дра – Миша. Миша через спину кидает мяч в корзину. Мяч попадает в кольцо.
– Сань! – кричит Миша. – Ты видел?! Я треху задом закинул!
– Миш, давай я еще посмотрю, – говорит Александр. – Покажи, что ты можешь.
– Я не смогу повторить, наверное. – Миша кидает мяч, но в этот раз он отскакивает от щитка.
– Поэтому я, конечно, очень рад, что они смогли собрать команду так, что теперь могут уделять время всем нам, – продолжает Александр, глядя на Мишу.
– У тебя же был подростковый возраст, как и у всех, как все проходило?
– Конечно, был. Были какие-то там свои цели, свои планы, может, какие-то сверхромантичные даже.
– Сверхромантичные?!
– Стать рок-звездой, покорить весь мир, – уточняет Александр.
– Круто. А у тебя был выбор? – спрашиваю я.
– Я довольно поздно понял, что выбор был и я был вправе выбирать то, что мне хотелось.
– У тебя было чувство, что за тебя все решили?
– Было и такое, конечно, – улыбается Александр. – Когда уже осознаешь всю полноту картины и то, что тебе действительно хотели дать родители, понимаешь, что выбор был. Просто, дурак, не понимал, что он есть.
– Ты помнишь этот момент, когда произошло осознание: «Вау, оказывается, они были правы»?
– Момент не помню, но ретроспективно могу сказать, что родители не направляли меня на какой-то один путь. У них, наоборот, задача была дать максимум возможностей реализовать себя в этом мире.
Мишин мяч громко бухает о кольцо.
– Сань! – кричит Миша. – Кольцо неровно стоит!
– Я поправлю сейчас, Мишань, – отвечает Александр. – Дай секунду.
– Когда тебе родители предложили работу в «Валте», ты не расстроился, что придется на папу с мамой работать?
– Нет, что ты, – говорит Александр. – Я всегда понимал, что это – вклад в будущее семьи.
– Тебе нравится идея преемственности дела, построения империи?
– Да, да. В том числе и это. И конечно, то благое дело, которым мы занимаемся. Это, конечно, греет, – продолжает Александр. – Ты понимаешь, что ладно бы мы там, не знаю, электронику продавали, а тут же мы заботимся о братьях наших меньших.
– У тебя была своя рок-группа?
– Да, мы выступали, – улыбается Александр.
– В каком жанре?
– Мы играли металкор.
– Ого! Саша был непослушным парнем с серьгами в ушах? – уточняю я у Александра его юношеский портрет.
– Нет, серьги не было. Зато были длинные волосы, чтобы ими можно было мотать. – Александр показывает, как он мотал волосами.
– И вы в клубах играли?
– Да, в клубах.
– Папу с мамой звал на концерты?
– Батя прямо с работы приезжал.
– Я правильно понимаю, это такие концерты, где со сцены пьяные люди прыгают на других людей? – У меня в голове никак не вырисовывается картинка.
– Да, все так и было, – смеется Александр. – В эти гадюшники он приезжал после работы в костюме. Зато его было очень легко найти. Он очень выделялся. Брал себе ВИП-зону, и все было нормально. Записывал наши концерты. Было прикольно, конечно.
Я снова думаю о «всеядности» Одиссея: на этот раз вместо мачты он помещает себя в ВИП-зону, чтобы услышать песню своего сына. Потому что лидер должен знать все главные песни.
– Это достаточно поддерживающая история. – Мне искренне хотелось бы оказаться на месте обоих.
– Поэтому я и говорю, что был дурак, – добавляет Александр. – Если сейчас смотреть ретроспективно, то, конечно, все очень хорошо, что получалось так, как получалось.
– У тебя была возможность остаться и в Германии, и в Швейцарии. Почему ты решил вернуться в Россию?
– Тут возможностей больше, – объясняет Александр. – Здесь непаханое поле вообще всего. И рынков, и идей нереализованных. Заработать быстрее и больше можно здесь, чем там, где все уже поделено.
– Все говорят, что твоя мама – крутой лидер. Как считаешь, почему?
– Она умеет зарядить на бой, – уверенно говорит Александр. – Умеет поднять, поддержать в любом состоянии. Когда уже сдался, она может зарядить тебя на новые подвиги.
– Она к тебе приходила на помощь как лидер?
– Недавно была история. Один проект перешел ко мне по наследству, на него уже потратили большую сумму, но его следовало похоронить и все делать заново. Мне требовалась ее поддержка перед акционерами. Она сказала: «Я тебе верю. Я тебя поддержу на совете».
– Потому что ты сын или потому что ты прав?
– Знаешь, мне кажется, потому что я прав.
– Ты обижался на нее за то, что она не ходила на твои концерты?
– Нет, никогда, – говорит Александр. – Она на мои концерты не ходила, но о моих увлечениях знала. И однажды взяла и нашла мне рок-школу, которую я пару лет посещал. Туда она меня возила. Она всегда дает возможности.
– Мне еще вот что интересно: на работе мама – генеральный директор, когда она домой приходит, то она и здесь директор? Или она трансформируется в маму? Как это происходит?
– На работе, конечно, да, мама задает вектор, задает импульс, чтобы дела шли в том или ином направлении. Я рад тому, что я могу сказать «нет». И обосновать. Если я не могу обосновать, тогда сам дурак, тогда иди по вектору. Дома, конечно, она отдыхает, она расслабляется. И здесь, конечно, ей зачастую больше нравится, чтобы вектор давал папа.
– Мне просто любопытно, как можно описать это чувство, когда тебе двадцать восемь лет и ты один из наследников успешной компании?
– Я себя чувствую счастливым человеком, – улыбается Александр. – Как минимум труд моих родителей будет продолжаться мной. Если захочет сестра вписаться – замечательно. Захочет брат вписаться – замечательно. Поле непаханое, работы много.
Мы снова у огромной печи. В очаге трещат поленья. Анатолий сидит в кресле, в него носом утыкается огромная белая собака. Перед Анатолием – его сын Александр. У него снова в руках гитара. Ирина пытается вспомнить название песни, которую она хочет услышать.
– Мам, ты напой – я вспомню.
Ирина напевает мелодию Nothing Else Matters. Ее сын вступает и ведет. Остальное неважно.
Часть вторая. Он, она и они
Она в пространстве № 45О роли учителя музыки в развитии русского капитализма
Если честно, то вот эту главу я переписывал очень много раз, просто дня два писал и переписывал первый абзац, потом читал и снова переписывал. А потом – ну вы поняли. Я же пишу про большого босса, про маму «Валты», а у меня в голове складывается не самый гламурный сценарий о зомби-апокалипсисе в закрытом городке Свердловск-45. И как она на этот жанр отреагирует?! Да никто не знает.
Тем временем в сценарии появляется титр: «Секретное военное предприятие "Свердловск-45"». Кружим высоко в небе над небольшим островком цивилизации среди уральских лесов. Следующий титр: «Население города – 30 тысяч человек». Снижаемся и видим: прекрасный бассейн, стадион с футбольным полем и трибунами, огромная четырехэтажная музыкальная школа с концертным залом, обычные многоэтажки. Приземляемся рядом с девочкой Ирой, ей семь лет. Ее папа с мамой уехали в командировку, она здесь, в этом странном Свердловске-45, осталась одна с соседями Костюниными. Ира смотрит вокруг – никого нет.
В этот момент должен прозвучать сигнал тревоги: взорвался реактор или уран превратил парней-срочников в зомби?! Но нет. На улице все так же тихо. Ветер шелестит листьями деревьев, девочка Ира идет к музыкальной школе.
– Короче, – это уже продолжает рассказывать взрослая Ирина, – когда родители мои вернулись с курсов повышения квалификации, я им объявила, что сходила в музыкальную школу, сдала экзамены, меня взяли. С вас двадцать три рубля в месяц. Понимаешь? Я сама себя отдала в музыкальную школу. Родители соседям Костюниным говорят: «А вы куда смотрели?» А Костюнины: «Ну, она просто ушла погулять, она нам тоже ничего не сказала». У нас же свобода была, безопасность – закрытый город, иди куда хочешь.
– Разве вы себя не чувствовали в закрытом городе как в тюрьме?
– А как ребенок может это почувствовать? Ну как? Нам же не светили фонариком в глаза, я не работала на режимном предприятии. Я как ребенок ни в чем вообще не была ограничена.
– У города была граница? Идешь-идешь, а потом раз – и дальше нельзя?
– Несколько периметров колючей проволоки, контрольно-следовая полоса.
– Вы спокойно могли дойти до края «разрешенной» земли?
– Да-да-да.
– Но при этом чувствовали себя свободным человеком?
– Абсолютно свободным. Именно закрытость города делала детей свободными. Родители были заняты на работе. Когда мне исполнилось одиннадцать – родился брат Саша. Я всегда была чем-то занята: две школы и какой-то спорт. Ну, обычная школа и музыкальная. То есть у тебя с часу дня вторая школа. Всегда. Как-то я все успевала. Времени еще оставалось вагон.
– Как вы себя мотивировали?
– Никак. Когда тебе интересно, когда тебе что-то хочется делать, то вот просто хочется, и все. То есть нет такого, что «вот, блин, опять в школу».
– Музыкалку-то все прогуливали. Вы нет?
– Полтора месяца, когда с преподавателем поругалась. Это был единственный раз, когда папа взял в руки ремень. Даже не из-за музыкальной школы, а из-за вранья, потому что я же регулярно собиралась и выходила из дома, только шла в другом направлении. Вот такую штуку выдала. Я тогда сказала: «Вернусь в школу, только если мне поменяют преподавателя». И мне поменяли преподавателя.
Девочку Иру передали немцу Шмидту Валерию Августовичу, которого она тоже сначала хотела поменять на кого-нибудь другого, потому что он был таким: «мам, ну ты что, там посмотреть не на что». Мама посоветовала Ире смотреть не на Шмидта, а на фортепиано. Валерий Августович оказался первым преподавателем в музыкальной школе, который предложил Ире выбрать программу самой.
– И мы прямо сидели и посвятили два урока по сорок пять минут тому, чтобы выбрать программу. И все, – рассказывает Ирина. – Он меня так втянул, что я закончила музыкальную школу с отличием.