Я едва не присвистнул, когда оказался на площади перед дворцом. Для проведения пхегата это место выбрали не случайно — здесь могли разместиться тысячи людей. На суд надо мной собралось не меньше полутора тысяч человек, видны были войлочные шапки эсоров и тюрбаны сангаров. Они находились на периферии, но составляли внушительную группу.
— Шакалы что здесь делают, — недовольно прорычал Этаби, но действовать не решился. Неписанный закон хурритов разрешал присутствие на пхегате любому желающему, даже чужеземцу.
«Окисагов» или старейшин родов я насчитал двадцать семь. Только они сидели на маленьких, нагретых солнцем камнях, все остальные, включая самого Эрби, стояли.
— А где жена Шутарны?
— Женщины на пхегат не допускаются, вместо них выступает отец, муж, брат или сын, — пояснил хуррит, оглядывая толпу свирепым взглядом.
Один из «окисагов» поднял руку, призывая к тишине. Его старческий голос едва можно было расслышать:
— Мы сегодня собрались, чтобы выслушать обвинения Эрби, сына Шутарны из рода Харанни. Чужеземец здесь?
— Здесь, — ответил Гиссам, видимо исполняя роль модератора этого суда.
— Говори, сын Шутарны, — старик замолк. Эрби вышел вперёд, став перед «окисагами» изложил свою версию насчёт отравления. После своей версии Эрби дополнил её словами матери, которая первой обнаружила покойного. Следующим выступил Гиссам, показавший, что незамедлительно был вызван стражей, а в зале Шутарны кроме него находились только Эрби и вдова.
— Где это снадобье? — перебил Гиссама один из стариков с густой бородой до пояса. Тыквенная бутыль появилась мгновенно, словно этого вопроса только и ждали.
— В ней яд? — Вопрос «окисага» не был адресован кому-либо конкретно, но ответил Гиссам:
— Яд, наши лекари проверили и уверены, что это яд.
— И этим ядом был убит наш правитель Шутарна, сын Артадама?
— Да, — уверенно ответил Гиссам, метнув в мою сторону злобный взгляд.
— Как быстро действует яд? — Вновь заговорил старик с белой бородой.
— Когда я пришёл, снадобье даже не успело высохнуть на его руках, — ответ удовлетворил «окисагов». Гиссам отошёл в сторону, бутыль осталась перед стариками, словно все брезговали до неё дотронуться.
— Пусть выйдет чужеземец? — я еле расслышал слова старика, но Гиссам продублировал их, колыхаясь своим тучным телом.
— Ты знаешь язык хурре? — я стоял перед стариками, которые собирались вынести решение жить мне или умереть.
— Знаю, — за полтора года жизни среди хурритов я сносно говорил на языке, постепенно забывая язык Халов.
— Ты дал это снадобье Шутарне, сыну Артадама?
— Его привёз мой караванщик из земли фуралов по моей просьбе. Правитель болел, его руки отказывались ему повиноваться, он с трудом мог оседлать своего коня.
По рядам собравшихся прокатился гул: виданное ли дело, чтобы хурре не мог оседлать лошадь.
— Ты лжёшь, — Эрби выскочил в круг, но ретировался под грозными взглядами старейшин.
— Кто ещё знал о недуге правителя? Может, Гиссам, его ближайший помощник? — Этот старик выглядел моложе других, его злобный взгляд сверлил меня с неприкрытой ненавистью.
«Этот точно против меня», — пронеслось в голове. Вслух ответил, понимая, что выглядит это странно:
— Шутарна просил не говорить о его недуге. Я не знаю, знал ли Гиссам о его проблеме.
— Правитель никогда не жаловался на здоровье. Он был здоров как быки Тешуба и мог бы прожить ещё долго, но ты отравил его, — «окисаги» прикрикнули на Гиссама за выступление, но его слова упали на благодатную почву. Даже в глазах белобородого старика появился холод, факты свидетельствовали против меня. Этаби говорил, что на пхегате не бывает долгих разбирательств: выслушивают обе стороны и выносят вердикт обычным голосованием. А судя по лицам «окисагов» мои шансы стремительно уменьшались. На минуту воцарилось молчание, я решил воспользоваться моментом, чтобы переломить ситуацию.
— Могу я сказать, уважаемые? — Приложив правую руку к груди, изобразил лёгкий полупоклон.
— Говори, — в глазах белобородого сверкнула искорка.
— У меня вопрос к Гиссаму.
— Гиссам, отвечай, — самый старый «окисаг» тоже немного приободрился. Бывший поверенный Шутарны и его правая рука, стал рядом со мной.
— Это снадобье убило нашего правителя? — я указал на бутыль в метре от меня.
— Да, я уже это говорил, — надулся царедворец.
— И снадобье ещё не успело высохнуть, когда вы нашли Шутарну мёртвым?
— Не успело, — подтвердил Гиссам, не понимая, куда я клоню. Прежде чем кто-нибудь успел опомниться, я схватил бутыль и выбил из неё пробку:
— Если это яд, я умру прямо здесь, на ваших глазах. — Белобородый даже привстал от удивления. Я быстро зачерпнул коричневой мази и намазал обе руки. Поставив бутыль на землю, поднял обе руки, демонстрируя всем, что они полностью покрыты мазью.
По толпе прошёл гул: на меня смотрели как на сумасшедшего. Я поймал удивлённый взгляд Этаби, и лишь потом пришла мысль, что Гиссам и его подручные могли подмешать яд в мазь уже задним числом. По спине покатилась струйка пота от мысли, что убийцы могли подмешать яд, чтобы придать убедительности своим словам. Ведь Гиссам говорил, что лекари определили яд в снадобье. Это мог быть блеф, но могло быть и правдой.
Мучительно тянулись минуты, но кроме лёгкого жжения кожи, я ничего не ощущал.
— Эрби, — голос белобородого прозвенел в тишине, — как быстро умер сын Артадама?
— Очень быстро, — пролепетал претендент на трон. Он, как и все остальные, ждал, что я свалюсь на землю в судорогах. Но время шло, задние ряды собравшихся вполголоса обсуждали мой поступок, а «окисаги» не сводили с меня глаз. Увидев, что моя тень на песке значительно переместилась, я обратился к старейшинам:
— Это безобидное снадобье, и не оно убило правителя Шутарну. Я непричастен к его смерти, клянусь Тешубом и священными быками Уйре и Сейре.
«Окисаги» совещались недолго: говорить поручили белобородому.
— Арт из Русов не виновен в смерти Шутарны сына Артадамы. Любой, кто не согласен с этими словами, будет изгнан вместе с семьёй из земель хурре. Любой, кто ещё раз назовёт Арта убийцей Шутарны, может быть вызван на поединок чести, и его убийство не будет считаться преступлением. Мы все сказали!
Я еле стоял на ногах от напряжения, руки ещё продолжали слегка гореть, но других симптомов не наблюдалось.
Эрби и Гиссам первыми покинули пхегат, сбегая во дворец словно зайцы.
— Арт, — позвал меня белобородый, — я дед Ахбухча. Мой внук много рассказывал о тебе, ты достойный мужчина, да поможет тебе Тешуб на твоём пути.
Ответить мне дали, остальные «окисаги» увлекли белобородого во дворец, где по традиции их ждало угощение за праведные труды.
Глава 20
Прошло три дня после пхегата, нас никто не тревожил. На четвёртый день пришёл посыльный от Эрби: меня вызывали во дворец. Этаби на месте не оказалось, пришлось идти одному. Шулим сразу собрал эскорт, хотя Вешикоане был в курсе моей непричастности к смерти Шутарны.
— Я ему не доверяю, — заявил мой командир, отбирая воинов для моей охраны. К дворцу я подошёл в сопровождении десятка воинов во всеоружии. В отличие от времён Шутарны, система охраны изменилась: первый пост стражи встретил перед воротами, попросив охрану подождать снаружи.
— Шулим, ждите здесь, — командир моего спецназа согласился с явной неохотой. По его лицу было видно, что он с больши́м желанием разоружил бы охрану дворца. Второй пост располагался уже при входе в само жилище правителей. Здесь меня попросили сдать оружие: пришлось подчиниться. Пхегат меня оправдал, и даже правитель не мог идти против решения народного суда. И меня распирало любопытство: зачем я понадобился Эрби.
У входа в залу, где обычно Шутарна принимал своих гостей, стоял усиленный пост стражи из шести воинов. И снова я не увидел знакомых лиц: Эрби или Гиссам поменял всю дворцовую стражу.
Кроме самого сына Шутарны в комнате находился Гиссам и ещё один незнакомый тип в типичной для сангаров одежде. Тип не понравился сразу: маленькие бегающие глаза просканировали меня с головы до ног.
— Арт, хорошо, что ты пришёл, — приветствовал меня Эрби, даже не поднявшись с места. Его отец не позволял себе такого неуважения — хурриты гостей приветствовали стоя, показывая своё уважение.
— Ты зачем меня позвал? — Боковым зрением увидел, как Гиссам делает жесты.
— Мой отец пожаловал тебе и Этаби деревни у подножья Харран.
— Разве мы их не заслужили? Не мы остановили хаттов, взяв Нарриш? Не мы семь месяцев сражались с эсорами, сангарами, амореями, дошли до земель Элама?
— Конечно, вы, — вмешался в разговор Гиссам, — наш мудрый правитель, — польстил мальчишке царедворец, — предлагает вам другие деревни в обмен на пожалованные Шутарной.
— Мне нужен Харран, — встрял в разговор Эрби, — там на вершине холма старый храм, он ещё со времён народа «саг-гиг-ва». Теперь, когда мой отец привёл к покорности сангаров, эсоров и другие племена, я хочу сделать этот храм общим для всех народов.
Мальчишка врал и делал это неумело. Гиссам и Эрби не хотели допускать нашего с Этаби усиления. Стратегическое расположение Харрана делало его угрозой для Вешикоане. А мои работы по восстановлению крепостных стен, они восприняли как угрозу в будущем. Я прекратил работы, понимая, что будущего в Митахни нет.
— Мне не нужны другие деревни, Этаби тоже, — сделав паузу, заметил, как заволновался Гиссам. Эрби тоже поёрзал в своём кресле, но сдержался, давая говорить царедворцу.
— Но я готов продать деревни и недостроенную крепость за хорошую цену, — при моих словах Гиссам выдохнул, а мужчина в сангарской одежде впервые улыбнулся.
— Какую цену ты хочешь? — Гиссам приблизился ко мне и остановился в метре.
— Мне надо это обсудить с Этаби, — ушёл от прямого ответа. И нанёс свой удар:
— Вы уже узнали, кто отравил нашего правителя?
— Мы ищем, — слтшком поспешно откликнулся Гиссам.