каменная стела. За ним следовали два всадника: один с бронзовой секирой, второй с белым стягом на длинном древке.
— Вызываю на разговор того, кто держит эту крепость! — голос хеттского царя разнёсся эхом по стенам.
Я переглянулся с Шулимом и Супиматом, затем спустился к воротам. Не отставая, за мной следовали оба командира, а на стене ворчал, злой на весь мир Этаби.
Заскрипев, открылись ворота, выпуская нас наружу под встревоженными взглядами хурритов. Пройдя метров сорок, я остановился напротив колесницы:
— Зачем пришёл?
— Ты говоришь на нашем языке, — заметил Супилулиума, оценивающе глядя на меня. — Но не похож на хурре, твои глаза цвета неба.
— Я человек из рода Рус, — ответил царю. — Но сегодня стою с ними.
Царь усмехнулся, скрестив руки на груди.
— Зачем умирать за чужую землю? Ты воин, я вижу это. Присягни мне — и будешь жить.
— Присягнуть тебе? Тебе, возомнившему себя царём, чья власть на самом деле зависит от жрецов. Я хорошо помню хеттское гостеприимство, яма в Хаттуше до сих пор в моей голове, как и ваш закон крови Тешуба.
— Арт⁈ — удивлённо выдохнул хетт, польстив мне своим возгласом. Приятно, когда о тебе наслышан сам хеттский царь, слывший искусным политиком и интриганом.
— Да, Арт, — подтвердил догадку Супилулиума.
— А где твоя красноволосая женщина? — Царь быстро вернул себе нить разговора, — тебе не жалко, что до неё доберутся мои воины?
— Разве она перестала быть богиней? — ответил вопросом на вопрос, помня о статусе Ады среди хеттов.
— А она ею была? — в голосе Супилулиума звучала откровенная насмешка. Сдержавшись, чтобы не накинуться на парламентёра, сменил разговор:
— Зачем пришёл? Если говорить о женщинах — ищи другое место.
— Посмотри туда, — Супилулиум показал рукой в сторону выхода из ущелья. С противным скрипом несколько здоровенных махин двигались вдалеке от нас.
«Осадные орудия», — холодок пробежал по спине, но я не выдал себя.
— И что я там должен увидеть? Эти странные башни из дерева?
Но хетт продолжал напирать:
— Твои стены падут завтра, — продолжил он, не сводя с меня глаз. — Мои башни уже у твоих ворот. Мои лучники перебьют твоих. Ты знаешь это.
Супимат сжал лук, но Шулим остановил его жестом.
— Ты храбр, — сказал царь, обращаясь ко мне. — Но твои люди — нет. Они уже боятся. Я видел, как они смотрят на мои машины.
Он сделал паузу, давая словам проникнуть в разум.
— Открой ворота — и я оставлю их в живых. Откажешься — и когда мы ворвёмся, пощады не будет никому. Ни старикам. Ни детям. Ни твоей красноволосой женщине.
Глаза его вспыхнули — он ненавидел Аду, это читалось в его взгляде.
Я рассмеялся, слова хетта, что хурриты боятся, насмешили и Шулима с Супинатом. Последний даже закинул лук на спину, демонстрируя полное безразличие к словам Супилулиума.
— Тебе бы в цирке выступать, дорогой царь, — хетт не понял половины моих слов, его брови грозно сошлись на переносице. Только близость стен Нарриша остановила царя от необдуманного приказа. Он не мог не видеть сотни лучников на стенах крепости, взявших его на прицел. Супилилуим ожидал ответа, нервно сжимая поводья в руках. Двойка лошадей, запряжённых в колесницу, была великолепна, да и сама повозка выглядела роскошно.
Я вдохнул запах гари и крови, посмотрел на истерзанные стены Нарриша, затем — в лицо царю.
— Ты неправ, — сказал я хорошо поставленным голосом. — Твои машины необычны. Твоих воинов — вдесятеро больше. Но мои люди не боятся.
Супилулиума слегка наклонил голову, ожидая капитуляции. С его точки зрения, было глупо не воспользоваться его предложением.
— Но есть одна вещь, которую ты не учёл.
— И какая же? — спросил Супилулиум, брови хетта чуть приподнялись.
— Мы уже мертвы. Хурре говорят, живи так, как будто ты уже умер и смерть тебе не страшна. Так вот, царь, мы всегда так живём, а умрём мы сегодня или спустя много лет, решать только Тешубу. Я тебя выслушал и мой ответ такой: уходи и уводи своё войско, пока они все не полегли на этом месте. Эти камни, — я топнул ногой, пропитались кровью хаттов, но ты ещё можешь спасти остальных.
— Слова хвастуна, — нетерпеливо перебил меня Супилулиум, — я думал передо мной взрослый муж, а не юнец, наслушавшийся пустых разговоров.
— Мы сражаемся не за жизнь, — продолжил я, едва хетт умолк. — А за то, чтобы ты заплатил за неё слишком дорого. И когда твои воины увидят, сколько их легло здесь — они спросят себя: а стоит ли Хаттуш таких жертв?
Лицо Супилулиумы потемнело.
— Глупец, — прошипел он. — Ты обрёк своих на муки.
— Нет, — сказал я разворачиваясь. — Это сделал ты, когда пришёл с мечом.
Шулим огрызнулся, когда Супилулиум тронул поводья, разворачивая колесницу:
— Беги, царь. Завтра мы снова увидимся — когда трупы твоих воинов завалят это ущелье.
Этаби вместе с воинами ждал нашего возвращения верхом: за ним толпилось тридцать всадников, готовых атаковать в любую секунду.
— Что он сказал?
— То, что все тираны говорят перед резнёй, — ответил я. — Обещал милость.
Этаби хрипло рассмеялся:
— Значит, завтра будет весело.
— Сегодня он не пойдёт в атаку, пока его осадные машины подойдут ближе, станет темно. Да и раненых у него много, нужно оказать им помощь.
— Ты уверен? — Шулим кусал губы от волнения.
— Абсолютно, иначе он не пришёл бы на переговоры. Он не собирался сохранить нам жизнь, даже если бы мы сложили оружие.
— А зачем обещал? — Это уже Супимат не выдержал.
— Тянет время, может, ожидает подкрепления или задумал какую-то хитрость. В любом случае надо быть готовыми ко всему, завтра будет тяжёлый день. Надо дополнительно укрепить стену, поднять ещё камней, смолы. Разлейте смолу по маленьким глиняным кувшинам, поставьте у каждого воина по одному или два таких кувшина.
После разговора с хеттским царём меня словно прорвало: идеи так и сыпались, хурриты порой не успевали запомнить все, что я приказывал сделать.
— Супимат, подготовь тридцать — сорок лучников, чтобы у них был запас горящих стрел.
— Каких? — командир лучников уставился на меня как на чудо света.
— Горящих! Окунаете стрелу в смолу, поджигаете и стреляете, что здесь непонятного? — Я невольно повысил голос. Группа хурритов, таскавшая камни на стену, оглянулась, удивлённая моим гневом.
— Мы так никогда не делали, — попытался оправдаться Супимат. Когда хетт показал мне рукой в сторону осадных орудий, я узнал башни на колёсах. Такие видел в фильме про Столетнюю войну. Башня с трёх сторон закрыта досками, четвёртая сторона, которую не видит противник — полая. В ней есть лестницы и ярусы: подкатив башню к крепости, атакующие поднимаются на ярусы и хладнокровно расстреливают защитников крепости. В умелых руках такие башни — опасное оружие.