Конечно, там есть и жаровни с курами. На всех диких крыс не наловишь. Если быть точным, это гигантские хомяковые крысы. Они в два раза больше городских, и у них есть защечные мешки, как у хомяков. Эти гиганты не живут в городах – им больше нравится саванна. Они отличаются от обычных крыс еще более высоким уровнем интеллекта, менее агрессивным характером, большей продолжительностью жизни, у них такие же отличные социальные навыки и прекрасное обоняние.
Так. А куда это мы снова свернули теперь, сразу после жаровен? Мы свернули на дорогу к голландскому учебному центру, где хомяковых крыс учат искать мины и обнаруживать туберкулез в крови человека. Два бизнеса на одной улице, оба продают крыс: одни – жареных, другие – ученых.
В соответствии с будущей специализацией в крысином колледже два факультета: медицинский и политехнический. Нас интересует второй. Обучение начинается с детства. Крыса рождается в кампусе, какое-то время проводит с мамой, а потом переходит в детский сад. За крысятами начинает ухаживать человек, он не просто должен их кормить, поить и выгуливать. Он должен их гладить, носить на руках, катать на мотоцикле, разговаривать с ними – крысе надо привыкнуть к запаху человека, к запаху окружающего его мира, к голосу, к звукам двигателей. Ничто из человеческой жизни не должно ее пугать. После крысу переводят в школу – там она отрабатывает навык реагирования на тротил. Также учится ходить по зоне поисков. Но самое главное – работать в паре с человеком.
Крысы живут колониями, у них есть социальная иерархия, есть королевская семья, но вне колонии они не стая. Даже находясь внутри своего сообщества, они живут в этом колледже в отдельных комнатах со своим ближним кругом. В работе на минном поле очень важно, чтобы крысы не убегали от своего наставника-человека. На крысу, даже гигантскую, мина не активируется, но, если человек пойдет за ней по минному полю, все закончится плохо. Человек ходит рядом с минным полем, а по полю – крыса. Она прочесывает каждый квадрат. Чтобы забрать крысу с поля, нужно просто пойти к точке сбора. Но чтобы она последовала за человеком, он должен войти в ее ближний круг. Когда крысу тренируют реагировать на тротил, то положительную реакцию подкрепляют бананом, а вот чтобы попасть в ее ближний круг, банана недостаточно. Крысе нужна любовь.
Война и мр-р-р-р…Ирина Головченко надевает броню
На валтовском древе искренне верят в то, что дружить выгоднее, чем воевать, но это не значит, что остальной мир живет по таким же правилам. Приходит время, и Ирина надевает броню и идет в бой. При всем валтовском пацифизме броня Ирины не покрыта паутиной и не пылится в шкафу.
– Есть два ярких и понятных женских образа: Жанна д'Арк и Дева Мария. Вам какой ближе?
– Жанна д'Арк интереснее, – говорит Ирина.
– Почему?
– Понимаете, мне в принципе нравится активная позиция, – поясняет Ирина. – Любить весь мир – это все-таки не про меня. Меня просто не хватит. Богородица – это история всепрощения, я не могу так сказать про себя. Мне приходится увольнять людей, и я делаю это очень жестко, особенно когда наступают на мои ценности.
– То есть вы воин?
– В какой-то степени да. Когда нужно защищать, а не нападать.
– Про систему ценностей всегда говорят, что ее нужно отстаивать. Но почему это так важно?
– Потому что это в природе человека. – Ирина исповедует то, что проповедует. – Животное тоже отстаивает свою систему ценностей, она у них немного проще. Они отстаивают территорию, детей, пищу и свою жизнь. Мы немного сложнее, но тоже отстаиваем. А как по-другому?
– Можно промолчать, не вступать в битву, сделать вид, что не заметил, – есть варианты.
– Это тоже система ценностей, – поясняет Ирина. – Для такого человека его личное душевное спокойствие важнее, чем право.
– Для вас душевное спокойствие не является приоритетом?
– Нет. Абсолютно.
Когда речь идет о конкурентах внутри рынка, Ирина никогда не употребляет слова «война». Мы обсуждаем простые истины о конкуренции и принципах эволюции, но на «войну» она никак не соглашается.
– Правильнее слово co-petition, то есть конкуренция через кооперацию, – объясняет свою позицию Ирина. – Рынок России, особенно тогда, когда мы на него пришли, больше соответствовал формуле: расти вместе быстрее и выгоднее. Конкурировать на еще только формирующемся рынке – так себе затея: пространства для роста хватит всем. О развитой конкурентной войне можно говорить в контексте Mars и Nestle на американском рынке. Там ни о какой кооперации речи не идет. Тем не менее даже они могут быть соспонсорами какого-то мероприятия.
У «Валты» есть медиапроект – «Хвост Ньюс». Он строится по принципу метавселенной: информационный онлайн-журнал, вокруг него организуется социальная сеть, она, в свою очередь, должна вырасти в целую экосистему, которая не ограничивается лишь коммуникацией близких по духу людей. Этот проект нейтрален ко всем брендам.
– На самом деле в России все ненормально, – смеется Ирина. – Итальянцы говорят: «Мы вообще не понимаем, как это так. У нас все строго. Если мы конкуренты, мы не будем сидеть за одним столом». И они поражаются, как вот мы там, в российском зообизнесе, вместе прекрасно общаемся, сидим, выпиваем, ездим, дружим даже. У меня есть компании-конкуренты, с владельцами которых мы дружим на личном уровне. Почему нет?
– В какой ситуации вам приходится надевать броню? – пытаюсь я вернуть Ирину на тропу войны.
– К сожалению, мне чаще всего приходилось воевать за выживание компании не с конкурентами, а с государством и с большими корпорациями. Корпорации используют абсолютно волчьи методы, которые партнерской историей трудно назвать. И наше государство отчасти так же действует. Я все двадцать семь лет борюсь, понимаете? – продолжает Ирина. – В последние два года Россельхознадзор начал жестче регулировать нашу отрасль. Где-то это очень правильно и нужно, а в отдельных моментах – притянуто за уши. Я никого не осуждаю, я констатирую факт! Есть ситуация, в ней надо жить. Ведь я несу ответственность перед сотнями тысяч владельцев домашних питомцев, которые выбрали наш бренд, нашу продукцию и услуги. Например, резко поменялись требования к информации на упаковке – даже к продуктам для людей не столь жесткие требования! Добросовестные поставщики очень стараются, делают все необходимые анализы, выполняют требования РСХН, мы ведем производственный мониторинг и внедряем новые инструменты контроля. Однако на все изменения необходимо время. При этом почти каждый месяц новые вводные, новые требования. Это я объясняю вам, а как это объяснить своей собаке?
– Постоянно ведутся разговоры про импортозамещение. Разве собственное производство не спасет ситуацию?
– Спасет, конечно, – соглашается Ирина. – Но наличия только производственных мощностей, которые, кстати, сейчас задействованы практически на девяносто девять процентов, будет недостаточно. Производству нужен импорт различных ингредиентов. В России нет в достаточном количестве и разнообразии ингредиентной базы по кормам для животных, и не только домашних. Построить новые заводы, чтобы заместить этот импорт, – три года. Минимум. При хорошем раскладе.
– То есть полное импортозамещение в данном случае – миф?
– Пока да, – продолжает Ирина. – Это такой горизонт, десятилетий. Мы только-только с производством курятины справились. Сейчас со свининой как-то выходим на приемлемый уровень. Причем мы справились с производством, но их кормить – это по-прежнему импорт. Ты не везешь свинью, но ты везешь многое для того, чтобы эта свинья здесь появилась и выросла. Те же самые вакцины.
– Для вас война – это исключительно внешняя среда?
– Пока существует компания, совершенно точно не было ни одного спокойного дня, когда тебе не нужно подстраиваться под внешнюю среду.
– Почему так?
– Потому что это – бесправная история. У тебя могут отобрать контракт, тебе могут запретить ввозить все что угодно одним росчерком пера. Причем с завтрашнего дня. А вот получить разрешение на импорт с нового предприятия – очень непростое дело, месяцы и годы. Так система устроена. И вообще такое ощущение, что у нас работает презумпция виновности! Ты безусловно виноват! Ты сам должен везде доказывать, что невиновен…
– Это какая-то особая закалка для бизнеса? Нас готовят к еще более суровым испытаниям?
– Сейчас это не про бизнес, не про собак и не про кошек. Мне кажется, что за серьезным вопросом продуктовой безопасности, за огромным рынком сельскохозяйственных животных нас просто не воспринимают всерьез. Конечно, наш сегмент очень маленький, но он затрагивает каждую вторую российскую семью! Когда пропадает корм, к которому привык твой питомец, перевести его на другой – задача не из легких, особенно если питомец с особыми потребностями. Нам говорят: «А что такого? Пусть едят наше – то, что здесь производится. И вообще, кошки все время едят мышей». Такая вот история. Мы про культуру, а нам про мышей. – Ирина смеется. – Давайте мы тогда тоже будем ходить в шкурах и гоняться за мамонтами! А если говорить про бизнес, то в эту сферу вовлечено более ста тысяч профессионалов, которые работают именно с этим сегментом зоокормов, и их доход зависит именно от наличия нужных. Восемьдесят процентов производимых в России кормов продаются через продуктовый ретейл.
– Все же агрессивная среда – это еще не война. Понятно, что вы преодолеваете много сложностей, но за этим нет ничего личного. Не может же быть, что в течение всего времени существования компании вы всегда находились в состоянии мира с участниками рынка?
– Единственная священная война, на которую мы вышли осознанно, – это война с Hill's, – признается Ирина. – Не с самим брендом, а с политикой его дистрибуции и экспансии, которая поставила под угрозу жизнь всей моей компании. Это было сделано очень некрасиво.
С 1996 по 2006 год «Валта» была эксклюзивным дистрибьютором кормов компании Hill