– По моему зззамыслу, зззаражжжённые кусь-вирусом зззвери должжжны были ощутить свою схожжесть с насекомыми, почувствовать единение с нами на базззовом уровне, а зззначит, начать испытывать к нам созззстрадание и перестать нас жжжрать! Но резззультат оказззался непредсказззуемым, зззаражжжённые реагировали не так, как я изззначально зззадумал. Зззаражжжённые подсозззнательно ощутили себя насекомыми, зззахотели превратить и себя, и остальных в насекомых! Кусь ззза хвост – попытка изззбавиться от хвоста, чтобы стать не зззверем, но насекомым! А вращение и зззаматывание в траву – это попытка окуклиться, пройти метаморфоззз, превращение!
– Вращение, превращение, – пробормотал Барсукот. – Так сказал Барсук перед тем, как впасть в спячку… – Барсукот провёл когтем по гладкой спине жука Жака. – То есть беспробудная спячка – метаморфоз?! Превращение в насекомых? Мы все проснёмся мухами и жуками?!
– Безззпробудная спячка – лишь попытка метаморфоззза, своеобразззный сон разззума, убежжждённого, что зззверь теперь – куколка. Этот сон, конечно жжже, настоящим превращением не зззакончится.
– А чем он закончится?
– Он зззакончится гибелью зззверя от жжжажжжды и голода, если зззверь не получит лекарзззтво… – Жак попытался пошевелить лапками, но Барсукот угрожающе зашипел, и жук замер.
Если ты жук, который напуган, ты замираешь и притворяешься мёртвым.
– Когда я понял, что ззза болезззнь я соззздал, когда я увидел, что стало с жжжирафой, укушенной зззаражжжённым мной комаром-переносчиком, я доложжжил о случившемся на зззаседании Партии Жжужжелицц-Комаров. Они ужже всё зззнали! У Жжужжелицц-Комаров глаззза и уши повззюду, везззде доносчики! Любой зззветляк в любом фонарике можжжет оказаться доносчиком… Так вот, я им сообщил, что нельзззя продолжжжать работу с кусь-вирусом, но партия сказззала: так дажжже лучше! Они приказззали мне продолжжжать. Я отказззался. Они назззвали меня предателем и сказззали, что дают мне день на раззздумья, потом казззнят! Они сказззали: зззвери дали тебе неприкосновенность, но мы не соблюдаем зззверскиее зззаконы Дальнего Леса.
– И ты испугался и подчинился?
– Я и сейчас боюзззь! Тогда я тожжже, конечно жжже, иззпугался. Но всё жжже зззделал по-зззвоему. Я уничтожжжжил все созззданные мной штаммы кусь-вируса, а потом притворился мёртвым. Зззалез в скорлупку в нашем семейном склепе, не жжжужжжал и не шевелился, а Жжужжа, моя жжена, носила траур, чтобы Партия Жужжелиц-Комаров нам поверила. Я так надеялся, что эпидемия не начнётся! Ведь тот комар, который зззаразззил жжжирафу-бежженку, был единственным разззносчиком-переносчиком, и жжжирафа сразззуу стряхнула его с хвоста и раззздавила копытом. Но, к сожжжалению, одного зззаражжжённого комара оказззалось достаточно. Другие, незззаражжжённые комары по приказззу партии её покусали, напились зззаражжённой жжжирафьей крови, а потом добровольно дали себя поймать и стали энергетическими зззакусками. А навозззные мухи жжжрали помёт жжжирафы, благо она оставляла свои лепёшки повсюду, а потом добровольно отправлялись в мухито. Вы отследили цепочку зззаболевших, которая вела от жжжирафы, но комаров, которые пили кровь зззаболевших, и мух, которые жжжрали помёт зззаболевших, вы отследить не могли, поэтому эпидемия стремительно разззвивалась.
– А ты, значит, сидел в семейном склепе и притворялся мёртвым?
– Да. Я сидел в скорлупе неподвижжжно, пока не пришёл Барсук Старший и не начал делать мне соскоб с усика. Тогда я зззадёргался.
– Спасибо за добровольное признание, жук. Оно смягчит твоё наказание. Сначала я думал погоняться за тобой по лаборатории. Ловить-отпускать, ловить-отпускать, немножко придавливать лапкой – и отпускать… Но я, так и быть, раздавлю тебя быстро и без всяких мучений.
– Пожжжалуйста, умоляю! Пожжалейте! У меня личинки! У меня куколки! У меня жжужжжелица-красавица! Ведь вы жже ззздесь меня не просто так обнаружжжили! Барсук Старший меня привёл! Он верил, что я соззздам лекарство от куси!
– И? Ты его создал?
– Пока ещё нет… Но я ужжже близззок, поверьте! Мне остался всего лишжжь день!
– Удивительное совпадение. – Барсукот обернулся и клацнул зубами, ловя свой хвост. – Мне тоже остался всего лишь день. Барсук Старший верил в зверей до последнего. Я – не он. Я тебе не верю. Так что прежде, чем впасть в беспробудную спячку, я не только тебя раздавлю. Я распылю антиблошиный туман через систему сычевиков. Я выморю всех насекомых в этом лесу! И личинок, и куколок, и жужелиц, и красавиц!
– О нет! Должжжен быть другой выход, это слишком жжжестоко! – завибрировал Жак.
– Ты знаешь считалку про Хвостоеда? – Барсукот посадил жука Жака на пол и занёс над ним заднюю лапу. – Там в конце никого в лесу не осталось. Жизнь – зверски жестокая штука. До встречи на линии горизонта, жук Жак.
Он резко опустил лапу и вдавил в пол.
Глава 35, в которой пых-система активирована
Барсукот перепрыгнул через беспробудно спавшее под сосной семейство ежей и поймал лягуху ква-каунта.
– Сообщение для Каралины, вольной кошки саванны, – сказал он громко и чётко. – Прости, любимая, я не смогу тебя встретить. Я болен кусью, но, прежде чем впасть в беспробудную спячку, я очищу для тебя этот лес. Я сделаю его безопасным. Я произведу дезинфекцию. Я выморю насекомых – разносчиков вируса. Я открою вам небо. Ты прилетаешь завтра, когда я уже буду спать. Все будут спать, за исключением лягушек ква-каунта, которые передадут тебе это последнее сообщение. Надеюсь, ты посмотришь в мои распахнутые глаза. Только не вздумай соприкоснуться со мной усами – мои усы могут быть заразны. Прощай, любимая. Даю посадку «Аистиному клину».
Барсукот отбросил лягуху и принялся карабкаться по стволу высокого клёна.
– Ой, взапрыгну я на клё-о-о-он… – промурлыкал он себе под нос, поднимаясь всё выше. – …Клён зелёный, дай ответ мне… Где та ко-о-ошка, что влюблён…
Он добрался до самого верха, напружинился, толкнулся задними лапами о скользкую голую ветку, выпустил когти – и прыгнул. Он вцепился когтями в паутину в самом слабом участке небесного купола, в треугольнике верхушка сосны – верхушка клёна – верхушка дуба, там, где купол был частично проклёван Мадам Куку. Он повис на одной левой лапе, покачиваясь, а правой принялся драть паутину, раз за разом полосуя её когтями, – пока купол не затрещал и не разорвался, пока солнечные лучи не хлынули с открытого неба, освещая всех беспробудно спящих, освещая влажно мерцающих лягушек ква-каунта, разносящих сообщение Барсукота по Дальнему Лесу, освещая жуков, пауков, светляков, комаров и мух, и червей с муравьями, и ос, и гусениц, и мокриц – всех, услышавших сообщение и в панике устремившихся в единственное убежище в Жужгороде.
* * *
Барсукот отбросил пустую берестяную канистру с надписью «Антиблохин», подождал, пока вещество впитается в почву, и застыл, тараща глаза с блестящими, чёрными, как спинки жуков, зрачками. Не ошибиться. Не ошибиться – и ещё чуть-чуть продержаться. Не вращаться. Не превращаться. Барсукот облизнул пересохшие губы, куснул себя за кончик хвоста и опять уставился на моток переплетающихся чёрных и белых грибных нитей, тускло лоснившихся в полумраке. Пых-центр был освещён только взглядом Барсукота: его карманный светляк сбежал, а потолочные и настенные притворялись перегоревшими и отказывались включаться. Кнопка запуска грибницы со встроенным светляком не работала тоже. Оставалось только перерезать одну из нитей. Либо белую, либо чёрную. Одна из нитей активирует пых-систему снаружи: взорвутся шляпки сычевиков – это именно то, что нужно. Другая нить активирует пых-систему внутри: взорвутся сами грибные нити. Вместе с Барсукотом.
Не ошибиться. Чёрная или белая? Цена ошибки – зверская жизнь. Нет, за себя Барсукот не боялся: ему всё равно осталось недолго. Он скоро окуклится. Он уже стал хвостоедом. Но если он погибнет здесь, под землёй, если он не активирует внешнюю пых-систему, если шляпки сычевиков не исторгнут из себя едкий, пыльный туман – тогда кусь-вирус не будет обезврежен и убьёт любого – любую, – кто окажется наверху.
Не ошибиться с грибными нитями. Чёрная или белая? Белая или чёрная?
– Кусь за ниточку, – пробормотал Барсукот, зажмурился и перегрыз чёрную.
Глава 36, в которой полёт ненормальный
«Аистиный клин» сделал над лесом крутой вираж и снова взмыл в облака. Дальний Лес был замотан в плотный туман, как в кокон. Только острая сухая верхушка сосны высовывалась из тумана наружу, как лапка мёртвого насекомого.
– Нулевая видимость, – озабоченно сказал вожак Аист.
– Нулевая, – признал Китоглав. – Сядем по внутренним навигационным приборам.
Вожак Аист поморщился. Рейс был совместный с компанией «Китоглавиа», поэтому к ерунде, которую городил Китоглав, приходилось прислушиваться – просто из вежливости.
– У нас внутри нет никаких приборов, коллега, – сообщил вожак Аист.
– Правда?
– Угу.
– Я надеялся, Боги Манго в меня что-нибудь встроили для навигации… – погрустнел Китоглав.
– Да, коллега. Они встроили в тебя целых два глаза для навигации. И меня Небесные Медведи тоже оснастили глазами. Но в условиях нулевой видимости это не помогает.
Вожак Аист разинул клюв и включил режим громкой связи:
– Уважаемые пассажиры! Говорит вожак «Аистиного клина». Наш полёт в Дальний Лес из Дальнего Редколесья проходит плохо и ненормально. Из-за тумана мы не можем совершить посадку в Дальнем Лесу, так как не видим взлётно-посадочную поляну. Мы будем летать над лесом кругами до тех пор, пока туман не рассеется – или пока мы не падём от усталости. Сохраняйте спокойствие и спасибо, что выбрали нашу компанию!
Глава 37, в которой лес не может быть полностью справедлив
Хвост не нужен зверю. А вот крылья очень нужны. Как отращивать крылья? Да очень просто. Замотаться в кокон, окуклиться, спать, спать, спать, пока не свершится полное превращение, пока хвост у барсука не отвалится, пока барсук не станет крылат. Пусть промокнет шерсть под холодными осенними ливнями, пусть покроется коркой инея на рассвете. Пусть глаза не мигая глядят в одну точку – они лишь оболочка, они слепы, и когда спадёт пелена и превращение завершится, будут новые, большие, фасеточные глаза, состоящие из сотен маленьких глазок. Пусть доносится издалека, из внешнего мира, чей-то гулкий, отчаянный и как будто знакомый голос.