– Полагаю, им даст посадку село Охотки. Там они отдохнут.
– Как?.. И что же. – дрожащим голосом уточнил Барсукот. – Она что, улетит обратно и мы с ней даже не встретимся?..
– А ты разве готов рискнуть её жизнью? Здесь она легко может заразиться, впасть в хвостоедство и в беспробудную спячку.
Барсукот представил каракала Каралину гоняющейся за кончиком собственного хвоста. Гоняющейся за ним. Верещащей «кусь!». Наконец представил её застывшей с немигающими, бессмысленными глазами. Нет, такого он не хотел для вольной кошки саванны…
– Барсук Старший, у нас проблема! – раздалось вдруг над их головами, и Барсук Старший мысленно возблагодарил Небесных Медведей за то, что их с Барсукотом разговор прервали.
Гриф Стервятник тяжело опустился в груду палой листвы и шерсти, и по тому, как подрагивал его клюв, Барсук Старший понял, что проблема нешуточная и тяжёлый день, похоже, не собирается кончаться до завтра. Но дрожащий клюв Грифа всё равно был намного лучше, чем дрожащий голос Барсукота.
– Что случилось, Гриф? – спросил Барсук Старший.
Стервятник выдержал многозначительную, томительную паузу. Потом сказал:
– Вам лучше это увидеть собственными глазами.
* * *
У закрытого на время клок-дауна бара «Сучок», несмотря на полицейский запрет, топтались звери с неподвязанными хвостами и в приспущенных с морд намордниках – ежи и Зайчиха с зайчатами. Чуть поодаль паслась газель Герочка, её хвост был прилежно подвязан. Барсук Старший поднёс было к морде корупор, чтобы всех разогнать, – но так и остался молча стоять с разинутой пастью. Вывеска с надписью «Сучок» была содрана, а на её месте, на квадратной проплешине над входом в бар, красовалась алая надпись:
КУСЬ-ВИРУС – КАРА БОГОВ
На пороге бара, ссутулившись и привалившись к запертой двери, сидел Скунс Художник в налапниках. Рядом с ним валялся помятый тюбик клюквенной краски.
– Его лап дело, – Гриф указал клювом на Скунса. – Я поймал его у восточного выхода из леса. Пытался прорваться сквозь оцепление и пересечь границу Дальнего Леса. Кричал, буянил, требовал его выпустить, брызгался клюквенной краской, устроил запрещённый перформанс. Вонь была страшная!
– Этот перформанс у меня вышел случайно, от страха! – заявил Скунс. – Я не всегда себя контролирую… когда речь идёт о современном искусстве.
– Ах от страха? – Стервятник возмущённо клацнул клювом. – А когда ты эту вот хулиганскую надпись писал, не боялся?!
– Это не я… – промямлил Скунс. – Я просто…
– Ежу понятно, что ты! – оборвал его Гриф. – Есть свидетели!
– Нам понятно! – закивали ежи. – Мы свидетели. Мы видели, как Скунс делал надпись. Он ещё и вонял при этом! Сделал своё грязное дело, навонял – и хотел сбежать!
– Да я только обвёл! – всхлипнул Скунс.
Прозвучало неубедительно.
– А потом попытался вообще эту надпись стереть – но она не стирается! Она въелась…
– Скунс Художник, мы выпишем тебе штраф за зверское хулиганство, – строго сказал Барсук.
Он подошёл к надписи, понюхал, лизнул алую букву «у» в слове «кусь», поскрёб её когтем, отколупнул от буквы кусочек и протянул Грифу.
– Гриф Стервятник, будь добр, проведи экспертизу.
– Экспертизу чего, я прошу прощения? – нахохлился Гриф.
– Экспертизу краски, чего же ещё, – ответил Барсук.
– Для чего? Ежу понятно, что это клюквенная краска из баллончика Скунса.
– Нам понятно! Нам всё понятно! – закивали ежи.
– С каких пор, уважаемый Гриф, ваша экспертиза основывается на мнении уважаемых граждан ежей?
– А что такого? Что не так с нашим мнением? Нам всё понятно! – возмутились ежи.
– Что ж, извольте. – Гриф открыл свой чемоданчик, поместил в него образец и оскорблённо захлопнул, чуть не прищемив себе клюв. – Хотите ненужную экспертизу? Я проведу ненужную экспертизу. Потрачу драгоценное время на ерунду.
– Спасибо, Гриф, – кивнул Барсук Старший и повернулся к Художнику. – Ты сказал, что устроил перформанс от страха… – голос Барсука теперь звучал мягче. – А чего ты боялся, Скунс?
– Ежу понятно, боялся штрафа за хулиганство, – встрял Барсукот.
– Нам понятно! Да, нам понятно! – загалдели ежи. – Испугался штрафа за хулиганство и справедливого наказания!
– Нет, – Художник нервно мотнул головой. – Я боялся не штрафа. Я боялся и сейчас боюсь эпидемии. И богов… Выпустите меня из этого леса! – вдруг заверещал Скунс. – Этот лес проклят богами!
Раздался тихий булькающий звук, обычно предварявший перформансы Скунса Художника, и в воздухе у бара «Сучок» разлилась густая едкая вонь. Ежи и зайцы зафыркались и натянули намордники как положено.
– Я не нарочно, – пробормотал Скунс Художник. – У меня нервный срыв. Умоляю, отпустите меня! Я вообще не отсюда! Я родился в другом лесу! Отпустите меня на родину! Я не хочу впадать в беспробудную спячку! Я нужен искусству! Я ещё столько могу создать! Это вас покарали боги, а я ни при чём!
– Значит, как вонять всем под нос – так в Дальнем Лесу, а как общая беда – так отпустите на родину, – презрительно сказал Барсукот.
– Извиняюсь… обидеться на художника может каждый… – проскулил Скунс. – Дальний Лес был гостеприимным лесом… Но теперь я здесь как в тюрьме!
– Да! Вот-вот! – поддержала Скунса Зайчиха. – Никогда мне не нравились эти его перформансы, но на этот раз Скунс Художник прав! Что вы нам предлагаете, кроме тюремного режима в лесу? Вы заперли нас в норах с детёнышами – и что дальше? Где лекарство от вируса?
– Вот именно! Как в тюрьме! Где лекарство?! – симпатии ежей резко переметнулись на сторону Художника и Зайчихи.
– Я с главным Грачом Врачом работаю над лекарством! – сообщил Гриф, но голос его звучал неуверенно.
– И что же? Есть результат? – подбоченилась Зайчиха.
– К сожалению, пока нет, – подавленно сказал Гриф.
– И не будет! – завопил Скунс Художник. – Ежу понятно, что, если заразу наслали боги, от неё нет лекарства!
– Да, нам понятно! – заголосили ежи. – Нет лекарства! Небесные Медведи нас прокляли! Небесные Медведи устроили эпидемию!
– Да какие медведи! – с досадой фыркнул Барсук Старший.
– Вы что же, Барсук, не верите в великих и всемогущих Небесных Медведей? – оторопели ежи.
– Я верю, верю, – устало сказал Барсук. – Но месть богов не может быть объяснением эпидемии.
– Чего это не может? – сварливо спросила Зайчиха.
– Вот именно! – загалдели ежи. – Ещё как может! Нас покарали боги! Мы все должны покинуть норы и гнёзда и вместе молиться! Молить о пощаде!
Барсук прикрыл глаза. Как объяснить им принцип распространения вируса? Как донести до них зверскую логику? Никак не объяснить и не донести. Простые, ограниченные, наивные звери со своей простой, наивной, ограниченной верой. Они его не поймут…
– Барсук, не спи! – Барсукот толкнул его в бок. – Им надо что-то сказать. Они ждут твоего ответа! Они на грани бунта, Барсук!
– Я не знаю, что им ответить, – бормотнул Барсук Старший.
Спать, спать. Впасть в беспробудную спячку и спать. А они тут пусть бунтуют и молятся.
– Тогда я скажу им то, что ты говорил мне в детстве. – Барсукот взял корупор и сказал в него громко и чётко: – Небесные Медведи – добрые боги! А мы, звери Дальнего Леса, им как детёныши! Небесные Медведи никогда не стали бы причинять вред детёнышам! – Он оглядел умолкших зверей и на всякий случай добавил: – Это ежу понятно!
– И то верно, – закивали ежи. – Медведи – добрые! Они бы нас не стали карать беспробудной спячкой.
– Значит, нас покарали другие боги, жестокие, – вдруг подала голос Герочка. – Боги Манго.
Глава 19, в которой появляется каракал полиции
– Боги Манго, помогите мне провести расследование, – пробормотала себе под нос Каралина. – Первым делом я обыщу нору Медоеда-шамана. А потом я…
Она не знала, что будет делать потом. Как не знала и того, что именно рассчитывает найти в норе Медоеда. Каралина вызвалась отыскать беглянку жирафамать, Каралина решила выяснить, чем заражён Дальний Лес, от Каралины теперь зависели жизни зверей, сидевших в защитном круге в зале суда, – но у Каралины не было плана.
Она шла через взлётную поляну – ту самую, где они с Барсукотом в последний раз потёрлись носами. Он просил её тогда лететь вместе с ним в Дальний Лес. «Умоляю, будь моей крошкой, будь моей кошкой» – так он ей говорил. Он лежал на песке, запелёнутый для полёта, влюблённый и беззащитный, точно детёныш. И она тогда потёрлась носом о его нос. И она ему тогда отказала. Она ведь вольная кошка саванны.
Но зачем ей воля, если нет с ней рядом Барсукота?
Она шла, и её изящные сильные лапы утопали в горячем песке. Ничего. Всё ещё не поздно исправить. Она выяснит, что натворил Медоед. И выяснит, где жирафа. Царь зверей останется здесь, а она улетит в Дальний Лес с «Аистиным клином». Она будет работать в полиции вместе с Барсукотом. По закону. По правилам.
Барсукот ей как-то сказал: «Для обыска нужен ордер. Если полицейский Дальнего Леса обыскивает чью-то нору без ордера – он нарушает закон». Каралина тогда даже слова такого не знала – «ордер». «Ордер – это росчерк когтя начальника полиции на бересте, его разрешение. Полиция всегда на страже закона».
У Каралины не было ордера на обыск норы Медоеда. Потому что не было в Дальнем Редколесье начальника полиции, который дал бы ей разрешение. И вообще никакой полиции не было. И никто тут не стоял на страже закона, и закон был только один: право сильного делать всё, что ему взбредёт в голову.
Каралина на секунду остановилась. Потянула горячим носом горячий воздух. Всё здесь было горячим, на её жестокой, проклятой богами, любимой родине: и песок, и камни, и кровь, и ветер. Каралине вдруг показалось, что ветер принёс ей с другого конца огромной земной доски, из далёкого Дальнего Леса, любимый запах – запах Барсукота… Но нет, померещилось. Аромат его усов был лишь плодом воображения. Ненастоящим, дразнящим, поддельным плодом – как плод манго, золотисто-медовый снаружи и насквозь прогнивший внутри.