.
По правде говоря, причину воплей Ральфа мы знали почти с самого начала – вот только не хотели с ней разбираться, поэтому что-то выдумывали и искали котов отпущения вроде Блудни.
Раньше наши бандиты ладили довольно неплохо. Случалось, конечно, всякое. Например, Ральф с Шипли устраивали ежегодную потасовку: первый молотил головой второго о бетонную веранду – напоминал, кто тут главный. Или Шипли тихонько заскакивал на кровать и играл в «ладушки» с неповоротливой тушкой сонного Медведя. А как-то раз тот же Медведь вылетел в сад через стеклянные двери – Бутси нанесла изящной лапкой свой знаменитый хук справа. Но все это были драки шуточные, без серьезной вражды. Довольно долго я убеждал себя, будто противостояние Ральфа и Пабло – из той же категории. Однако, если один кот мутузит другого с такой силой, что дважды за неделю ломает кошачью дверцу, то проблема серьезнее.
Когда-то Пабло обитал вместе с другими бродячими котами в большом заброшенном доме, где регулярно оплодотворял своих многочисленных родственниц. Я представляю себе некий кошачий вариант коммуны хиппи – разве что мочой воняет поменьше. В результате такого образа жизни Пабло попал к нам с тремя базовыми потребностями: а) съесть все, что влезет; б) завести дружбу с каждым котом в округе; в) хотя бы раз в день потереться интимными местами обо что-нибудь мягкое. Бутси охотно взялась удовлетворять потребности б) и в), мы с Ди выбрали пункт а), но остальные коты восприняли появление неугомонного рыжего дуралея скептически. Для интеллектуала Медведя Пабло проблемы не представлял: Медведь его просто-напросто не замечал. А вот самовлюбленному, озабоченному и не особо умному Ральфу взгляды новичка на жизнь казались чересчур примитивными. То была межвидовая война: извечное противостояние жизнерадостного рыжика и замученного полосатика. Во всяком случае, я так предполагал. В одном я не сомневался: с приходом осени Ральф начал страдать от Пабло уже не только морально, но и физически.
В 2007 году на вопрос, сколько у меня котов, я отвечал: «Шесть». Но я лгал – на самом деле их было семь. Просто все семеро никогда не жили в доме одновременно. Первый состав был таким – Медведь, Шипли, Джанет, Ральф, Бутси и Пабло-летний. Ежегодно примерно в сентябре Пабло-летний исчезал, а на смену ему приходил другой кот, по имени Пабло-зимний. Тоже рыжий, с теми же привычками, что и у Пабло-летнего, с таким же умственно отсталым видом из-за вечно высунутого кончика языка. Однако дальше сходство заканчивалось. На зиму Пабло грандиозно, устрашающе толстел. Наверное, то был результат его бездомного прошлого. Ни один кот в мире не умел так раздуваться. Думаю, Ральф – самый крупный из моих питомцев – тяжело переносил подобную метаморфозу: на его глазах с приходом холодов тощий сосед вдруг превращался в гигантский рыжий помпон.
Действительно ли Ральф думал, что зимой через кошачью дверцу в дом приходит совсем другой кот – такой же надоедливый и бестолковый, как прежний, только толще? Я бы понял, если бы подобную ошибку совершил непроходимый болван Джанет. Но Ральфа я считал умнее. Хотя вряд ли его ума хватало на то, чтобы помнить, как Пабло точно так же прибавлял в весе в предыдущие две зимы и постепенно худел до летних размеров, начиная с марта.
Что же послужило последней каплей и подвигло Ральфа на месть? Их стычки стали ожесточеннее. В человеческом мире, чтобы пробудить такую вражду, нужно либо переспать с женой противника, либо подсидеть его, либо нанести удар кому-то из его близких. Вряд ли хоть что-то из перечисленного имело место между Ральфом и Пабло. Разве что первое. Однако у Ральфа точно не было ни романтических, ни сексуальных видов на Бутси, а Пабло ни в коей мере не претендовал на овечью шкуру, украшающую спинку дивана в гостиной, – к этой шкуре Ральф прибегал за плотским утешением. Пару раз Пабло тоже попробовал ею воспользоваться, но Ральф лишь презрительно фыркнул.
Поначалу я думал, что перед нами – классическая ситуация «агрессор – жертва», где Ральф выступает в роли агрессора. Однако постепенно я начал прозревать насчет добродушного шалопая Пабло. Может, он и большой пушистый помпон – особенно когда падает на кровать и просит почесать живот, – но у него есть убийственные когти-скальпели. Однажды во время ремонта кошачьей дверцы я прочувствовал это на собственной шкуре: Пабло принял мою руку за Ральфа и достойно ее наказал[2].
Скоро все закоулки в доме превратились для Ральфа в огненно-рыжий кошмар. Особенную опасность представляла лестничная площадка второго этажа. Как-то раз я застал там удивительную картину: Ральф с Пабло оба повисли в воздухе вниз головой, в трех футах от пола. Никаких веревок или страховочных канатов не наблюдалось. Обычно я сразу бегу их разнимать, но тут… Я на мгновенье замер, не в силах отвести глаз от восхитительного танца. Прежде чем две пушистые головы шлепнулись вниз, прошло, по-моему, не меньше трех секунд. Это напоминало сцену из «Матрицы». Правда, в фильме персонажи после боя: а) не разбрасывали вокруг себя тучи шерсти и б) не прятались с надутым видом под диван.
После схваток Ральфа и Пабло приходилось убирать гораздо больше шерсти, чем после игривых боев между Джанетом и Шипли. Если бы мне хватило мудрости ее сохранить, то максимум через полдюжины стычек шерстяной запас позволил бы слепить нового кота: рыже-полосатого гибрида по имени Рабло, который принес бы в кошачью вселенную мир, раз и навсегда положив конец национальным конфликтам.
Хотя сомнительно, что Рабло справился бы там, где не сработали ни «умиротворяющие» кошачьи спреи, ни валериановые капли, ни педагогические беседы. Мое вмешательство тоже не помогало, а иногда и вовсе вело к катастрофе. Однажды я выхватил Пабло у Ральфа из-под носа и осторожно, чтобы не прищемить рыжику хвост, закрыл дверь спальни. В тот же миг у меня в руках взвыла пушистая воздушная сирена с напрочь отсутствующим выключателем. Я в жизни не слышал, чтобы кот издавал такие душераздирающие вопли. Лишь через бесконечные двадцать секунд я понял, что это – не боевой призыв к противнику, а крик боли: я умудрился-таки защемить дверью хвост Пабло, только не со стороны ручки, а со стороны петель. Заглаживал вину я довольно долго, с применением ударных доз паштета – рискованный прием, ведь Пабло, распробовав лакомство, никак не желал смириться с тем, что человек не выдает вкусную пасту по первому требованию.
Дистанционная работа требует изрядной самодисциплины. Но если постоянно выступать в роли миротворца между котами, дисциплина рушится. После того как Ди вышла на работу в приют для лошадей, мне пришлось самому утихомиривать Ральфа с Пабло и утешать их раненое самолюбие. Это стало отнимать львиную долю моего времени. При помощи богатого арсенала несчастных мордашек Ральф умел вызывать сочувствие как никто другой, и его нежные чувства я оберегал с особым усердием. Что делать, если, спеша на трель дверного звонка, ты наступил на кота и слетел с лестницы, зашибив ногу и ободрав руку? Сторонний наблюдатель ответит: «Срочно бежать за отъезжающим курьером и забирать у него DVD-диск, обзор которого тебе нужно подготовить для сегодняшней газетной колонки. Если же догнать курьера не успел, тогда лучше всего выпей чаю и успокойся». Я выбрал третий вариант: помчал за упомянутым котом, рассыпался перед ним в извинениях и пообещал никогда больше так его не травмировать. Причем мне и в голову не пришло, что он вообще-то сам виноват, – сидел, балбес, на ступеньках.
Иногда я напевал Пабло собственную версию «Вены» Билли Джоэла:
– Умерь свой пыл,
Мой рыжий кот,
Ты слишком смелый,
Рыжий кот.
Если к нам входил Ральф, я немедленно переключался на «Полосатого любовника» – переработку знаменитой «Шальной любовницы» Фила Коллинза и Филипа Бейли.
– Полосатый любовник,
Он пукнет – ты и не услышишь.
Согласен, мой вариант пока далек от совершенства.
– Какая у Пабло шикарная шуба! – порой говорил я Ди.
Она в ответ поджимала губы и переводила взгляд на Ральфа: тот сидел у меня за спиной на своей возлюбленной овечьей шкуре. Я поспешно добавлял:
– А бакенбарды Ральфа! Видела, до чего густые? Роскошно!
Не стану перегибать палку и утверждать, будто в присутствии Ральфа я с осторожностью поедал апельсины и морковь, однако мысль такая, честно говоря, была.
Конечно, я проявлял немалую заботу и о благополучии Пабло, но становилось ясно – рыжик постепенно берет верх. Ральф, наверное, уже давно отступил бы, однако их борьба зашла слишком далеко. На кону стояли честь и гордость. Периодически в игру вступал Шипли – он подстрекал Пабло. Правда, лишь для собственного развлечения. Ральфу же с Пабло к тому времени стало не до веселья: их противостояние переросло в нечто совсем бессмысленное. Впрочем, на войне так всегда. Наступает миг, когда самые беззащитные ее участники уже не могут вспомнить, за что сражаются.
Ральф совсем перестал использовать кошачью дверцу. Теперь он по три часа просиживал на улице под окнами спальни и выл:
– Рааальф!
Я ворочался в кровати. Как быть? Впустить полосатика, поощрив тем самым его слабость? Попытаться уснуть в таких условиях?
– Я-уу Раальф! – через полчаса добавлял он.
Видимо, переживал, что мы не догадаемся, кто именно горланит под окнами, как последний дурак.
– Не поддавайся, – советовала Ди. – Впустишь его – он поймет, что из тебя можно веревки вить, и больше никогда не пойдет через кошачью дверцу.
В ее словах была логика, однако кое-что меня смущало. Во-первых, лапки Рольфа не способны вить веревки. Зато они способны на другое. Я словно наяву видел, как одна такая лапка – замерзшая, несчастная – в отчаянии скребется в кухонное окно соседнего дома, ищет там любви, окончательно поставив на мне крест.
Во-вторых, совет исходил от полусонного создания, наделенного редкой способностью. Способность обнаружилась давным-давно, еще во время нашей самой первой семейной ссоры. Предмета спора сейчас уже не помню – но точно не уборка. Кончилось тем, что Ди уснула, а меня осенила блестящая мысль: если я выскоблю-вычищу квартиру сверху донизу, то это каким-то образом докажет мою правоту везде и во всем, на веки вечные. Забавная логика. План не сработал. Пока я пылесосил, Ди крепко спала. В результате я успел осознать свою неправоту в ссоре, а отдохнувшая жена пробудилась в идеально убранной квартире. В последующие годы я узнал, что Ди способна спать не только под шум пылесоса, ревущего рядом с головой. Ее не беспокоили и звуки погромче. Словом – да, моя жена практична и мудра; однако следует учитывать, что вопли несчастных, чрезмерно ранимых котиков никогда ей не мешали. (Несчастные, чрезмерно ранимые котики, видимо, тоже об этом знали и никогда не пытались разбудить Ди – ведь рядом был другой объект, понаивнее и поотзывчивее.)