— Только бы ты не испачкала бархат жирными пальцами! Смотри, весь извозишь!
— Ты? Почему ты говоришь мне ты? — скорчила гримаску Лисси. — Через полтора года у меня конфирмация, восьмого мне исполнилось тринадцать. Мне уже многие говорят вы. Она тайком вытерла пальцы сзади об юбку.
— Ах, простите, я и забыла, что прошло уже столько времени с тех пор, как фрекен визжала благим матом, когда по субботам ее купали в ванночке!
— Нет, Майса, мне ты не будешь шить, когда я вырасту! В тех домах, где ты шьешь, все говорят, что ты ужасно избалованная и ни с того ни с сего начинаешь дуться.
— Интересно, какой бы вы были, если б вам пришлось так же, как мне, шить по чужим людям, фрекен Лисси!
— Я? Ха-ха-ха! Мой папа — начальник бюро, его сам король назначил, а потом, — она доверительно нагнулась к Майсе, тряхнув русыми кудрями, — почему ты не выходишь замуж, Майса? Ведь ты не такая уж уродина!
— Господи, да кому я нужна, такая бедная?..
— Ну так пусть он будет богатый, понятно? К тебе никто никогда не сватался?
Майса рассмеялась:
— Во всяком случае, никто, за кого бы я пошла…
— Значит, кто-то все-таки сватался. А что он говорил? Он вставал на колени? А, Майса? Ну расскажи!
— Вот об этом фрекен услышит после конфирмации.
— Фу, глупости! — Лисси вскинула голову, и на ее удлиненном, правильном лице появилось значительное выражение. — Не думай, я тоже кое-что понимаю!
— Мама здесь, Лисси? — заглянула в дверь Фина. Вечно эта женщина ходит замурзанная и растрепанная, Майса ни разу не видела ее прилично одетой. — Скажи ей, что снова принесли счета из магазина готового платья. Лисси, миленькая, ну сбегай за мамой, а то у меня молочный суп подгорит.
— Ах, да скажи ты посыльному, что папы нет дома, вот и все!
— Фру надо самой с ним поговорить, ему велели прийти в субботу. — Фина опять убежала.
— Уж эти мне прошлогодние пальто! — вздыхала фру, проходя через столовую.
— Ты так и не убрала в детской, Фина? — ворчала она, возвращаясь обратно. — Ты же знаешь, что Майсе надо куда-то перейти, когда начнем накрывать на стол. Вам придется собрать шитье, Майса, и перейти в другую комнату — скоро вернется мой муж… У нас такая теснота…
Итак, после обеда ее переселили во внутреннюю комнату…
Она придвинула стол к окну и расчистила себе местечко; ведь когда имеешь дело с таким дорогим материалом, вокруг не должно быть ни соринки, ни пылинки…
На угловом столике перед зеркалом среди множества других безделушек лежала серебряная булавка для волос, такие только-только начали входить в моду; Майса не прочь была бы ее примерить, она как раз подходила к ее прическе, но лучше уж этой булавки и пальцем не касаться…
Ну так и есть, опять один бок вышел длинней другого…
Мучение с этим бархатом… Пришлось по два раза прометывать каждый шов, чтобы тяжелый материал не вытягивался, только и знай — ровняй его… Нечего и думать шить на машине, все придется делать вручную…
До чего сегодня светло, даже в этой комнате с окнами во двор… Тает снег на крыше, и длинные блестящие капли звонко стучат по железу. В такую погоду и настроение совсем другое; сидишь здесь, а сердце так и замирает от беспричинной радости.
…Может, зря она сказала вчера Хьельсбергу насчет билетов в театр, — как бы он не подумал, что она намекала на завтрашний день, он же знает, что она свободна только по воскресеньям…
А вдруг он и сегодня будет поджидать ее на улице?
Нет, уж лучше не надо, ни к чему ей прогуливаться с ним у всех на глазах.
Но отказываться от билета тоже глупо. Нет, лучше с ним сегодня не встречаться…
Она всегда может придумать себе дело. Может, например, отправиться отсюда в Хаммерсборг к Марте Му за бельем, а там поболтать часок, вспомнить о прошлом. Тогда уж она с ним наверняка не встретится, он знает, что позже половины девятого она никогда не возвращается.
А все же… вдруг он будет поджидать ее с билетами в театр?
Ох, как это было бы хорошо! Чего уж греха таить, ей страсть как этого хочется!..
Интересно, что бы он о ней подумал, если бы она вот так сразу согласилась пойти с ним? С этим Хьельсбергом надо держать ухо востро: вон как он сразу разобрался, что за люди Транемы и все другие господа…
Ну да она сумеет дать ему понять, что вовсе не собирается вешаться ему на шею, просто пошутила насчет этих билетов; но как это все удивительно получилось вчера…
Нет, нет, обязательно нужно доказать ему, что она не такая, как все прочие…
…После обеда в комнату вошла Овидия и убрала серебряную булавку и другие украшения в комод…
Лучше не вводить ближнего в соблазн, а то еще случится так же, как с этой их серебряной вилкой…
Лисси то входила, то выходила, рассматривала бархат и никак не могла взяться за уроки к понедельнику.
— Майса, Овидия говорит, что охотно поможет вам с шитьем и сегодня вечером и в понедельник, — вошла в комнату фру. — Нам до крайности хотелось бы поскорее кончить, а то прямо кажется, что у нас весь дом отобрали, когда здесь кто-нибудь сидит… Будь у нас больше места, тогда дело другое… Но на это весеннее пальто вряд ли потребуется много времени, наверно вы справитесь в понедельник к вечеру, тем более — вам помогут…
…Майса отлично знала, что это такое — помощь хозяйских дочек! Вечно всем им нужно поскорее…
— Кроме того, Майса, будьте добры, не забудьте собрать все мелкие обрезки для Лисси на отделку.
— А разве мне она не успеет сшить, мама? — закричала Лисси, подняв глаза от книжки, которую она читала, лежа животом на подушке и подперев голову руками.
— Дай бог за это время с пальто для фрекен Овидии управиться, — сказала Майса.
— А мне? Если тебе мама прикажет, ты должна успеть, иначе ты вообще не будешь здесь больше шить.
В дверях, торжествующе подняв испачканную соусом вилку, появилась Фина.
— Вилка! — ахнули все хором.
— И знаете, где я ее нашла? Она лежала в телячьем фрикасе, которое я собралась прокипятить на завтра.
— Подумайте, как забавно… Лежала себе в соусе, а мы с ног сбились, обыскивая весь дом…
— Я и не сомневалась, что рано или поздно она объявится, — сказала фру убежденно.
— Да, наверно, Фина сама ее там забыла, когда выуживала себе кусочек! Ведь за столом мы раскладывали фрикасе ложкой! — крикнула Лисси со своей подушки.
Майсе все это тоже показалось потешным. Уж действительно, здесь можно позаимствовать и материи, и шерсти, и шелка — все прямо само в руки просится… Зимой, когда она шила здесь, однажды тоже поднялся переполох из-за мотка шелка: Овидия твердила, что оставила его на столе у Майсы, а потом сама нашла моток в кармане платья, которое сняла и повесила в шкаф.
…В воскресенье Майса нежилась в постели, пока не пришла разносчица из пекарни. Тогда мадам Дёрум послала свою глухонемую дочку наверх, отнести Майсе хлебцы. Майса поставила кофе в печку, и, пока умывалась, одевалась, причесывалась сама и причесывала глухонемую, кофе сварился.
Дортеа радовалась случаю побыть у нее в воскресенье утром, она старалась помочь чем могла — чистила платья и туфли, подметала, когда Майса бралась за уборку, а то просто с интересом наблюдала, как она шьет и ставит заплаты — такой работы у Майсы по воскресеньям всегда хватало.
…Что-то Марта Му неважно стала стирать…
Майса рассматривала белье.
Если бы не их давнее знакомство — она знала ее с тех пор, как они жили в Хаммерсборге, — она отдавала бы в стирку матушке Енсен, что живет по соседству…
…И вообще она, наверно, могла вчера спокойно идти прямо домой — все равно никого бы не встретила…
Хотелось бы узнать, ждал он ее или нет…
Господи, вот было бы весело, если бы сегодня она могла пойти в театр!
Она выйдет попозже посмотреть афишу. Интересно, что там сегодня; Хьельсберг, наверно, отправится туда вечером…
Если идти сегодня в театр, то ей есть во что одеться, а дождевик в помещении можно сразу снять. И как он ей надоел, этот дождевик, — в нем она всегда чувствует себя старомодной и неуклюжей. Да и к тому же такие накидки носят все, кто не успел сшить себе что-нибудь новое к весне!
Интересно, а не выйдет ли из него пальто…
Она выворачивала и рассматривала свой изрядно поношенный дождевик. Чистая шерсть; вот уж верно, всегда имеет смысл покупать хорошие вещи.
Если взяться за него в следующее воскресенье, пожалуй, она успеет его перешить…
Впрочем, лучше посидеть над ним два-три вечера. Можно подкрепляться кофе, тогда она успеет сшить к воскресенью; кто знает, вдруг пальто понадобится…
Да, так она и сделает, надо завтра же захватить с собой выкройку Овидии, тогда она мигом сможет распороть и сметать его, только бы удалось прикрыть выцветшие и обтрепавшиеся места…
Ей так нравятся эти пальто, которые теперь носят: рукава расширяются книзу, а на карманах большие клапаны…
И он, наверно, заметит, что она в новом, когда встретит ее… А на случай дождя у нее есть зонт…
Но вот перчатки совсем никуда не годятся, хотя она не надевает их, пока не выйдет на Бругатен. Почти каждый вечер перед уходом домой ей приходится зашивать их. Ведь на перчатки первым делом смотрят, а сейчас так светло! Самый красивый костюм можно испортить, если перчатки рваные…
Никуда не денешься, нужно к воскресенью покупать новые для нового пальто, хоть они и дорогие… Уж лучше задолжать Марте Му за стирку.
Можно было бы подкопить немного денег, если по воскресеньям не обедать у Дёрумов. В конце концов нетрудно обойтись одним кофе с бутербродами, — ведь в будние дни она ест досыта. Но мадам Дёрум будет не очень довольна, потеряв этот доход.
Что-то Хьельсберг говорил в последний раз, будто у нее волосы с рыжеватым отливом… Чтобы избавиться от этого оттенка, Теодора Брандт причесывается свинцовым гребнем, надо бы и ей купить себе такой…
Сегодня с утра он, верно, в больнице и вернется не раньше трех, после того как пообедает в городе.
А вдруг он вчера все-таки ждал ее!..