Океан потребляет восемьдесят процентов поступающей на землю солнечной энергии.
Не за особые заслуги, не по чрезмерным потребностям, а по безразличию Солнца, которое одинаково светит всем, выдавая это за высшую справедливость.
ЕСЛИ ЗАГЛЯНУТЬ НА ДНО ОКЕАНА…
Океан дал земле жизнь, он первый превратил неорганическую материю в органическую, за что органическая материя ему благодарна. Но если поглубже в него заглянуть…
Если поглубже заглянуть, можно увидеть то, что происходит на дне океана. А там происходит такое, что даже страшно вообразить…
На дне океан превращает органическую материю в неорганическую.
Прямо, непосредственно, минуя все переходные формы, он превращает органическую материю в неорганическую…
— Я вас всех породил! — басит океан.
Породил, породил, и за это тебе благодарны. Три миллиарда лет благодарны. Ты дал земле жизнь, так зачем же ее отнимать? Заслуги заслугами, но зачем разрушать, убивать? Зачем превращать органическую материю в неорганическую?
ЕСЛИ САХАРУ ПОГЛУБЖЕ КОПНУТЬ…
Если Сахару поглубже копнуть (примерно до двух с половиной километров), то под ней обнаружится море. Такое большое, как Черное, Белое и Красное моря, вместе взятые. И все это зарыто на такой глубине — для чего, спрашивается? Зачем эта внешняя сухость, когда внутри у тебя моря? Чтобы казаться неприступней?
Но зачем?
Ведь даже те, у кого в глубине пустыня, стараются этого не показывать. А у Сахары такое богатство, и она его прячет от глаз.
Недавно в науке прошел слух, что Сахара движется к Атлантическому океану. То ли для того, чтобы самой ороситься, то ли для того, чтобы осушить океан? Чем грандиознее замыслы, тем их труднее понять, и пока еще трудно понять: зачем Сахара движется к океану?
Может, если ее поглубже копнуть… Пора уже, пора ее поглубже копнуть, чтобы сразу получить ответ на все вопросы.
ОБЫКНОВЕННОЕ ОЗЕРО ТИТИКАКА
Три тысячи восемьсот двенадцать метров над общепринятым уровнем — вот на какую высоту поднялось озеро Титикака. А когда поднимаешься на такую высоту…
Конечно, о тебе начинают поговаривать.
А собственно-почему не поговорить? Если маленькое озеро сумело подняться над своей водной стихией… Может быть, у него глубина? Может быть, несметные внутренние богатства?.. Тихий океан внизу. Атлантический внизу. А кто вверху? Озеро Титикака.
Легенды, легенды…
Титикака плавает в облаках легенд…
Вернее, плавало раньше, потому что со временем облака рассеиваются.
Прошло время, рассеялись облака, и мир увидел озеро Титикака.
Обыкновенное озеро Титикака на необыкновенной для озера высоте.
ПОТЕРПЕВШИЕ НА ЗЕМЛЕ
Облака рождаются в океане и терпят бедствие на земле, осыпаясь дождями, расшибаясь о камни и сухую земную твердь. И они высаживаются в какой-нибудь луже, как Робинзон на необитаемом острове, и плывут посреди грозной стихии, земли, попутным ручейком или попутной речушкой в большие попутные реки, а там — на родину, в океан.
А за ними вырастают леса, расцветают сады, оживает земля, напоенная влагой.
Если ж нет ничего попутного — ни рек, ни ручейков, — они уходят под землю. Они проходят сквозь землю, сквозь эту сухую твердь, и ничто не может их остановить: ведь они идут к своему океану. В подземной темноте, натыкаясь на камни и руды, они идут к своему океану — через многие километры, через суглинки, известняки и пески…
А над ними зеленеют поля и созревают колосья. И живет, и дышит над ними земля…
И они возвращаются в океан. Чтобы вторично родиться облаком, и в десятый, и в сотый раз родиться облаком в океане. И всякий раз терпеть бедствие на земле.
А она зеленеет, земля, расцветает и хорошеет, и плывут над ней облака, идущие с океана…
И все, что она имеет, все, чем земля хороша, сделали те, кто на ней потерпел бедствие…
ДВА ГОЛЬФСТРИМА
Гольфстрим, текущий с юга на север, и Гольфстрим, текущий с севера на юг, — это, по сути, два разных Гольфстрима.
Один из них, молодой и горячий, мчится с юга на север со скоростью девяти километров в час.
— Какой темперамент! — удивляются воды северных морей и теплеют от удивления, что вот, оказывается, и в наших широтах не все промерзло насквозь, есть еще у нас свои Гольфстримы!
А Гольфстрим течет. Сначала у самой поверхности, как это бывает у молодых и горячих, а потом все глубже и глубже… глубже и глубже…
И вот уже над ним два километра воды.
Течет Гольфстрим, а соседние воды его охлаждают:
— Куда ты спешишь, Гольфстрим? Чего горячишься? Пора бы тебе поостыть. Там, наверху, знаешь, какие льды? Их, Гольфстрим, не согреешь…
Гольфстрим уже и сам понимает, что их не согреешь. Теперь он все понимает — на такой глубине.
И он остывает. И поворачивает назад. Потому что когда остынешь, всегда поворачиваешь назад.
Теперь ему спешить некуда, и он движется с прохладцей. Полкилометра в час. На глубине почти в три километра.
А над ним, текущим с севера на юг, течет он, Гольфстрим, с юга на север. Молодой и горячий, со скоростью девяти километров в час.
И северные моря теплеют от удивления, что вот, оказывается, и в их широтах не все промерзло насквозь, есть еще у них свои Гольфстримы.
ВУЛКАНЫ
У вулканов много тепла, которое они спешат поскорей отдать и потому извергают его, обжигая, но не согревая…
Теплоту ведь тоже нужно уметь отдать. Чтобы благие порывы не стали стихийными бедствиями.
ПОДЗЕМНОЕ НЕБО
Подземные руды по-своему видят мир и рисуют его, не выходя из своих подземелий. На каждой травинке, на каждом цветке, до которого смогут из-под земли дотянуться. Это большое искусство — раскрасить лепестки так, чтобы они потом зацвели и заиграли на солнце, особенно если не видишь солнца и не видишь самих лепестков, да и красок своих — тоже не видишь…
У каждого металла свои краски и свои излюбленные цветы. Железо золотит листья полыни, молибден разрисовывает лепестки мака…
И, может быть, потому краски мира так хороши, что они созданы в недрах земли, и самое яркое небо — то, которое создано воображением подземелья.
ПОТОМКИ ПЕРВЫХ
Первый солнечный луч, открывший необитаемую планету Земля, оставил здесь большое потомство.
Огненный луч — от первых костров… Газовый луч… Электрический луч…
И наконец, луч лазера. Всесильный луч, который, по примеру своего далекого предка, может быть, проникнет на другие планеты.
И что оставит он там?
Хотелось бы — чтоб тоже лучи.
Лучи должны рождать только лучи, а не мрак, которого и без них достаточно в космосе.
РОЖДЕНИЕ СИЛЫ
Мягкое олово приобретает твердость в соединении с еще более мягким графитом.
Потому что когда видишь еще более слабого…
Часто силу рождает слабость. Слабость, которую хочется защитить.
Может быть, с этого началась история нашей планеты.
ВОЗРАСТ ЗЕМЛИ
Легкий гелий улетает с Земли, и легкий водород улетает с Земли, а оседает на Землю все тяжелое.
Тяжелый кремний. Железо. Тысячи, миллионы тонн. Вся тяжесть космоса ложится на плечи Земли — с каждым днем все больше и больше…
Да, возраст — это не годы и даже не века. Возраст — это то, что происходит с Землею. Когда все легкое улетает, исчезает неизвестно куда. А на плечи ложится тяжелое — неизвестно откуда…
КОСМОС
Падает космос на Землю. Дождями метеоритов, космической пылью, потоком частиц… Оседает космос на Землю. Приживается на Земле.
Со своим космическим холодом и безразличием ко всему. Со своими вспышками, взрывами и космическими катастрофами. С черной ночью и такими далекими звездами, что до них невозможно когда-нибудь долететь.
Оседает космос на Землю. С каждым веком все больше… С каждым годом все больше… С каждым днем…
И уже не знаешь, чего на Земле больше: Земли или космоса? Тепла или света? Ночи или дня?
В каждом растении — космос.
В каждом строении — космос.
В каждом движении, в каждом брошенном взгляде.
Чего на Земле больше: Земли или космоса?
Трудно сказать.
Поэтому так дорого нам все земное.
КОСМОС
Падает космос на Землю. Дождями метеоритов, космической пылью, потоком частиц… Оседает космос на Землю. Приживается на Земле.
Со своим космическим холодом и безразличием ко всему. Со своими вспышками, взрывами и космическими катастрофами. С черной ночью и такими далекими звездами, что до них невозможно когда-нибудь долететь.
Оседает космос на Землю. С каждым веком все больше… С каждым годом все больше… С каждым днем…
И уже не зияешь, чего на Земле больше: Земли или космоса? Тепла или енота: Ночи или дня?
В каждом растении — космос.
В каждом строении — космос.
В каждом движении, в каждом брошенном взгляде.
Чего на Земле больше: Земли или космоса?
Трудно сказать.
Поэтому так дорого нам все земное.
ВСЮДУ — СРЕДИ СВОИХ
Как будто некуда насекомым спешить, но по земле они не ходят, а бегают. На свиданье — бегом. Со свиданья — бегом. Всюду бегом. Только бегом.
Потому что мир вокруг них большой, а они в этом мире маленькие. А в большом мире маленьким приходится хорошенько побегать.
Но зато как бегают насекомые! Лошадь бегает прекрасно, по по стене она не побежит. И по потолку не побежит. А насекомые вот — бегают.
Какие силы их держат, когда они бегают по потолку?
Их держат молекулярные силы. Силы тех молекул, которые составляют и стены, и потолок, и вообще любую поверхность.
Молекулы маленькие, но есть у них силы, способные поддержать. Лошадь они не поддержат. Слона не поддержат. А насекомых поддерживают.
Потому что насекомых больше некому поддержать.
Потому что маленькие должны поддерживать маленьких.