Многие из них касались только продажи алкоголя в продолжение христианских нравоучений, с помощью которых хотели уберечь день отдохновения от развратной судьбы. Отчасти поэтому такие законы оспаривались: почему неверующие люди должны соблюдать религиозные правила? Но суды неоднократно ссылались на «светские преимущества» безработного воскресенья. «Ни по одному вопросу нет таких разногласий среди философов, моралистов и государственных деятелей всех штатов, как по вопросу необходимости регулярных перерывов от труда, – писал в 1858 году председатель Верховного суда Калифорнии Стивен Джонсон Филд. – Один день из семи – это правило, основанное на опыте и поддерживаемое наукой»[159].
Философы, моралисты и государственные деятели до сих пор согласны с тем, что отдых никому не помешал бы. Но его необходимость неоднократно отвергалась. Сохраняющиеся сегодня синие законы многих раздражают. Большинство средних и крупных предприятий, за исключением тех, которые принадлежат наиболее набожным людям, не закрываются в воскресенье. В книге «Мир покоя» (The Sabbath World) Джудит Шулевиц предполагает, что этот процесс начался с постепенной коммерциализацией досуга в XX веке[160]. Раньше воскресные дни люди проводили в основном дома и в церкви. Люди обедали дома или в кругу семьи, используя продукты, купленные ранее на неделе. Благочестивые люди проводили время в серьезных размышлениях или молитве. Менее набожные могли проводить свободные часы за чтением, играми или другими видами забав.
Но затем люди начали искать платные организованные мероприятия в выходные дни, что, в свою очередь, подразумевало работу других, от билетеров в кинотеатре, до продавцов лицензий. А когда таких людей становится достаточно много, на рынок выходят еще больше людей: от работников круглосуточных магазинов до кладовщиков. Растет и потребность в общественных услугах: нужен сотрудник, чтобы открывать туалеты в парке, и еще люди, чтобы водить автобусы и метро.
Потребность в услугах нормализует их. Сегодня 31 % штатных сотрудников и 56 % людей, трудящихся по совместительству, работают по выходным. Только несколько государственных праздников (Четвертое июля, День благодарения, Рождество, Новый год) «отмечаются» значимым образом, и даже тогда многие работники розничной торговли продолжают работать. Во время рождественского сезона даже почтальоны стали работать по воскресеньям. Не потому, что нам срочно нужны рождественские подарки, а потому, что Почтовая служба США видит в этом возможность конкурировать с частными компаниями.
И если классово защищенные (или защищенные профсоюзом) все еще могут отказаться работать в определенные дни или в определенное время, то те, у кого нет рычагов влияния, особенно не оформленные официально, не доучившиеся или работающие на нескольких работах, подстраиваются под требования капитализма. Классовое разделение усиливается не только между имущими и неимущими или продуктивными и теми, кто способствует их продуктивности, но и между теми, кто может и не может отстоять свои крупицы сна.
Работа колонизировала выходные и праздники не потому, что мы просто не можем ею насытиться. Раньше воскресенье было юридически отгорожено от логики капитализма. Теперь ее спустили на «свободное время», соответственно изменилось и наше отношение к «ресурсности» этого времени. Исследователи досуга указывают на книгу экономиста Стаффана Б. Линдера «Обездоленный праздный класс» (The Harried Leisure Class), опубликованную в 1970 году, как на первый текст, который определил последствия рынка, стремящегося к увеличению роста, рынка и потребления для подпитки. В рамках этой модели ценность каждого часа каждого дня только возрастает: не только для компании, но и для работника.
Таким образом, любое нерабочее время, то есть время досуга, – это фактически трата денег. Чтобы примириться с этой мыслью, мы впихиваем в свой досуг как можно больше занятий, потребляем как можно больше, чтобы придать ему хоть какую-то ценность. Чтобы передать этот стиль маниакального потребления, Линдер описывает мужчину, который после ужина заполняет свой досуг тем, что «одновременно с переменным успехом пьет бразильский кофе, потягивает французский коньяк, читает New York Times, слушает Бранденбургский концерт и свою жену-шведку». Сегодня это может быть женщина, которая по дороге на йогу пьет свой семидолларовый колд брю, запивая четырехдолларовой кокосовой водой из сумочки, слушая The Daily в наушниках и отправляя подходящие GIF в групповой чат в ответ на предстоящий девичник.
Стратегия «максимизации» того досуга, что у нас есть, как собственного, так и семейного или дружеского, напрямую относится (только не смейтесь) к классовой тревоге. В книге «Сумма мелочей: теория амбициозного класса» (The Sum of Small Things: A Theory of the Aspirational Class) Элизабет Керрид-Халкетт утверждает, что часть американцев все больше заботится о выражении классового положения с помощью «культурных знаков, транслирующих их стремление к знаниям и систему ценностей»[161]. Другими словами, рассказывают о досуге, постят о нем в Instagram и иным образом транслируют участие в тех видах досуга, медиапродуктах и приобретениях, которые подчеркивают «элитный» статус. Ты – это то, что ты ешь, читаешь, смотришь и носишь, но не только. Ты – это еще и спортзал, в который ходишь, фильтры, которые используешь, чтобы выложить фотографии из отпуска, место, которое выбираешь для отпуска.
Недостаточно просто слушать NPR, читать последний нон-фикшн, удостоенный Национальной книжной премии, или пробежать полумарафон. Нужно донести до других, что вы – тот самый человек, который так продуктивно, с пользой, оптимизировано использует свободное время. И хотя многие продукты и опыт, ассоциирующиеся с «амбициозным классом», характерны для довольно старомодных обывателей (чтение литературных бестселлеров, просмотр оскароносных фильмов), в настоящее время просвещенного буржуа отличает интерес к высокой и низкой литературе, балету и лучшим танцорам в TikTok, лучшему авторитетному телевидению и сюжетным поворотам «Настоящих домохозяек». Быть просвещенным – значит быть культурно всеядным, сколько бы времени на это ни ушло.
Когда люди жалуются, что «сидят в телевизоре», отчасти они жалуются не на обилие разнообразных вариантов, доступных на рынке, а на то, что объем потребления, необходимый для светских бесед, продолжает расти. Эпизоды, подкасты, даже спортивные события все чаще собираются в список задач. Неважно, нравится ли вам их смотреть, досматриваете ли вы их, главное – сигнализировать в социальных сетях и при личной встрече, что вы один из тех, кто это потребляет. А когда вы только и делаете, что отдыхаете, постоянно возникает потребность эффективно распределить это время, потребляя те продукты и занимаясь тем досугом, которые наиболее явно демонстрируют ваш статус культурного всеядного. Вы открываете (и амбициозно оставляете на потом) десятки статей, которые вам рекомендовали. Вы покупаете пряжу и книгу по вязанию, но так и не набираете ни одной петли. Вы начинаете книгу, а потом задумываетесь о другой, более крутой книге. Листаете ее в полглаза, а потом ищете чего-нибудь поинтереснее или заходите в Instagram.
Как отмечает Керрид-Халкетт, эта практика выходит за рамки фактического уровня доходов: помощники профессоров с докторской степенью, едва зарабатывающие на жизнь, часто потребляют и транслируют те же ценности амбициозного класса, что и юристы из Лиги плюща. Это затмевает настоящую экономическую безопасность, которую обеспечивает ученая степень, но спасает классовый статус: не страшно, если у вас долгов на сотни тысяч долларов, вы никогда не купите дом и с ужасом думаете о том, что вас может постигнуть медицинская катастрофа, – главное вписаться в социальную среду с более высокими доходами. В статье о Майкле Барбаро, ведущем The Daily – популярного подкаста New York Times, который является идеальным примером амбициозного потребления, – продюсер Дженна Вайс-Берман подчеркивает привлекательность шоу: «Послушав The Daily, вы всегда будете готовы к беседам на званном ужине, – объясняет она, – и вам больше ничего не нужно».
Нам нравится думать, что наши культурные и досуговые вкусы в какой-то степени «естественны»: я записываюсь на этот триатлон, я смотрю это шоу, я скачиваю этот подкаст, потому что они мне нравятся! Но на каждый выбор накладываются наши домыслы о том, что этот выбор скажет о нас, и те разговоры, в которых мы не поучаствуем, если не сделаем его. Можно пропустить одно телешоу, или книжную серию, или тренд, но если отказаться от них полностью, то при следующем общении с такими же амбициозными друзьями вы окажетесь не у дел. В конце концов, просто потусоваться недостаточно: должна быть цель. Популярность книжных клубов объясняется не только тем, что люди больше читают. Простое желание побыть с другими людьми требует еще и подключения продуктивности.
Аналогичная ситуация с путешествиями и спортом: если не на что ехать в Японию, все равно можно обсудить лучший новый японский ресторан в городе; если нельзя позволить себе абонемент SoulCycle или дорожный велосипед, все равно можно обсудить тренировки для еженедельного субботнего забега; если нельзя пожертвовать на политическую кампанию, все равно можно со знанием дела обсуждать стратегию кандидата после прослушивания Pod Save America[162]. Поэтому такие информационные рассылки, как Skimm, который в настоящее время насчитывает более 7 миллионов подписчиков и в последний раз оценивался в $55 миллионов, стали настолько популярными: они предлагают шпаргалку для амбициозного потребления с краткой информацией по каждой теме, которая может всплыть на вечеринке после работы. Они помогают, как гласит слоган Skimm, «жить умнее» или по крайней мере казаться умнее