– Казалось, что я в обычной поликлинике, только в ней слишком много говорят про кастрацию.
– Но главное – чисто, никакого запаха, духоты нет даже летом. То есть это клиника, ветеринарный центр. Раньше образ ветеринара – это грязные ногти, какой-нибудь описанный халат, сальные волосы. А клиника – это где все цивильно. Все как у людей. А главное – более эффективное лечение, меньше случаев осложнений. Специализации врачей, медсестры, качественное и разнообразное оборудование. Отдельная вентиляция операционного блока – она тоже снижает риск осложнений. Эндопротез собаке поставить – раньше меня бы засмеяли все. Но в прежние времена собака с показанием к операции просто переставала ходить, а сейчас она полностью восстанавливает подвижность. Такая эволюция.
Илья ведет прием. Он стоит, не может сидеть. У него – спина. В кабинет заходит молодая женщина с котом. У кота – ФИП, это что-то вроде кошачьего ВИЧ. Кот умирает от различных осложнений, но женщина решила для себя, что будет лечить его до конца.
– В общем, у нас ФИП, – говорит женщина Илье. – Из клиники «Триавит» к вам послали. Кровь в норму пришла, но кот теряет вес. Плохо ест. Просит, но не ест. По УЗИ у него воспаление, возможно, неоплазия.
– Какой возраст? – уточняет Илья.
– Год и три.
Илья изучает УЗИ и другие результаты исследований.
– Там какой-то перитонит, – говорит Илья. – Я бы посоветовал КТ. И анализ на бакпосев. Неправильно сразу на операцию.
– Нам сказали, что мы прошли всю терапию и нет результата.
– Я понимаю их импульс, – говорит Илья. – Не помогло – операция. Предлагаю КТ. Та операция, которой можно избежать, – самая лучшая. Если будет хирургия, то ему с ФИПом будет хуже.
– Я понимаю, – отвечает женщина. – Хотя мне много чего на этот счет говорят, но я считаю, что любая жизнь важна.
– Вы все правильно делаете, – подбадривает хозяйку Илья.
– Если что, я его жду на ресепшен. – Женщина выходит, кот остается.
В приемный кабинет заходит другой врач. Илья передает ему кота.
– Жека, это Гриша. У него ФИП. И, возможно, перитонит. Нужно ему сделать КТ и анализы на бакпосев.
Приходит медсестра, вместе с доктором Жекой склоняются над Гришей. Надо отметить, что Гриша мужественно сдал кровь и даже не мякнул.
Гришу уносят в палату для подготовки к КТ. В приемную входит мужчина, как выяснилось, из Новороссийска.
– Мы сделали четыре операции, а ребенок не ходит! – Мужчина в отчаянии, «ребенком» он называет свою собаку, которая осталась дома.
Илья просит сделать снимок, но в Новороссийске, по словам мужчины, негде. Илья предлагает договориться с человеческим рентгенологом или везти собаку в Москву.
– Мама уже вне себя от ярости! – «Мама» – это жена хозяина собаки. – Измучили уже этими операциями ребенка, а результата нет.
– Нужен снимок, – говорит Илья. – Если нужна будет пятая операция, сделаем за наш счет.
«Папа» уходит довольный. Появляется мужчина с доберманом. У пса нужно взять кровь. Тем временем Илья идет взвешивать большую мохнатую собаку – она боится вставать на весы. Я наблюдаю через дверь за тем, как два мужика в рубашках со звериками толкают огромную собаку на весы. К нам заходит медсестра Аня.
– Можно здесь кровушку взять? – спрашивает меня она.
– Конечно, – говорю я.
– Вы крови не боитесь? – обращается сестра к хозяину добермана.
– Нет, – отвечает хозяин.
– А он? – Аня указывает на добермана.
– Нет, – отвечает за добермана хозяин.
Прием ведется до 12 дня, после начинаются операции. Я переодеваюсь в одежду для операционной. Стою напротив доктора Ивана, он зашивает задницу алабаю, чтобы собака не испражнилась во время наркоза.
Ветеринарные врачи отличаются от обычных большим количеством татуировок и дредами. В остальном они выглядят точно так же, как персонал человеческого хирургического отделения.
Мы уже в операционной. Алабай лежит на столе, за ним наблюдает анестезиолог Таисия.
– У собаки рецидив. – Обычно Илья не проговаривает вслух то, что и так все знают, но для меня делает исключение. – Сейчас мы обеспечим доступ к суставу, очистим, помоем и посмотрим, что произошло.
Работа хирурга очень напоминает труд плотника: стучит молоток, жужжит пила, скрипит отвертка, то протез подходит, то немного не подходит, и его нужно подогнать. Анестезиолог Таисия время от времени трогает веко алабая, чтобы убедиться, спит он или нет.
В операционной работает колонка Алиса. Играет старый русский рок, что-то про девочку со взглядом волчицы. Иногда вайфай-соединение прерывается, и Алиса замолкает. Тогда Илья грозится, что выставит Алису на «Авито». Как ни странно, Алиса все время включается снова.
Вроде бы алабая починили. Пьем с Ильей кофе после операции.
– Вас здесь часто кусают, все-таки ваши пациенты – звери? – спрашиваю я Илью.
– Есть такой риск, конечно, – говорит Илья. – Но в большинстве случаев в клинике они зажатые. Дома, на их территории, я им укол не смогу сделать. Там они хозяева. А здесь я хозяин. Агрессивные собаки, как правило, в наморднике приходят. Иногда просим хозяев помочь, иногда используем наркоз.
– Я много разговариваю с валтовцами о лидерстве, об успехе, пытаюсь понять, какие они. Вот, с вашей точки зрения, в чем их секрет?
– Они человечные.
– Человечные?
– Да. Вот у меня есть хобби – я играю в хоккей. Я собрал ветеринарную сборную. Они взяли и выступили спонсорами. Они могли потратить эти деньги на все что угодно. Но вот они любят такие добрые истории. Они строят отношения.
Среди валтовцев много бывших ветеринарных врачей. Кто-то передумал становиться айболитом на первой операции, кого-то не вдохновил долгий и тернистый путь к нормальной зарплате, кто-то просто захотел остаться с людьми, но не забывать о животных. Из бывших получаются хорошие консультанты, и они разговаривают на одном языке с настоящими. Ветклиники – один из главных каналов валтапровода. Таков путь.
Путь зоомагазина«Барбос» и обыкновенный кросс
Звонкая весна 2008 года, Москва, на цокольном этаже ТЦ «Семеновский» разворачивается локальный конфликт. В центре торгового помещения словно разорвалась небольшая противопехотная мина или произошла серьезная драка. Несколько стеллажей беспорядочно сдвинуто с единого строевого порядка, царящего в готовом к открытию «Барбосе» – новом, большом, одном из первых в Москве магазине, предоставляющем сразу весь массмаркет товаров для домашних питомцев. Разноцветные пакеты с кошачьими и собачьими кормами сброшены с полок.
Посреди беспорядка стоят мужчина и женщина – директор магазина Андрей Барничев и директор одного из подразделений «Валты» Светлана Горохова, так что в смысле иерархии весовые категории примерно равны. Они так яростно спорят, что несколько продавщиц магазина (команда поддержки Барничева) и несколько менеджеров «Валты» (команда поддержки Гороховой) в смятении жмутся по стенкам.
– Да пойми ты, Михалыч, что правила расстановки стеллажей давно отработаны и должны быть соблюдены, – на повышенных тонах не первый раз повторяет Светлана. – Потому эти корма должны быть вон там, в углу. А аксессуары мы перенесем вот туда, в центр.
– Света, я тебя ужасно уважаю. Но будет все равно по-моему, – упрямо наклонив бритую наголо голову, не первый раз возражает Барничев. – У помещения есть конструктивные особенности планировки, которые нужно учитывать, а не слепо следовать вашим правилам. Оно не прямоугольное. Высота потолка не одинаковая. Смотри, тут, за колонной, идет снижение потолка, и вентиляционный воздуховод еще больше понижает уровень. Нам не нужен здесь стихийный шанхайский рынок. Потому в углу мы поставим продажу рассыпных кормов, а все вот это разложим на полках здесь, в центре. Как ты и говорила – по брендам и сортам, по кошечкам и собачкам, сухие и влажные – отдельно. Мы разбили магазин на три зоны, как ты хотела, но по изгибам, углам и потолкам сделаем как я задумал.
Менеджеры «Валты» в ужасе от того, что кто-то имеет смелость так разговаривать с директором дивизиона «Златоглавый», чье влияние по обеспечению зоомагазинов всем, что только существует на этом рынке, распространяется на Москву и ее область, а также Тулу, Тверь, Калугу, Орел и Рязань. Продавщицы «Барбоса» хотят в данный момент только одного – чтобы все это прекратилось и можно было вернуться к обычной работе. Они не понимают, что это и есть обычная работа – самый что ни на есть конструктивный диалог единомышленников, много их уже отгремело под сводами магазина с тех пор, как «Валта» стала помогать Барничеву строить свой уникальный бренд. 80 % их предложений было реализовано, но упрямый характер директора «Барбоса» и его собственное видение своего детища не позволяют довести эту цифру до 100 процентов.
И сейчас, спустя почти 15 лет, Андрей Барничев легко признает: да, сотрудники «Валты» проделали колоссальную работу. Они создали используемую нами сегодня схему выкладки продукции, правильно направленные потоки покупателей, приезжали, разбирали, собирали и устанавливали стеллажи «под руку» посетителей. О жарких спорах он вспоминает с улыбкой.
Мы с Андреем сидим на тесном диванчике в закутке перед ветеринарным кабинетом – своего, директорского, у него в магазине нет, – и он рассказывает собственную историю. Барничев без преувеличения один из первопроходцев зообизнеса в России вообще и в Москве в частности.
Если прильнуть к истокам любого бизнеса в России, то версий этих самых истоков окажется немного. Один из вариантов – обыкновенный уличный ларек. Например, возле станции метро «Парк культуры». Ассортимент стандартный: пепси-пиво, сигареты-сникерсы. В те времена это был обычный «стартап», с которого начинали многие успешные сегодня бизнесмены, потом либо уходя в большую торговлю, либо постепенно нащупывая собственную специализацию. Так случилось и с Барничевым.
В торговлю зоокормами Андрей попал случайно, но для первых стихийных представителей малого бизнеса в 1990-е эта случайность была закономерной – люди знакомились на оптовых рынках, находили поставщиков, обменивались контактами и «дополняли свой ассортимент», хотя даже понятия такого еще не было – тогда это называлось просто «расширяться».