Валерий Августович очень нервничал, когда узнал, что Ирина начала ходить на волейбол, – беспокоился за ее пальцы. Но основная проблема Валерия Августовича была не в волейболе, а в физике.
– Я ему говорю: «Какое музыкальное училище?! В оркестре потом играть? Я не вижу для себя такого будущего! Вы на меня, Валерий Августович, не обижайтесь».
Ирина любила музыку, но решила стать физиком. Но об этом чуть позже.
В школе была очень жесткая учительница химии. Из-за нее девочка Ира между девятым и десятым классами выучила органическую химию в объеме первого курса института. Потому что они с преподавательницей «зарубились» из-за одноклассницы. Вернее, из-за ее короткого платья – учительница постоянно ее троллила и подначивала. И вот Ирина однажды сказала химичке: «Какой бы ни был ученик, это человек, что-то хотите сказать – говорите наедине, за что вы ее каждый день при всех?!» Ну и все.
– Мне классная руководительница говорит: «Ира, молчи!» А я не могу молчать. «Она тебя выгонит из школы, не аттестует!» Я говорю: «Посмотрим».
Наверное, прям сегодня и расскажу эту историю детям.
– Дискотеки, подъезды, тусовки? – спрашиваю я дальше. – Была же какая-то подростковая жизнь вокруг?
– Меня это почему-то никогда не интересовало. Я не была изгоем, просто мне всегда было чем заняться. Вот что значит: «Пойди погуляй»? Что делать-то? Где пойти погулять? На качелях покачаться, поболтать с девчонками, курить по подворотням? Меня это никогда не грело. Все наши беды от безделья. Когда голова свободная. И все стрессы, все депрессии – это от потери смысла. Во всем, что я делала, я видела какой-то смысл.
– Все остальные так же, как вы, все время учились?
– Все было. У меня, например, одноклассница в восьмом классе родила. Это стало трагедией для всего города. И большой трагедией для моей мамы – она работала главврачом в роддоме. В то время это было прям ой, когда в пятнадцать лет девочка рожает.
Когда Ирине было четырнадцать, а ее брату три, родители развелись. Поскольку мама была постоянно на дежурствах, в работе, Ирине пришлось стать второй матерью для брата: в сад отведи, из сада забери, накорми, спать уложи.
– Я просто как-то в один момент стала взрослой. Я не обвиняла ни маму, ни папу. И до сих пор этого не делаю никогда. У них до конца сохранялись прекрасные отношения. Я как-то в один момент сразу поняла и отпустила эту ситуацию. Я про себя помню, что резко стала взрослой. В четырнадцать лет. Вот прямо взрослой.
– У вас когда-нибудь была ностальгия по Свердловску-45?
– У меня была ностальгия. Мне хотелось туда вернуться. Но вот после того, как я один раз туда приехала, у меня вообще нет никакого желания. Это стало перевернутой страницей жизни. Я все поняла про этот город.
– Что вы поняли?
– Что там люди либо работают, либо садом занимаются, либо спортом, либо выбирают бутылку. Все, там нечем больше заниматься, там нечего больше делать. Люди либо спиваются, либо им надо куда-то себя девать.
– То есть Свердловск-45 был городом трудоголиков, алкоголиков и рекордсменов?
– В то время да. У него был эффект обогащения: усиливались либо твои печали, либо твои стремления.
И снова флешбэк возвращает нас в Иринино отрочество. Подростки часто «точно знают», что надо делать. Иногда они оказываются правы. Ирина, по ее словам, всегда откуда-то знала, что уедет из своего городка. Знала, и все тут. Ей хотелось большой жизни. И в конце 80-х большая жизнь в маленьком городе с номером 45 была связана с наукой, с Москвой, а не с каким-то там оркестром.
– Почему-то мне взбрело в голову, что я – технарь, – объясняет Ирина Головченко. – Кто мне об этом сказал, я до сих пор понять не могу.
Но если уж поступать в технический вуз, то в самый лучший. Лучших технических вузов в стране было три: Бауманка, МФТИ и ядерный МИФИ. Ирина и ее подруга полетели поступать вместе. Бауманку отмели сразу как самый сложный вариант. Выбрали МФТИ – легендарный физтех, основанный Капицей со товарищи.
Самолет из Екатеринбурга приземляется в Домодедово. МФТИ – в Долгопрудном. Ехать через всю Москву. Автобус идет по Каширскому шоссе мимо корпусов МИФИ. Ира вдруг говорит подруге: «Лен, а пошли в МИФИ, это ведь совсем не хуже МФТИ. Зачем нам в Долгопрудный тащиться?» Выходят – и поступают на факультет технической физики. Это был второй год, когда туда в принципе набирали девочек. И в приемной комиссии все еще очень удивлялись, что они туда подавали документы.
Есть такой фильм ужасов – «Поворот не туда». Если бы университетские годы Ирины были фильмом, это было бы кино другого жанра – байопик с элементами мелодрамы и авантюрной комедии. Как в классических блокбастерах, героиня оказывается там, куда не собиралась, и обретает то, к чему никогда не стремилась, но что ей по-настоящему было нужно.
Эту историю можно было бы назвать «Поворот туда». Ведь там ее ждал он.
Он. Просто онКогда все идет не по плану, но – в нужную сторону
Рабочее пространство в «Валте» прозрачное. Подходишь к кабинету Ирины Головченко, видишь, что она с кем-то разговаривает, машешь ей рукой и спокойно ждешь, когда освободится. Топ-менеджмент в легком доступе – ты всегда видишь управляющую команду, всегда можешь обозначить, что ты есть и ты здесь. И, что мне больше всего нравится, ты можешь абсолютно легально наблюдать за тем, что там у них происходит.
В кабинете постоянно идут обсуждения, люди встают, садятся, снова встают, собираясь уходить, но нет – снова садятся, потому что прозвучало что-то смешное и они решили обсудить еще.
Рядом с кабинетом Ирины – кабинет ее мужа и «пожизненного» финансового директора Анатолия Головченко. Там не идут обсуждения, и я редко вижу в нем кого-то, кроме Анатолия. Здесь нет «директорского» пафоса. Чисто, просто, прозрачно – три слова, которые всплывают, когда пытаешься описать его рабочее место.
Это очень похоже на кино. Вот я вижу, как человек сидит перед монитором, иногда нажимает на кнопку мыши. Иногда улыбается. Чаще просто спокойно смотрит в экран, анализируя непонятные посторонним графики и дашборды. Учитывая, что компания растет и успешна уже 26 лет, он хорошо делает свою работу. В этот момент за кадром прозрачной стены звучат слова Ирины о муже:
– У Толи всегда есть время на детей, я намного реже проводила с ними время. Если у него есть возможность – он сразу куда-то с ними поедет, чем-то займется, и для него это не долг и не обязанность. Ему просто нравится.
Мне самому тоже нравится проводить время с детьми. Наверное. Не с кем было оставить младшего сына, поэтому взял его на интервью с Анатолием. Финансового директора это не смутило. Они даже обсудили игрушки для собак, пока я возился с диктофоном.
– Вы сами никогда не хотели стать «главным начальником», генеральным директором? – Диктофон заработал, мой сын ушел рисовать, и вот мы наконец разговариваем.
– Это не мое. Генеральный директор – человек, который руководит командой, всех зажигает. А я человек цифр. Мое дело – контроллинг. Это значит вычислять, достигнет ли компания поставленных целей в результате тех или иных действий.
– Как это работает?
– Если говорить про зоомагазины, то, когда компания начинает сокращать зарплату своим сотрудникам, я говорю им: «Ребята, закрывайте бизнес и уходите как можно быстрее, потому что через год вы будете в убытке». То есть не сейчас в убытках, а через год. Они говорят: «Но мы же сокращаем зарплату – это же экономия?» Однако на нашем конкретном рынке ключевой сотрудник – ваш продавец. Если вы ему сократили зарплату, он скажет вам: «До свидания!» Вы наймете нового, безразличного, который будет только товар на кассе пробивать. И ваши покупатели через полгода поймут, что в вашем магазине нет ничего интересного, уникального, и уйдут.
Анатолий родом из Одессы. В отличие от Ирины, он рос в максимально открытом городе. Сбегал с уроков, ловил рыбу на море, жарил мидий. И воистину сбегать было оттуда, откуда надо, – с понедельника по пятницу он учился в школе-интернате с английским уклоном. На улице – хулиган, в школе – отличник и комсорг. В нем вообще уникально сочетаются два начала: романтическое и ультрапрагматическое. Кажется, это так по-одесски. Анатолий сначала хотел быть летчиком, потом – физиком.
– Вы так и видели свое будущее – человек науки?
– Да, предельно ясно видел. Знал, к чему готовиться, знал, какие экзамены сдавать. Знал, что по русскому – изложение, потому что украинскую школу заканчивал. Потом либо МИФИ, либо МФТИ. Кандидатская, докторская, наука, казенная квартира, карьера. В то время не было никаких сложностей распланировать жизнь, потому что у всех был прогнозируемый путь.
– В итоге все пошло не по плану?
– До диссертации все шло по плану. Я ее написал, а защищать уже не стал. Уже было понятно, что все заканчивается. Ни финансирования. Ни нормальных ставок. Ни научной перспективы. Но семью кормить нужно. Вот эта жесткая необходимость, что нужно зарабатывать деньги, с одной стороны, и тотальная свобода предпринимательства – с другой, стали толчком к занятию бизнесом.
– Все-таки вы к моменту распада Союза были почти научной элитой. Мне просто интересно, как вы научились торговать ни с того ни с сего? Откуда это предпринимательство вообще берется?
– Социалистическая система образования. Она просто учила понимать природу вещей. Она исходила из того, что проблемы – это жизнь. Жизнь просто конечна – это проблема, а все остальное – формулы, расчеты, подсчеты. Все можно правильно посчитать и завершить. Физика – описание всех процессов, изучение и прогнозирование. Этим же я занимаюсь и в бизнесе.
– Вам не хотелось в науку вернуться? Сожаления не было, что из сферы открытий вы ушли в предпринимательство?
– Проблема в том, что когда ты уходишь… Это вот как спортсмен – ты перестал тренироваться, потом вернуться к той же самой физической форме очень тяжело. Нельзя останавливаться.