– Разве невозможно догнать?
– Можно, но зачем? Чтобы просто быть одним из? Каким-то – уже неинтересно. Всегда интересно быть первым.
– А в бизнесе появился вот этот драйв: быть первым?
– Конечно. Мы тут вообще первыми привезли импортную вакцину в нашу страну. Мы первыми привезли сюда нормальный профессиональный корм. Мы первыми привезли зарубежные витамины. Первыми стали на выставке, которую открывали. То есть молодые, зеленые, конечно, но первые.
– Это подпитывает?
– Еще как. Ведь ты оказываешься первым, кто человеку открыл глаза на те или иные знания, на то или иное поведение. Первый провел какую-то онлайн-лекцию. Ребята наши в университете первыми делают онлайн-тренинги, читают лекции, собирают аудиторию продавцов, учат, как вообще бизнес вести. Первыми университет организовали. В этом появляется дополнительный смысл. То есть смысл делать добрые дела – это одно. Продолжительность жизни домашних питомцев – это второе. Но когда ты не просто заботишься, а еще находишься среди первых – в этом и есть все смыслы. Приверженность к чему-то важному и новому – она всю команду вдохновляет.
– Вот интересно, здесь у вас в компании часто говорят о смысле бизнеса, ценностях и миссии. Разве не честнее сказать, что жить хорошо, а хорошо жить – еще лучше? И для этого нужно просто больше зарабатывать? Что в этом плохого?
– Ничего плохого. Мы какое-то время так и работали. До 2007 года были единственными представителями марки Hill's на нашем рынке. Это был наш голубой океан. Компания росла на шестьдесят – сто процентов ежегодно. И мы попытались сформулировать для себя: а зачем нам все это? Для того чтобы семья Головченко хорошо жила? Чтобы конкретные акционеры хорошо жили? Так мы уже и так хорошо жили. А дальше что? И вот где-то с 2006-го мы начали обретать свой смысл, шаг за шагом. Подход примерно такой: мы понимаем, что одни не выживем в этом мире, то есть мы не волки. Мы выживем только в том случае, если все в нашем кругу будут счастливы. Как раз в этом состоит философия семейной компании. Ты не можешь быть счастлив сам, если не счастлива вся твоя семья. А в нашем понимании семья – это все, кто с нами соприкасается и с кем мы хотим соприкасаться, то есть все клиенты, все кошки-собаки, птички-грызуны и даже рептилии. Всем в этой семье должно быть хорошо, и, если они счастливы, мы тоже счастливы. Но как только мы приблизились к осмыслению себя, иссяк наш голубой океан. Компания Hill's за четыре дня до конца 2006 года расторгла с нами одиннадцатилетний эксклюзивный контракт, добавив нам в компанию еще двух «партнеров». И мы потеряли все, что заработали. Кроме смысла.
К краху, который случился с «Валтой» в 2007 году, мы все же вернемся в отдельной главе – это достаточно эпическая история, которая повлияла на дальнейшее развитие валтовского древа. Оставим на время Анатолия в его спартанском гармоничном кабинете. Мне еще нравится присовокупить к этой картинке такую фразу Ирины о муже:
– У нас в быту разное представление о порядке. Я, например, могу после работы снять платье, переодеться в домашнее и забыть про это платье. Оно будет лежать на диване или где-то еще, а я уже пошла заниматься другими делами. Я точно знаю, что для Толи это беспорядок, но я не всегда держу это в голове. И знаете, что он сделает? Возьмет это платье и повесит его сам.
Круто же? По-моему, это – дзен.
Они. Начало
Пять лет в лучшем техническом вузе страны принесли Ирине несомненную пользу. Например, убедили ее в том, что она – гуманитарий. А еще познакомили с мужем.
Да и сама «Валта» – прямое следствие учебы в «ядерном» институте. В сфере зооиндустрии компанию иногда называют «мифической», потому что все основатели – выпускники МИФИ. Но обо всем по порядку.
МИФИ открыл свои двери в 1943 году. Тогда он назывался Московский механический институт боеприпасов. Готовили специалистов для советских военных, а затем – для атомных программ. На территории вуза даже есть научно-исследовательский ядерный реактор бассейнового типа.
Девочек в институт долгое время вообще не брали. Гендерное разнообразие одобрили лишь за пару лет до поступления Ирины. Правда, к работе с реактором все равно допускали только мальчиков.
Поступление двум подругам далось непросто. В Свердловске-45 были хорошие учителя, но уровень все равно недотягивал до столичных лицеев. Предстояло сдавать три экзамена. За сочинение и физику Ирина не волновалась, но математика…
– Когда я пришла на консультацию – это был шок: я не понимала, как подступиться хоть к какой-то задаче. Мы такого не решали. То есть совсем.
Подруги всерьез думали о том, чтобы бросить эту авантюру.
– Ленка (подруга) говорит: «Может, поехали уже отсюда?» Я: «Ну как это поехали? Зачем же мы приезжали? Сдать назад всегда успеем. Времени вагон. Из общежития не выгонят, пока вступительные экзамены не закончатся. Давай сделаем что должны, а там видно будет», – вспоминает Ирина.
Запах колбасы, которую она резала железной линейкой, заманил на общажную кухню пятикурсников – те проходили летнюю практику. Они вызвались поднатаскать девчонок в математике. В итоге самый сложный экзамен был сдан подругами на тройку. Главное – сдан! За сочинение и физику Ирина получила пятерки, и общий балл – 13 – стал для нее проходным (подруга прошла с 12).
Поступление далось непросто, но настоящие сложности только начались.
– Приходилось учиться всерьез. Вообще, если учиться по-настоящему – это везде тяжело. А не учиться везде легко. В МИФИ, чтобы сдать первую сессию, нужно было посещать лекции, библиотеку, делать домашку. Прогуливать не получилось бы никак.
Училась на стипендию. В МИФИ студентам платили больше, чем в обычных вузах, – 75 рублей вместо 63. Анатолий, кстати, получал Ленинскую стипендию – 130.
Ирина справлялась, но все больше понимала, что это – не ее.
– Я очень земная, material такая girl. Мне нужно что-то осязаемое. Например, аналитическая геометрия или линейная алгебра – это близко и понятно. Газогидродинамика, основа самогоноварения, – это мое, это я понимаю. Это можно, что называется, «пощупать». А все, что «пощупать» нельзя, например матанализ, давалось мне очень тяжело.
К тому времени, когда Ирина поняла это окончательно, она была уже не одна.
– МИФИ – это царство женщин, потому что на сто мужиков приходится одна девчонка. И каждая из них на подбор, наперечет, под запись, – вспоминает Анатолий.
Они встретились, когда Анатолий учился на четвертом курсе, а Ирина – на первом. Ни тот ни другая не могут вспомнить, как именно познакомились. Оба жили в общаге. Оба играли в волейбол: он за мужскую сборную вуза, она – за женскую. Скорее всего, на спортивной площадке и начали общаться. Хорошо, что Ирина в свое время не послушалась Валерия Августовича и не бросила спорт.
Когда Ирина была на четвертом курсе, поженились.
На следующий год Анатолий уже работал на кафедре. Молодая семья жила в общежитии.
Однажды муж пришел домой на обед и застал жену в слезах.
– Я кидаю ему учебник по квантовой механике и говорю: «Это невозможно понять! И такой объем, что просто выучить наизусть нереально». У меня прямо все «схлопывалось». Потому что, когда я что-то не понимаю, тупо зубрить не умею. Хотя память у меня очень хорошая. Но я испытываю большой дискомфорт, если что-то говорю, а за этим для меня вот ровным счетом ничего не стоит.
Анатолий немного поднатаскал Ирину в некоторых вопросах квантовой механики – и та сдала на пятерку.
– Но это был просто пер – попалось именно то, что мы разбирали, – признается Ирина. И добавляет: – А когда, слава тебе, господи, закончился этот матанализ – два с половиной года, пять семестров, – я перекрестилась.
Надо было получить блестящее техническое образование, чтобы осознать, что ты – гуманитарий. В итоге Ирина поняла, что ей больше интересны не цифры, а люди.
И в то же время отношения с цифрами у Ирины особенные.
– Я их понимаю. Чувствую. Могу взять таблицу, просмотреть и ткнуть пальцем в ошибку. Коллеги не понимают, как это у меня получается. Я говорю: «Вижу, что цифра неправильная, проверяйте». «Мы из 1С снимали данные», – отвечают. «Не знаю, что в 1С, а здесь ошибка».
Кажется, способность «чувствовать» все и предопределила.
– Мы, как мужчины, тем более физики, видим много сценариев развития всех процессов. – Анатолий имеет в виду, что все акционеры «Валты» – мужчины, выпускники МИФИ. – Множество вариантов выбора ставит нас в тупик по принятию решений. Процессы все вероятностны. И ты начинаешь в этом множестве вязнуть. У женщины такого нет. Она не заморачивается над теорией вероятностей и выбирает что-то одно.
– Как выглядела со стороны трансформация из студентки МИФИ в генерального директора? – спрашиваю я у Анатолия.
– Трансформация? А ее не было. Ирина – прирожденный лидер.
Начало 90-х – все нищие, и все хотят заработать. Компания молодых физиков живет в общаге. Открывают кооператив, берут общагу на хозрасчет, управляют ею как гостиницей.
– Тотальная свобода в бизнесе девяностых сильно отличается от того, что сейчас? – спрашиваю я хладнокровного одессита.
– Тогда каждый считал себя крутым чуваком, способным заработать денег. В этом было равенство всех со всеми. Понятно, что были бандиты, стрелки, дележ – это побочные явления. Главное – равенство возможностей. Все вокруг были нищими и бегали – пытались заработать. Сейчас, конечно, другая стартовая ситуация у молодых людей.
В подвале общежития устроили нечто вроде кафе для своих. Одновременно мозговой центр, офис и склад для бизнеса. Торговали всем, что попадется под руку.
– «Толик, блин, ты не знаешь, где купить транспортерную ленту для шахты? Меняют на 10 вагонов дерева». А у меня есть чувак, который готов из дерева делать мебель. А на мебель стоит очередь. То есть вот такая движуха. Главное – поднять денег, и неважно на чем. Например, мои друзья на плинтусах на квартиру себе смогли заработать.