— Итого нас четыреста двадцать два человека, включая детей, — доложил Саленко, сверившись со своими записями.
— Сорок четыре повозок, двадцать три осла, десять верблюдов, сто три лошади, сто волов и больше трёх сотен голов овец и коз.
— Есть расклад по гендерам?
— Есть, — порывшись в повозке, археолог вытащил пергамент.
— Сто девяноста один мужчина, из них девяносто девять воинов. Сто семьдесят девять женщин и пятьдесят два ребёнка разного возраста обоих полов.
— Как с продуктами и водой?
— Десять повозок загружены только семенным материалом, — Саленко собирался перечислить, но я перебил его:
— Без подробностей.
— Ещё три повозки полностью забиты мотыгами, топорами, ножами, тяпками, стременами, поводьями, сёдлами и прочими орудиями труда. Есть три примитивных плуга, выкованным по моим чертежам, — похвастался археолог.
Ещё четыре повозки заставлены дубовыми бочками, что мы купили специально для воды. В остальных наших повозках — шкуры, одежда, запасы еды на дорогу. Только три повозки выделены для женщин и детей, остальные загружены всем необходимым, — бодро отрапортовал Саленко, сворачивая пергамент.
— Что по примкнувшим? Они в курсе, что питание за свой счёт?
— Я всем сказал, всего примкнуло восемнадцать повозок. У многих ослы, нагруженные мешками с едой.
Наших повозок оказывалось двадцать шесть: я взял на себя обязательство кормить всех воинов из своего отряда. Некоторые были со своими семьями, но большинство оказалось холостыми. Меня удивило количество женщин, но Саленко объяснил, что они в основном из семей примкнувших. Было несколько таких семей, где отец с двумя или тремя дочерями решил присоединиться к переселению.
Это была последняя ночь в Вешикоане, вернее, в Вотикоа, где был назначен общий сбор. С первыми лучами солнца мы собирались в путь: всю ночь мне мешал уснуть разноголосый говор. Люди сидели у костров, обсуждая будущее путешествие. Издалека доносилось блеяние овец и коз, рёв верблюдов и мычание волов, прерываемые криками ослов. Казалось, что животные понимают, какой предстоит далёкий и опасный путь, и делились своими переживаниями.
Глава 21
Наше великое переселение, о котором мы столько говорили между собой, началось шестого марта. По подсчётам Саленко мы должны были подойти к кавказскому хребту в середине мая, оптимальное время, чтобы пересечь хребет и дойти до места постоянного жительства ещё в летнее время. Я надеялся, что до наступления зимы мы успеем поставить срубы, очистить и распахать поля для озимых. Несколько повторных обсуждений, где Ада с Виктором оказались на одной стороне, так и не определили конечной цели маршрута. Я склонялся осесть в дельте Дона, чтобы иметь под рукой богатое рыбой Азовское море.
— Там степи, будут холодные ветра, лучше дойти до Днепра. Там и лес, и море под рукой, как ты говоришь, и теплее, — настаивала Ада, поддерживаемая археологом.
— Снова вы хохлы начинаете бузить? — Я изображал гнев, но Ада быстро меня раскусила и смеясь доказывала, что её выбор продиктован не национальным вопросом, а целесообразностью.
— В конце концов, славянские племена ближе к Днепру, чем к Дону, — вторил ей археолог. Порешили определиться на месте: первой такой остановкой будет дельта Дона.
— Если условия жизни там не самые лучшие, будем думать о Днепре, — пообещал украинцам. Этаби такие нюансы не волновали, для него не имела разницы пара сотен километров до конечной цели.
Вешикоане скрылся из наших глаз два дня назад: караван полз с черепашьей скоростью, напоминая гигантскую змею. В авангарде ехали я и Этаби вместе с четырьмя десятками воинов. Примерно столько же замыкали движение под командованием Шулима. Караванщик Самум отказался покидать родные места, мотивируя, что скоро ему умирать и он хочет быть рядом со своим родом. Ахбухч и Берди с радостью приняли предложение: оба происходили из бедных семей и работали пастухами до знакомства со мной.
Сразу за авангардом ехала повозка с Адой и близнецами, следом повозки с семьёй Этаби и Саленко. За ними тянулся обоз с семенным фондом, утварью, инструментами и припасами воды и еды. Затем шли сангары, хурриты, эсоры и эламиты. У кого-то была повозка, но большинство шли пешком, загрузив ослов продуктами и вещами. Даже рассадив моих слуг на свои повозки, у меня не хватало людей, чтобы править всеми. Пришлось попросить мальчишек из семей примкнувших беженцев — им доверил семь повозок, попросив Берди присматривать за возницами.
Двигались мы очень медленно, в сторону севера от Вешикоане не было накатанных дорог. Колёса повозок вязли в песке, иногда даже волы оказывались бессильны. Сразу за беженцами, примкнувшими к нам, двигалось стадо животных. Контроль за пастухами со стадом и арьергардом каравана лежал на Шулиме.
Я не представлял, каким трудным окажется передвижение такого количества людей и животных. В последние дни перед отъездом поток желающих ехать с нами возрос. Цифры Саленко корректировал дважды в сутки, последний подсчёт показал, что нас почти шесть сотен. Но и после этого на второй день пути к нам присоединились две хурритские семьи на ослах и с одной повозкой, запряжённой двумя волами.
Чтобы образовать лагерь для такой массы людей и животных, приходилось долго искать подходящее место. Первую ночь провели у двух колодцев на караванном пути в Хаттуш. Повозки поставили по кругу, чтобы женщины, дети и пожилые оказались внутри. Пастухи всю ночь промучились: овцы и козы вели себя тихо, но ослы и волы рвались в тёмные просторы. За первый день мы едва прошли пятнадцать километров. Не прошли больше и за второй день: выявлялись мелкие поломки, приходилось смазывать оси повозок из-за движения по песку.
На третий день ландшафт стал меняться, среди песка попадались участки с твёрдым покрытием и островки пожухлой травы. Волы, тянущие повозки, останавливались, чтобы сорвать пучок травы. Окрики возниц и плеть помогала мало. Лишь набив рот жухлой травой, животные продолжали путь.
— Так, мы до середины лета не доберёмся до Каспийского моря, — мы только расположились на третью ночёвку и разложили костёр.
— Они привыкнут, станут идти быстрее, — возразил Этаби, укладываясь рядом. Наши жёны хлопотали вместе со служанкой, раскладывая нехитрую снедь на куске ткани. Караван закончил построение повозок кругом, и люди, смеясь и шутя приступали к трапезе. Я понимал, что не у всех в караване с собой большие запасы еды и мне придется с ними делиться. Именно потому изначально закупил столько животных, учитывая, что это запас еды на своих четверых.
— Пора бы, такими темпами я сам скоро пешком пойду, чем целый день мучить лошадь.
— Находишься ещё как доберёмся до места, — Ада пригласила нас к столу. Задумчивый Саленко молча ужинал, временами кивая.
— С кем говоришь, Виктор?
— А? — очнулся археолог и пояснил: — я думал, как говорить с туземцами: предками славян. Поймут они нашу речь или нет и мысленно старил слова так, как они, возможно, звучали тысячи лет назад.
— Мы как-то смогли общаться с Халами, сможем и с ними. Ты отмечаешь наш путь на карте?
— Отмечаю и подсчитываю пройденной расстояние, исходя из средней скорости пешехода. За два дня мы прошли порядка тридцати — тридцати пяти километров.
— Когда дойдём до Каспийского моря с такой скоростью?
— Дней через тридцать пять-сорок, — мгновенно ответил археолог, — надо ускориться, иначе рискуем подойти к Дону только осенью.
— Здесь песок, животным трудно тянуть нагруженные повозки, — вступил в беседу Этаби. Он уже неплохо говорил на русском, мог поддерживать беседу. Ирима и Тахарис язык выучили хуже, но простые фразы говорили и понимали большинство разговора.
— А после Каспийского моря начнутся холмы и низины, поросшие травой. Там чернозём, колёса могут утопать в рыхлой земле. Правда, мы должны двигаться на запад летом, но всё же, есть риск, что скорость будет невысокой, — возразил археолог, временами переходя на хурритский.
— Ускоримся с завтрашнего утра. Передам Шулиму, чтобы всех предупредил — не будем ждать отставших.
Не знаю подействовало предупреждение или почва стала более твёрдой, но за третий день мы прошли около тридцати километров по словам археолога.
На четвёртый день миновали границу Митахни, вступая в земли хеттов. Мир между двумя народа всё ещё держался. Хотя циркулировали слухи, что Супилулиум готовится напасть. Договор с Шутарной прекращал действие в связи со смертью последнего.
Нарриш мы оставили по левую сторону, даже не увидев его, маршрут лежал восточнее. Первая потеря случилась на десятый день путешествия, когда по расчётам Саленко мы уже миновали триста километров. Местность шла холмистая и преимущественно каменистая. У одной из сангарских повозок сломалась ось во время дневного получасового привала. Мальчишка лет семи лежал под повозкой, спасаясь от солнечных лучей. К несчастью его родителей, повозка придавила их сына, лежащего прямо у колеса, где сломалась ось.
Трудно было утешить несчастных родителей, кроме погибшего у них было две дочки: одна пяти лет и грудной младенец. После несчастного случая велел осматривать оси во время каждой ночёвки.
Спустя ещё четыре дня вышли к озеру с кристально чистой водой. С нашей стороны поселений не было, хотя вдалеке виднелась небольшая деревушка. Шулиму удалось отыскать небольшой родник в скалах, откуда вода бежала в озеро.
— Остановимся здесь на день или два. Пусть люди и животные вволю напьются воды, постирают вещи и просто отдохнут. Лагерь соорудили большим полукругом, оставляя четвёртую сторону водной глади. Озеро буквально кишело рыбой: две семьи амореев оказались рыбаками и даже тащили с собой сети. За двое суток, что мы провели у озера Ван, так его опознал Саленко, рыбой пропах весь лагерь. Форель размером с руку человека жарили, коптили, вялили на солнце. Я даже умудрился сварганить подобие ухи, но скорее это был рыбный суп из-за отсутствия необходимых продуктов.
На второй день из деревушки пожаловали гости: местные рыбаки, получив пару бронзовых ножей, долго благодарили. А спустя несколько часов вернулись с подарками, неся кипу вяленой рыбы и два простых невода.