– Только не сейчас. Лягухам рекомендован полный покой.
– Но это всего три слова. В Дальнем Редколесье такой порядок: одно сообщение – не больше трёх слов!
– Как врач, я не могу рисковать здоровьем моих пациенток. Даже три слова могут их серьёзно ослабить.
– В таком случае… В таком случае это будет не разговор, а допрос! Как полицейский Дальнего Леса, я имею право допрашивать свидетелей хоть на операционном столе! Вы не смеете препятствовать следствию! – Барсукот потряс перед клювом Грача Врача полицейским значком.
– Вы хотите спросить лягух на допросе, любит ли вас дикая кошка? – Грач осуждающе покачал головой, но Барсукота пропустил. – Я буду жаловаться на ваше безобразное поведение Барсуку Старшему.
– Да на здоровье! – Барсукот ворвался в палату к лягухам. – Полиция Дальнего Леса! Признавайтесь, есть сообщения для Барсукота от Каралины из Дальнего Редколесья?
Лягухи ква-каунта, дремавшие мирно под капельницами, подскочили и выстроились в ряд вдоль стены.
– Переквакиваем сообщения для Барсуквака в хронологическом покваке, – хором сказали лягухи.
– Барсуквак, я сосквачилась! – сообщила первая.
– Квак ты, Барсуквак? – продолжила вторая.
– Квакаешь обо мне? – равнодушно спросила третья.
– Я скоро приквакаю! – заявила лягуха номер четыре.
– Приквачу «Аистиным кваком», – пояснила пятая.
«Какое счастье, слава Небесным Медведям! – Барсукот заурчал на максимальной громкости блаженства. – Она прилетит ко мне “Аистиным клином”! Она соскучилась! Она меня любит! Она прилетит, и мы будем вместе работать в полиции, а Барсук Старший уйдёт на пенсию! Как хорошо! Осталось ещё целых четыре сообщения! И все они – о любви!»
– Дальний Лесоквак опасности! – сообщила лягуха номер шесть.
Барсукот перестал урчать и нахмурился – это явно было не о любви.
– Жирафа была заквакана! – отчиталась седьмая лягуха.
– Подробности следующим кваком! – пообещала восьмая.
Восемь лягух, Грач Врач и Барсукот уставились на девятую. Она выглядела поблёкшей и странно пучила глаза.
– Этой лягухе нельзя сейчас говорить! – забеспокоился Грач Врач. – Ей срочно нужен отдых! Она в плохом состоянии!
– Именем закона Дальнего Леса, я требую, чтобы лягуха передала сообщение! – сказал Барсукот. – Речь идёт об эпидемии! Это срочная информация!
– Ква… – с трудом пробормотала лягуха и шмякнулась на пол.
– Что? Что «ква»?! – Барсукот кинулся с лягухе и принялся её тормошить. – Что удалось выяснить Каралине?!
Но лягуха молчала – отключённая от ква-каунта, бледная, неподвижная.
Глава 16, в которой Редколесью нужна сильная лапа
Дальнее Редколесье. Семь дней назад
– Где скрывается твоя жирафамать, обвиняемый? – Прокурор Лёвыч слегка наморщил верхнюю губу, демонстрируя жирафу Рафу крепкие белые резцы.
– Протестую! – взвизгнула мартышка Мона, адвокат Рафа. Мартышка подпрыгнула, в прыжке развернулась задом к прокурору Лёвычу и задрала хвост, демонстрируя протест. – Мой подзащитный уже сто раз отвечал на этот вопрос, ос вам в нос! Он не знает, где его мать!
– Протест отклоняется, – устало сказал Царь зверей. – Пусть ответит в сто первый раз.
– Я не знаю, где скрывается жирафаматушка, – тихо произнёс жираф Раф. – Она просто сбежала.
Раф выглядел подавленным, нездоровым и совсем не изысканным. Коричневые пятна поблёкли и местами почти сливались с бледной кремовой шкурой.
– Ты признаёшь, что ты и твой клан Изысканных присваивали все фрукты, кокосовое молоко и воду во время засухи? – продолжил допрос прокурор Лёвыч.
– Я хочу ответить на этот вопрос с прямой шеей, – жалобно сказал жираф Раф. – Позвольте мне выпрямить шею!
– Мало ли чего ты хочешь, Пятнистый! – оскалился Лёвыч.
Заседание суда проходило в парадном зале конфискованной у Изысканных резиденции. Потолки здесь были очень высокие, но подсудимый жираф помещался в тесной зарешеченной будке. Когда-то Изысканные сажали в эту будку прислугу – провинившихся гиеновидных собак. Теперь сам Раф сидел в ней, скрючившись в три погибели, под охраной гиеновидных Гиги и Виви.
– С прямой шеей не получится, – постановил Царь зверей, стараясь не глядеть на жирафа, и Каралине показалось, что голос Царя звучит неуверенно. Как будто Царь сомневается в справедливости этой меры. Как будто Царь потакает молодому льву Лёвычу.
– Протестую! – заверещала мартышка Мона, снова повернулась задом к суду и задрала хвост. – Мой подзащитный содержится в зверских условиях! Ему душно, дурно, у него затекает шея, и ему хочется пить!
– Протест отклоняется, – глядя в пол, сказал Царь зверей. – Сейчас засуха. Всем душно и дурно. Всем хочется пить. Свою утреннюю дозу воды жираф уже получил.
– Но вы дали мне столько же воды, сколько мартышке и сурикату!
– Все звери теперь равны.
– Но я же большой! Мне нужно больше воды, чем мелким животным!
Жираф Раф был прав. Большому зверю нужно больше воды, чем мелким. Царь зверей отвернулся и промолчал, и в этом его молчании Каралина снова почуяла неуверенность и как будто уступку молодым представителям прайда, чья ненависть к жирафу Рафу была достаточно сильна, чтобы вообще лишить его питья, и чьё уважение к Царю было недостаточно сильно, чтобы внять его указанию обращаться даже с врагами по справедливости.
Прокурор Лёвыч подошёл вплотную к будке жирафа Рафа и поскрёб когтем решётку:
– Пятнистый, я задал тебе вопрос. Ты присваивал фрукты, кокосовое молоко и чистую воду во время засухи, обирая тем самым простых зверей?
– Вы тратили воду простого народа? Вот что «Вечернего…» волнует «…Удода»! – заголосил вдруг из зала суда репортёр с оранжевым хохолком.
– Нет, – жираф мотнул головой, задел рожками потолок будки и поморщился.
Лёвыч хищно улыбнулся:
– Обвинение вызывает свидетельницу антилопу Илопу.
В зал суда вошла антилопа Илопа и на подламывающихся, трясущихся от страха копытах, затянутых в чёрные сетчатые чулки, двинулась к выложенному из камушков кругу, располагавшемуся между судейским креслом Царя зверей и тёмным валуном, на котором восседал, помахивая хвостом, лев Лёвыч.
– На время суда антилопе гарантируется неприкосновенность, – сказал Царь зверей, и походка Илопы стала чуть твёрже. – Преклоните копыта перед судьёй.
Илопа вошла в круг и преклонила копыта перед львом Лёвычем. Тот ухмыльнулся:
– Судья здесь не я. Пока что. Я – обвинитель.
Илопа преклонила копыта перед Царём зверей, мелко-мелко дрожа: она совершила ошибку. Не поняла, кто здесь главный.
«И это вполне объяснимо, – подумала Каралина. – Валун значительно больше, чем судейское кресло, поэтому получается, что Лёвыч сидит выше Царя. Кто выше сидит – тот и главный, закон саванны».
А впрочем, независимый наблюдатель – вольная кошка саванны каракал Каралина – была ещё выше, в зарослях лиан под самым потолком парадного зала. Просто её там мало кто видел. Каракалы не выделяются. Они сливаются с местностью – и наблюдают. Каракалам не нужна власть – но и над ними никто не властен. Каракалы не подчинялись и не подчиняются ни львам, ни жирафам. Они вольные кошки саванны. Так было всегда.
– Антилопа Илопа, вам знаком этот зал? – вкрадчиво начал лев Лёвыч.
Антилопа нерешительно мекнула, переступила копытами и уставилась на прокурора огромными, полными ужаса, бессмысленными глазами.
– Вы ведь были служанкой Жирафов Изысканных и работали на них здесь, в их Изысканной Резиденции, так? – лев Лёвыч оскалился.
– Не по собственной воле я им служила! – заголосила Илопа. – Меня ещё телёнком им отдали! Но я верность Изысканным не хранила! Я от них всё время сбегала! Я в горы от них сбегала, то к одному козлу, то к другому! Пощадите меня! – Её тонкие копыта подогнулись, и антилопа рухнула на колени. – Не виноватая я!
– Так вас никто и не обвиняет. – Прокурор облизнулся. – Обвиняем мы вот его, – лев Лёвыч указал на будку с жирафом Рафом. – А вы должны нам в этом помочь. Расскажите, как питались ваши изысканные хозяева в засуху? Были ли у них фрукты? Была ли у них вода?
– Были фрукты, – кивнула антилопа. – И вода была тоже.
– Много? – Лёвыч возбуждённо задёргал хвостом из стороны в сторону, оглаживая кисточкой тёмный валун – как будто рисовал на нём невидимую картину.
– Фруктов столько у них в засуху было, что они даже гнили! – сообщила Илопа, и по залу суда, по толпе разномастных зверей прокатилась волна шипения и блеяния.
– Казнить жирафа! – нерешительно пискнул из дырки в полу сурикат.
– Как ты можешь, Илопа? – раздался голос Рафа из будки. – Мы ж с тобой хорошо обращались, мы со всей душой тебя этими фруктами подгнившими угощали! И козлов твоих угощали, которые к тебе табунами ходили! Звери добрые! Я клянусь, я говорю с прямой шеей… – Раф опять ударился рожками о крышу будки, – мы всех слуг всегда угощали! Мы фрукты никогда не выбрасывали! Не кощунствовали, помня о том, как вы голодаете!
– А воды у Изысканных было много? – Лёвыч спрыгнул с валуна и принялся ходить вокруг антилопы Илопы, как бы случайно задевая и расшвыривая кончиком хвоста камушки, из которых был выложен её защитный круг.
– Даже в засуху у них был изысканный бассейн с чистейшей водой, – потупившись, сказала Илопа. – И они там омывали копыта.
Толпа в зале суда возмущённо загудела.
– Казнить жирафа! – загундосил бородавочник.
– Казнить Рафа! – подхватили сурикаты.
– В Страшную Яму его!
– В Пещеру Смерти его!
– Сбросить с обрыва его!
– У обвинения больше нет вопросов к свидетелю, – удовлетворённо мурлыкнул Лёвыч и запрыгнул на свой валун.
Илопа вышла из защитного круга и, не глядя ни на львов, ни на будку с жирафом, понуро поцокала прочь и слилась с толпой; лев Лёвыч проводил её жадным взглядом и облизнулся.
– Каз-нить Ра-фа! Каз-нить Ра-фа! – скандировали звери.
Мартышка Мона возбуждённо запрыгала, перекувырнулась в воздухе и заверещала, перекрикивая толпу: