— Самум, Амидасил, давайте окунём животных в море, — воды Средиземного моря лениво накатывались на берег в паре сотен метров.
— Зачем?
— Это охладит и придаст сил нам и животным, — не стал объяснять про тепловой удар, направляя своего коня в воду. Жеребец коснулся воды и зафырчал, мотая головой.
Загнав его в воду по брюхо, соскочил с него и начал окатывать его водой под изумлёнными взглядами всего каравана. Не знаю, насколько это помогло или сыграла роль просто небольшая остановка, но конь приободрился и даже победно заржал. Хурриты загнали лошадей в воду, одного воина едва не утянуло в море, он слишком глубоко заехал. Верблюды, несмотря на все усилия караванщиков, в море не пошли. Оглашая округу своим рёвом, животные упирались четырьмя ногами, рискуя сбросить поклажу и наездников.
Небольшая остановка и водные процедуры пошли на пользу, а через час мы дошли до колодцев.
— Впереди больше нет колодцев, — Амидасил закончил поить верблюдов, — нам идти ещё три дня.
— Дойдём, все воины наполнили бурдюки, заполнили и бочки на верблюдах. Если не будем много тратить, нам хватит.
Гилехупа больше не заикалась о ежевечерних процедурах, осознав трудности перехода.
— Этот участок пути самый трудный, — Самум присел рядом со мной, — поэтому мало караванов ходит в земли фуралов. Сангары привыкли, у них лошади мало воды пьют, да и верблюды получше.
— Если будем идти ночью, нам не понадобится три дня. Остаток дня отдохнём, а ночью выйдем в путь, — закончив разговор, прикрыл лицо листом пальмы и сомкнул глаза. Предстоял долгий ночной переход и выспаться не помешает. Рядом в тени пальмы ворочался Этаби, стараясь найти удобное положение. По мере продвижения на юг становилось жарче. Если не сотня любопытных глаз, с удовольствием окунулся бы в море голышом. Но кодекс чести хурритов запрещал обнажение. Только трусость на поле боя считалась проступком хуже.
Даже в тени было жарко: струйки пота стекали по лицу, шее, затекали под нижнее бельё.
— Про́клятая жара, — выругался вслух, мечтая о зимней прохладе и искрящемся снеге. То ли дело наш русский климат: зимой холодно, летом тепло. А здесь практически всё время жара, только в зимние месяцы температура становилась терпимой.
По словам Шутарны нас встретят в Танисе и проводят в резиденцию фараона в Мемфисе. Несколько дней займут приготовление к свадьбе, а после консумации брака, мы отправимся домой. Консумации брака хурриты придавали огромное значение: горе, если девушка оказывалась не девственницей. Я прекрасно знал, что есть анатомические особенности женского организма, но как такое объяснить этим дикарям.
За два дня до отъезда правитель хурритов вызвал меня и Этаби. Отослав жену прочь, Шутарна поручил нам произвести «убийство чести», если дочь не окажется невинной. Мои попытки объяснить, что такое возможно не по вине девушки, натолкнулись на непонимание со стороны обоих хурритов.
— Тешуб и Тушпея позаботились о том, чтобы мужчины не женились на падших. Только так можно всё понять, не спорь со мной, Арт, —отрезал Шутарна, начиная закипать. И хотя я не питал никакой симпатии к его дочери, оказавшейся редкостной стервой, поручение Шутарны меня тяготило. Это, не говоря уже о том, как воспримет такое убийство фараон. Ведь, по сути, она будет его женой. Я понятия не имел, каковы обычаи и устои египтян относительно девственности, но надеялся, что всё пройдёт благополучно.
Лишь один раз за время пути предпринял попытку поговорить с Этаби, но мой друг в этом вопросе оказался невероятно консервативен.
— Так решили боги, кто мы такие, чтобы оспаривать их волю, — отрезал хуррит на мои слова, что такая участь не должна постигать девушек.
Проснулся потому, что меня грубо тормошил Этаби:
— Арт, солнце уже село, все готовы, ждём только тебя.
Проклиная свой сон, в котором я спасался бегством от воинов фараона, бегая внутри пирамиды, вскочил и быстро оседлал лошадь. Проходя мимо верблюда с паланкином Гилехупы, случайно встретился с ней глазами: девушка молча плакала. Возможно, что мать предупредила её о возможном исходе, если первая брачная ночь обойдётся без крови. А может, её тяготило это путешествие, и она плакала из-за отсутствия водных процедур.
Ландшафт понемногу менялся: песок уступал место каменной осыпи. Неподкованным лошадям пришлось трудно, мелкие камешки забивали копыта. Захромали сразу две лошади, воинам пришлось пересесть на верблюдов, чтобы лошади могли идти без нагрузки.
Утром на нашем пути встретился первый раскидистый куст. Амидасил подал знак остановиться, и начал копать у основания куста. Несколько воинов Каркала присоединились к нему, и спустя час они докопались до мутной грязной воды.
— Раньше здесь был колодец, — теперь и я видел развалившиеся очертания колодца. Песок занёс его, и посреди вырос куст. Воды было мало, но хватило, чтобы лошади хоть немного попили. В моём бурдюке, несмотря на всю экономию, оставалось меньше литра тёплой протухшей воды. Один плюс, что такую воду много пить не хотелось.
— Мы уже близко, — уверенно заявил Амидасил. Самум согласился, вдоль тропы по которой мы шли на юг, встретились три начисто обглоданных скелета лошадей.
— Если не останавливаться, к ночи можем дойти до Таниса, — заявил караванщик Шутарны, осмотрев местность с каменистого холма.
Спустя несколько часов, верблюды приободрились.
— Они почуяли воду, — сообщил Этаби, шагая пешком. Его лошадь была измучена, несся на себе могучего хуррита. Ещё час спустя прискакал один из воинов Каркала с сообщением от Амидасила, что впереди виднеется Танис. Но прошло около трёх часов, прежде чем встречаемые восторженной толпой египтян, мы прошли в городские ворота.
— Мы ждали вас только завтра, — выступил вперёд мужчина в белой тунике. Его гладкие чёрные волосы были зачёсаны и уложены в пробор. Подведённые синей краской глаза и выщипанные брови меня смутили, но зрительная память преподнесла картинки из жизни Древнего Египта. Мужчина являлся правителем Таниса по имени Хишам, говорил с нами через переводчика сангара.
— Напоите наших людей, лошадей и верблюдов. Покажите дома, что приготовили для нас. Уберите своих воинов от моих, чтобы не случилось ссоры, — сангар переводил мои слова. Подкрашенный градоначальник только кивал, слушая перевод моих слов. Едва я закончил, как он хлопнул в ладоши и из-за его спины начали выскакивать полуодетые смуглые мужчины, неся в руках кувшины с водой и влажные ткани.
Животных уводили за узды, площадь огласилась ржаньем лошадей и радостным рёвом верблюдов. Полуголый египтянин выскочил передо мной и, опустившись на колено, протянул поднос с незнакомыми мне фруктами.
«Вот откуда в Египте появился all inclusive», — мелькнула мысль при виде всех яств.
— Шулим, охрана, — успел отдать приказ, пока две симпатичные девушки с обнажёнными животами мягко, но настойчиво вели меня под руки в каменный дом рядом с площадью.
Глава 15
Моё формальное сопротивление женщины быстро преодолели: они весело щебетали на своём языке, сопровождая меня в комнату, откуда доносилось благоухание. Продолжая щебетать и сравнивая свой смуглый цвет кожи с моим, прикладывая руки, искусницы быстро избавили меня от одежды. Посреди комнаты находилась чаща в гранитном полу: пар, поднимавшийся от воды, разносил благоухание, вызывая неудержимое желание чихнуть.
— Илия ми нано, — одна из женщин подтолкнула меня к чаше. Опустившись в воду, почувствовал, как разливается блаженство по телу. Прекратив болтать, обе чаровницы вооружились каменными скребками, похожими на кусочки пемзы. Периодически добавляя из медного кувшина благовония в воду, женщины начали мыть меня, довольно ощутимо натирая скребками. Из соседней комнаты появилась чёрная женщина в набедренной повязке с оголённой грудью. Схватив мою одежду, девушка скрылась.
— Стой, ты куда?
— Ми нано, —ласково проговорила одна из мойщиц, заставляя меня снова сесть. Женщины без стеснения исследовали все потаённые части моего тела, залившись смехом при виде боевой готовности. Трудно остаться равнодушным, когда по тебе скользят две пары рук, а сама атмосфера располагает к расслабленности. После окончания мытья мне жестами показали, что надо встать. Одна из девушек принесла большой кувшин с высоким горлышком: импровизированный душ оказался тёплым.
— Моя одежда, — я стоял посреди комнаты голый, пока обе женщины вытирали меня толстой мягкой тканью. Чернокожая девушка появилась вновь, неся с собой одежду, но не мою. Одежда представляла собой прямоугольный кусок ткани с круглым отверстием для головы в центре, сложенную пополам и сшитую по краям с оставленными прорезями для рук. По краю была нашита бахрома жёлтого цвета.
— Надевай, —показала жестом рабыня, трудно было сомневаться в статусе, сравнивая её с мойщицами. Туника мне оказалась по колени, я отрицательно помотал головой, требуя вернуть шаровары. В таком виде показаться перед хурритами нельзя, можно потерять весь авторитет. Язык жестов достаточно информативен, мне дали понять, что одежда грязная и отправлена на мойку. Чернокожей даже пришлось изобразить полоскание белья руками, чтобы я всё понял.
— Сиа мириа, — поманила меня одна из мойщиц в соседнюю комнату. Это была спальня, большая кровать, накрытая покрывалом из шкур, и колченогий столик, уставленный едой, предстали в свете масляных светильников.
— Яа, яа, — показала сопровождающая жестами, что это приготовлено для меня.
— Садись рядом, — похлопал по полу ладонью, приглашая разделить со мной трапезу. Женщина поняла, просияв, она пристроилась рядом, частично облокотившись о меня. Виноград и финики я узнал сразу, только разрезав признал дыню и арбуз. Оба фрукта оказались размером с крупное яблоко. Вторая мойщица исчезла, помотав головой и не найдя её, принялся за еду, не забывая угощать девушку. Египтянка ела с удовольствием, но сама фрукты не брала, словно это было под запретом.
— Египетская сила, — вырвалось при виде инжира, оказавшегося внизу подноса с фруктами. Этот плод мне очень нравился, но даже в России он не был широко распространён.