– По какому праву вы вторгаетесь в наш семейный склеп? – заламывая лапки, воскликнула Жужа и бросилась за ним следом.
– По праву Старшего Барсука Полиции Дальнего Леса, – сказал Барсук. – Мне очень жаль, но вскрытие скорлупки, в которой покоится ваш супруг, и взятие образца с его усика нам просто необходимо. Это может помочь остановить эпидемию.
Барсук направил луч светляка на скорлупку с надписью «Жук Жак, любимый муж и отец, великий мыслитель, бесстрашный исследователь, благородное насекомое, покойся с миром, никто тебя больше не тронет».
– Не смейте осквернять наш священный склеп! – пропищала Жужа. – Умоляю, не нарушайте покой моего несчастного Жака, не трогайте его саркофаг! Вы не имеете права! У моего жука неприкосновенность!
– Простите, Жужа. Неприкосновенность – только при жизни.
Барсук сунул коготь в щель между двумя половинками скорлупы и осторожно вскрыл саркофаг жука Жака.
Глава 29, в которой сложно оставаться собой
– Барсукот! Стервятник! Мы спасены! – Барсук Старший, возбуждённый и запыхавшийся, ворвался в полицейский участок. – Я раскрыл это дело! И скоро у нас будет лекарство! Гриф Стервятник, ты, конечно, насовершал преступлений – но это не ты создал вирус! Слышишь, Гриф? – Барсук Старший просеменил к следственной клетке. – Дружище…
– Я боюсь, он уже не слышит тебя, Барсук. – Барсукот сидел, прислонившись всклокоченной серой спиной к прутьям клетки. По ту сторону решётки застыл Стервятник с простёртыми крыльями. Его клюв был распахнут – как у доверчивого птенца, ожидавшего, что заботливая мама вложит в него червячка. На полу валялось поломанное хвостовое перо.
– Беспробудная спячка, – печально констатировал Старший. – Давно он так?
– Давно! Всю ночь. А тебя всю ночь не было! Где тебя носило, Барсук?! Сколько можно выражать соболезнования какой-то там жужелице?!
– У нас с ней возник небольшой конфликт, – уклончиво ответил Барсук. – Гриф Стервятник что-нибудь говорил перед тем, как… ну, впасть?
– Агония была короткой. Сначала он сказал: «Кусь – и у восьмого хвостика уж нет», потом выдернул у себя из хвоста перо и впал в спячку. Мне кажется, он не мучился.
– Ты так говоришь, как будто он умер. Но Гриф живой. Он просто впал в спячку.
– Просто?! – Барсукот вытаращился на Старшего. – Ты сказал – «просто в спячку»?! Она беспробудная, эта спячка, если ты вдруг не заметил! Да, у уснувших все процессы в организме замедляются, это продлевает им жизнь, но рано или поздно они всё равно отправятся к Небесным Медведям! – Барсукот принялся яростно драть когтями деревянную стену. – Мы все к Медведям отправимся! Эта спячка – билет в один конец, Старший!
– Прекрати истерику, Барсукот. Я же сказал, что распутал это дело. – Хвост зудел, и Барсук аккуратно почесал его о прутья решётки. – Теперь всё наладится. Эпидемию можно остановить. И я знаю как.
– Как, Барсук?!
– Начнём с главного. Помнишь, Грач Врач кричал Грифу «прохвост»? Так вот, он тогда говорил не про Грифа.
– А про кого? – изумился Барсукот.
– Не про кого, а про что, – с довольным видом отозвался Барсук. – Про хвост. Грач Врач говорил своему коллеге Грифу про хвост! Ты понимаешь?
– Не очень.
– Смотри, всё просто. Зверская логика… Кусь за хвост! – Барсук вдруг резко обернулся и попытался цапнуть себя за хвост.
– Ты что же, Старший… делаешь… кусь? – растерянно спросил Барсукот и попятился.
– Похоже на то, – Барсук вцепился в решётку. – Пристегни-ка меня налапниками, сынок.
– Но ты же Старший…
– Кусь! – заорал Барсук. – Делай что говорю, Младший Барсук Полиции! Это кусь! То есть это приказ! Кусь за хвост! Быстрей, Барсукот!
– Слушаюсь, Старший Барсук Полиции! – упавшим голосом сказал Барсукот и приковал Барсука к решётке, как тот просил.
– У нас мало времени. Кусь! – Барсук Старший клацнул зубами и дёрнулся в сторону Барсукота, но его удержали налапники. – Слушай меня, сынок… Всё дело в хвосте! Поэтому кусь за хвост! Ищи бесхвостых, сынок!.. Я раскрыл это дело… А ты должен спасти Дальний Лес! Ты должен развязать этот узел!.. Ты один не заразишься кусь-вирусом… кусь за хвост!
– Чего это я не заражусь? – пробормотал Барсукот, с тоской наблюдая, как Старший пытается сорваться с цепи. – Даже если я не барсук… Ты думаешь, меня не тронет кусь-вирус, потому что я кот? Маркиза тоже так думала – и заболела. Кусь-вирусом не болеют только лягухи ква-каунта. Ты, может, считаешь меня лягухой?
– Ты просто оставайся собой… хотя это сложно… – с трудом проговорил Барсук Старший. – Не изменяй своим… привычкам… сынок… Пришло моё время… Пришла моя спячка… Кусь! Как там, сынок… в той считалке?.. Кусь! – и что дальше?..
– Кусь – и у седьмого хвостика уж нет, – глухим, севшим голосом подсказал Барсукот.
– Хвостика уж нет… – сонным голосом пробормотал Барсук Старший. – Укрой меня, Барсукот… Мне холодно… Я устал…
– Пожалуйста, не засыпай! – Барсукот сдёрнул с рабочего кресла Старшего тёплый вязаный плед и накинул его Барсуку на спину. – Не оставляй меня одного!
– Вращение… Превращение…
Барсук Старший попробовал крутануться вокруг своей оси, чтобы поймать свой хвост, но налапники ему не позволили. Он попытался снова, в другую сторону, – и застыл. Его глаза смотрели на Барсукота спокойно, по-отечески тепло и как будто с надеждой. Его глаза не мигали. Пухлая лапа, чуть заведённая за спину, как будто указывала на хвост как на источник всех бед.
– Барсук, ты просто задремал, как всегда, ведь так? – Барсукот потряс его за плечо. – Ты впал в обычную спячку, правда? А вовсе не в беспробудную! Проснись, Барсук! – голос Барсукота сорвался на писк, как у выброшенного на холод котёнка. – Пожалуйста, проснись, папа! Мне страшно тут одному…
Глава 30, в которой надо быть рядом с детёнышем
Утром следующего дня в спячку впал Скунс. Ему даже не удалось никому сделать кусь: напоследок он устроил серию таких мощных перформансов, что здоровые звери чуяли его приближение за километр и легко избегали встречи с художником. Искусав себя за хвост, он успокоился и уснул на берегу оврага у истоков ручья – в том месте, где он нарисовал свою лучшую картину «Мыша в камышах». В том месте, где он всегда черпал вдохновение.
Барсукот зафиксировал беспробудную спячку, накрыл Художнику задние лапы сухим лопухом и двинулся дальше с обходом. Это было бесполезно. Всё теперь бесполезно. Он это осознавал. Но если ты единственный неуснувший Барсук Полиции, ты просто делаешь своё дело.
– Барсукот, ку-ку! – окликнула его с ветки Мадам Куку. – Сколько нас осталось в лесу?
– Ты, я, Волк Одиночка, Гера и Нук. Нас пятеро, – сказал Барсукот. – А сколько мне жить осталось?
– Ку… – Мадам взяла слишком высокую ноту, и голос её сорвался. – …Ку-кусь! – щёлкая клювом, она спикировала с ветки туда, где только что стоял Барсукот, но тот ловко увернулся и юркнул в подземный переход, который Крот когда-то, в лучшие времена, прорыл под оврагом. Нужно просто переждать. В переход Мадам Куку пробраться не сможет. Раз она уже в стадии хвостоедства, ей осталось недолго.
– Пять милейших барсучат по лесу гуляли, – пробормотал себе под нос Барсукот. – Пять милейших барсучат хвостиком виляли… А за барсучатами крался Хвостоед… Кусь – и вот у пятого хвостика уж нет…
…Он осторожно, не касаясь хвоста и клюва, вытянул Мадам Куку из ручья: она уснула прямо в воде. Бесполезно – всё равно она не проснётся. Но если ты последний Барсук Полиции Дальнего Леса, ты просто выполняешь свой долг. Спасаешь зверей, вытаскиваешь их из воды, чтобы беспробудно уснувшие имели крошечный шанс пробудиться.
Он уложил Мадам Куку на сухую траву и двинулся дальше – к северо-западной границе Дальнего Леса. У него был вопрос к охране. Вообще, разговорчики между жителями Дальнего Леса и наружной охраной были строго запрещены, однако сегодня по ту сторону ограждения дежурил молодой охотничий пёс Граф, с которым у Барсукота были сносные отношения, так что он рассчитывал на ответ.
Тропинка к границе вела мимо стойла беженцев Геры и Нука, и Барсукот, почуяв вибриссами и загривком недоброе, замедлил шаг, прижался к земле и нырнул в кусты. Секунду спустя он увидел Нука в сопровождении Волка. Газели Герочки поблизости видно не было – возможно, ушла за водой или пропитанием. Волк гладил геренучонка по длинной пятнистой шее. Потом лизнул его в нос. Нет, это не было похоже на кусь. Вернее, было похоже на кусь совсем иной, не вирусной, а, скорее, хищной природы. Как будто Волк Одиночка собирался напасть на детёныша, пока тот один, без матери. Как будто бояться Волку теперь было нечего. Как будто закон о вегетарианстве больше не действовал… Но если ты последний Барсук Полиции Дальнего Леса, ты будешь защищать закон до последнего.
Барсукот стремительно выхватил из-за пояса шишколёт и выпрыгнул из кустов:
– Ни с места, Волк! Лапы вверх! Ты арестован за попытку хищнического нападения!
– Ты чо, начальник?! – Одиночка затравленно задрал лапы. – Ни на кого я не нападал!
– Ты собирался сожрать детёныша!
– Да крутить тебя на хвосте, кот полиции! – возмутился Волк. – Я тут уже два дня как нянька при нём – и кормлю, и пою, и даже вылизываю. И что я получаю вместо «спасибо»?! – Он рванул на груди рубаху, обнажив волосатую грудь с татуировкой в виде розы в капкане. – Давай, стреляй в меня, если хочешь! Будешь сам его тогда нянчить.
– Папа-папа, – пролопотал Нук и тесно прижался к Волку. – Мама там. Папа тут.
– Похоже, я не прав, Одиночка, – Барсукот убрал шишколёт. – А где газель Гера?
– Где-где… Гонялась тут по всему лугу за ним. Я её отвлёк на себя. Кругов под двести мы пробежали, прежде чем она впала в спячку. Оттащил её в стойло.
– Она успела кого-то из вас укусить?
– А разница, начальник? – уклончиво ответил Волк.
– А ну-ка покажи мне хвост, Одиночка, – Барсукот положил лапу на кобуру.
– Да хватит за шишколёт хвататься, начальник! Вот, на` тебе мой хвост, раз так интересно!