Идеальная работа Стефани – это место со «заметным «крутым капиталом» – ну, знаете, работа в Vice или другом модном/передовом месте. О котором все слышали». Когда такие возможности не представились, она стала говорить, что хочет работать в «некоммерческих организациях», хотя сейчас она предполагает, что скорее хотела, «чтобы ее уважали за то, что она «хорошая»». Ей удалось устроиться в AmeriCorps, но условия были настолько ужасными, что она уволилась через два месяца. Чтобы оплатить счета, она стала работать официанткой в пиццерии и начала рассылать резюме, стараясь покрывать десять вакансий в неделю. Она составила таблицу, чтобы отслеживать, когда и куда она подавалась. В итоге она отозвалась на более чем 150 вакансий. Ответили единицы.
Так продолжалось два года. Продолжая работать в пиццерии, она начала много пить с коллегами и встречаться с барменом, который оказался агрессивным в отношениях. «Я постоянно была усталой, меня мучило похмелье, я была готова к самоубийству», – вспоминает она. Ей оставалось только писать бесплатно, чтобы создать портфолио и наконец бросить работу в пиццерии. Так она и поступила и в итоге, через четыре года после окончания университета, устроилась на работу в некоммерческую организацию за $15 в час, без льгот и пенсии.
Сейчас Стефани сомневается, что ей стоило получать образование в государственном гуманитарном колледже. «Выбраться из сферы обслуживания казалось мне огромным достижением, – говорит она. – Но чем больше я там работала, тем больше задумывалась, не была ли я наивной эгоисткой, раз так сильно хотела последовательной карьеры».
В результате этого опыта она радикально пересмотрела свое отношение к тому, какой может и должна быть ее работа. «Я всегда хотела, чтобы работа была всей моей жизнью, но теперь я чувствую, что хорошая работа должна ограничиваться сорока часами, а обязанности должны быть интересными, но при этом выполнимыми. Мне больше не нужна «крутая» работа, потому что, на мой взгляд, работа, которая воплощает ваши «мечты» или «увлечения», поглощает вашу обычную личность, что токсично. А я не хочу потерять себя, если потеряю работу, понимаете?».
Когда большинство миллениалов вышли на рынок труда, он был развален на кусочки и едва-едва восстанавливался. С декабря 2007 года по октябрь 2009 года уровень безработицы удвоился: с 5 до 10 %. Общая занятость сократилась на 8,6 миллиона человек. И хотя крупный общенациональный спад затрагивает практически всех, он особенно влияет на тех, кто только выходит на рынок. Когда миллионы опытных работников теряют работу, они где угодно ищут новую: и низкооплачиваемую, и начального уровня, где обычно набираются опыта те, кто впервые ищет работу. Для миллениалов в возрасте от 16 до 24 лет уровень безработицы вырос с 10,8 % в ноябре 2007 года до 19,5 % в апреле 2010 года, что является рекордно высоким показателем[61].
«Миллениалов занесло в спад экономики, – написала Энни Лоури в Atlantic. – Они выпустились на худший рынок труда за последние 80 лет. Им пришлось не просто пережить пару лет высокой безработицы или годик-другой в подвале родителей. Они теряли целых 10 зарплатных лет». Масштабы последствий того периода проявляются только сейчас: например, в докладе, опубликованном Федеральной резервной системой в 2018 году, говорится, что «миллениалы менее обеспечены, чем молодежь предыдущих поколений: у них ниже доходы, меньше имущества и минимум накоплений»[62].
В конце концов, отсутствие работы означает отсутствие возможности откладывать деньги на дом, на пенсию, на инвестиции. Кто-то из миллениалов вернулся к учебе, чтобы переждать бурю, и через два-шесть лет оказался с десятками тысяч долларов студенческого долга, а перспективы трудоустройства так и остались призрачными. Те, кто был вынужден вернуться домой, также терпели тревожные причитания родителей и средств массовой информации о том, что они никогда не съедут: непутевые лодыри, неспособные пережить экономический катаклизм, совершенно не зависящий от них.
Такова мрачная реальность. Но даже вернувшиеся в свои детские спальни миллениалы не собирались покоряться рыночным силам. Нас воспитывали работать усерднее, чтобы найти ту обещанную идеальную работу, занимаясь, как его называет Кэтлин Куэн, «обнадеживающим трудом», – это «неоплачиваемый или недостаточно оплачиваемый труд, который часто выполняют в обмен на опыт и знания в надежде, что за ним последует предложение о работе»[63]. Другими словами, это стажировки, гранты и другие псевдо-работы сомнительной ценности, которые считают обязательными для большинства профессий, особенно, как отмечает Токумицу, для «любимых».
Когда я заканчивала колледж в 2003 году, почти никто из моих друзей не проходил стажировку или даже не знал, что ее нужно искать. Десять лет спустя студенты чаще просили меня, профессора, помочь им со стажировкой, чем, скажем, разобрать их курсовую работу по психоаналитической теории Лакана. Потому что, какими бы сложными и непроходимыми ни были теоретические концепции Лакана, для большинства студентов они все равно понятнее, чем то, как устроиться на стажировку.
Чтобы разобраться в теории, можно просто больше читать: чем больше усилий вы приложите, тем скорее разрешится непонимание. Но стажировка подразумевает связи и прежде всего готовность и способность работать практически даром. И если вы не можете устроиться на работу без портфолио или создать портфолио без стажировки или не можете позволить себе работать бесплатно, чтобы заполучить эту лишнюю строчку, тогда, теоретически, только определенные люди (читай: человек со средствами, или с частным финансированием от университета, или готовый взять еще больше кредитов, чтобы позволить себе стажировку во время учебы) могут позволить себе «обнадеживающий труд».
Некоторые могли позволить себе стажировку только потому, что жили дома. Другие, чтобы свести концы с концами, жили за счет родителей, брали студенческие кредиты или подрабатывали. Многие полностью отказались от мечты найти работу в желаемой области. Но это не означает, что всеобъемлющая идея о том, что несмотря ни на что нужно заниматься любимым делом, исчезла.
София, белая женщина из «привилегированной с головы до ног» семьи, прошла ряд неоплачиваемых стажировок в небольших музеях и Sotheby’s, прежде чем окончила небольшой гуманитарный колледж со степенью в области истории искусств. Но наступил 2009 год, и обещанная работа в Sotheby’s внезапно испарилась. Она подавала заявки на сотни оплачиваемых и неоплачиваемых стажировок в Нью-Йорке и Чикаго; в конце концов ее позвали на единственное интервью в театральную компанию, она прошла его, зная, что ее родители смогут помочь ей, поскольку стажировка была неоплачиваемой.
Параллельно она пыталась устроиться официанткой, оббивая пороги Astoria, Queens, раздавая свое резюме в каждом ресторане. Ей не отвечали, пока не открылась вакансия в ресторане, где работал ее друг. «Если я чему-то и научилась во время этих поисков, так это тому, что только со связями, кумовством и своими люди можно получить работу, – говорит она. – И даже тогда мне перепала всего лишь неоплачиваемая стажировка».
И все же эта стажировка привела к оплачиваемой стажировке, которая в итоге привела ее в аспирантуру. Но еще до того, как София продвинулась так далеко, однажды она помогала координатору стажеров в одном музее и узнала «из первых уст о том, как нещадно они эксплуатировали стажеров (либо платили мало, либо вообще не платили), потому что знали, как все борются за стажировки».
На каждую стажировку претендовали тысячи студентов; отчасти пройти стажировку было сложнее, чем поступить в Лигу плюща. «Они понимают, что с их престижным брендом можно устанавливать какое угодно вознаграждение, – говорит София. – Все равно никто не идет в мир искусства ради денег, верно? Чтобы заниматься этим, нужно быть страстно увлеченным! И они удивляются, почему музеи ругают за кадровую политику».
На самом деле, неоплачиваемую или низкооплачиваемую работу во время обучения в бакалавриате или магистратуре можно покрыть тремя способами: взять студенческий кредит, устроиться на другую работу, чтобы субсидировать ее или полагаться на поддержку родителей (жить и питаться у них дома или просить их оплачивать расходы на проживание). В 2019 году Эрин Паничкул, первая в своей семье поступившая в колледж, написала в блоге о том, как она брала кредиты на протяжении всей учебы в университете, причем не только на оплату обучения, но и на оплату аренды, продуктов, коммунальных услуг и книг: сначала в общественном колледже Санта-Моники, затем в Калифорнийском университете и наконец в юридической школе. Когда появилась возможность устроиться на неоплачиваемую стажировку в Организацию Объединенных Наций, она поняла, что должна согласиться, даже если ей пришлось бы взять студенческий кредит (т. е. заплатить), чтобы стажироваться бесплатно.
«Опытом счета не оплатишь», – написала Паничкул в посте под названием «Неоплачиваемые стажировки не дают таким женщинам, как я, работать в правовой сфере». «Опыт не оплачивает аренду. И транспорт до стажировки тоже не оплачивает. На него не поешь. Но я была уверена в его необходимости и не раздумывая взяла кредит». Это «негласное правило» – резюме, пополненное стажировкой, может повлиять на устройство в фирму. Отсюда другое «негласное правило», что для устройства на работу необходимо проходить стажировку, независимо от того, насколько мало она оплачивается. «Получать деньги за работу не должно быть роскошью», – пишет Паничкул. «Будучи студенткой юридического факультета, я всегда от души была признательна за эти возможности и забыла о практике до этого момента».
Когда люди следуют «призванию», деньги и вознаграждение уходят на второй план. Сама идея «призвания» берет начало в ранних заповедях протестантизма и представлении о том, что каждый человек может и должен найти работу, через которую он сможет наилучшим образом служить Богу. Американские кальвинисты объясняли стремление к призванию – а та