проницательным человеком и объяснил Ролло, что происходит на самом деле.
— Французский король — едва ли не самый последний во Франции человек. С ним бесполезно говорить о мире. Настоящая власть находится в руках вассалов, графов и герцогов. Самый главный из них — Роберт, герцог Французский и граф Парижский.
Было непонятно: с кем все эти графы и герцоги? Они друг за друга или за короля? Всегда кто-то, где-то, с кем-то воюет. Когда король просит их объединиться против норманнов, они этого не делают. Ролло уже давно убедился, что именно разобщенность французов позволяет ему удерживать под своей властью долину Сены. Но только сейчас он в полной мере осознал, насколько слаб король Франции. Карл Простоватый не в состоянии собрать войско, поднять людей, ему самому приходится просить, унижаться, ставя на карту жизнь и честь всей Франции. Как правило, это не помогает. Когда на границе возникает опасность, все графы и герцоги начинают защищать только свои маленькие владения; на Францию им наплевать. Ролло хотел заключить договор с французским королем. Мудрый Витто дал ему дельный совет:
— Не думай ты о короле. Лучше обрати свое внимание на герцога Роберта Французского, он имеет гораздо большую власть и влияние. И, может быть, герцог как раз и убедит короля отдать тебе то, что ты хочешь.
Вскоре епископ упал с лошади и умер. Но он успел отправить несколько писем Полы к ее родственникам. Сначала никакого ответа не было. И лишь когда родился Вильгельм и Пола послала очередную весточку, пришла записка: «Все мы рады, что Пола жива и здорова, и желаем ей многих лет жизни». Про ребенка — ни слова…
Беда не приходит одна. Брат Дионисий, переводчик и преданный помощник Ролло, был оставлен заложником у французского короля во время одного из длинных и безрезультатных переговорных раундов. Дионисий умер в Лионе, так и не дождавшись освобождения. Ролло потребовал:
— Верните мне его тело, иначе я не отдам вам ваших французов-заложников.
Посол французского короля был в изрядном затруднении и сказал, что Дионисий уже похоронен, а тело нельзя выкапывать из могилы. Ролло не поверил; его послы поехали в Лион, чтобы выяснить правду. Они рассказали, что Дионисий умер мученической смертью. Французы пытали его как перебежчика и хотели выведать секреты норманнского войска. Поэтому и похоронили его так спешно…
— Французский король заплатить мне за его мучения! — И Ролло в гневе приказал ослепить трех французов, которые были его заложниками, а четвертый пешком повел своих несчастных товарищей домой в Лион. В переговорах между королем Карлом Простоватым и хёвдингом Ролло наступил долгий перерыв.
Пола тяжело переживала гибель Дионисия, своего любимого евнуха, учителя и друга. Витто тоже уже не было в живых. А те епископы, которые после него появились в Руане, были ей не в радость. Они относились к ней как к отступнице. Наверное, она и была в чем-то виновата. Ее так огорчала гибель Дионисия, она была до того расстроена и раздражена, что всю свою горечь обрушила на новых священнослужителей.
— Мне стыдно становится, что я христианка, — говорила Пола. — Я вижу, с какой жестокостью относятся христиане к своим единоверцам. Много раз в детстве я слышала рассказы, как язычники под влиянием евангельских заповедей принимали христианство. «Посмотрите, как они любят друг друга!» Да ничего подобного! Кто замучил Дионисия? Я буду права, если скажу Ролло, чтобы он всех вас выгнал из Руана и продолжал поклоняться своим языческим богам: Одину, Тору и Фрейру.
Пола пожалела о своих словах и попросила прощения. Но ее так никогда и не простили, несмотря на то, что она усердно и ревностно выполняла все обряды, много молилась, делала богатые подарки монастырям и соборам.
Прошел год. Герлог и Вильгельм росли. Они были счастьем Полы. Но мир так и не наступал, война прерывалась лишь на короткое время. Враги сжигали своих мертвецов или хоронили их, вооружались, объезжали новых лошадей, рожали детей и ждали следующего похода. Часть города Ролло перестроил. Он укрепил Руан новыми крепкими стенами. Многие ярлы построили себе подобия домов, но никто из них не жил настоящей оседлой жизнью. Пола помнила, какое удивление вызвал ее приказ посадить в Руане яблоневый сад.
— Ну конечно, ты же отсюда родом, — говорили норманны.
Все они жили одним днем. В любую минуту были готовы сняться с места и двинуться в путь. Единственным человеком, который жил несколько по-другому, был Ботто. Он обосновался в Бауэксе и отстраивал поверженный город, ее свадебный подарок. Он приезжал в Руан и каждый раз с горящими глазами рассказывал о своих успехах.
— Скоро Бауэкс станет в сто раз лучше и красивее, чем раньше.
Многие датчане помогали Ботто.
— По-французски в Бауэксе больше не говорят, — заявлял Ботто гордо, — за исключением моей жены и некоторых других француженок, тоже взятых в жены моими воинами. Ты, Пола, должна приехать и посмотреть, я ведь все это делаю ради тебя.
— А что может подумать Адель, как ты полагаешь, если я приеду в Бауэкс?
Он выпил из рога, долго молчал, прежде чем ответить.
— Ты знаешь, только ты так думаешь, что Адель тебя не любит, — ответил он, утирая рот рукавом. — Она скучает без тебя, только тяжело переживает, что ты — графская дочь, а она сама — низкого происхождения. Адель почему-то никак не может понять: все люди равны. Мы, викинги, в этом уверены. Когда я ей говорю, что я настолько же хорош, насколько и твой отец — граф, она смеется надо мной.
— Может быть, я такая же дура, как Адель. Но объясни мне, почему норманны держат рабов, а сами говорят о каком-то равенстве.
— Это само собой, — ответил Ботто. — Сначала самые бедные крестьяне, потом воины и ремесленники, а потом тот, кто сверху: ярлы и тот, кто на них похож, — он руками показал, какой огромной может быть разница между людьми. — Совершенно естественный порядок. Рабы могут откупиться и стать свободными или каким-то образом заслужить освобождение. А воин может так себя проявить, что будет настолько же почитаем, как ярл или граф. Все зависит от удачи и сообразительности. Например, какой-нибудь графский или королевский сын может пасть так низко, что ему никогда больше не подняться, независимо от того, кто его отец. Я хочу, чтобы ты знал: я считаю Ролло самым великим вождем викингов. При этом не считаю себя хуже. Я такой же, но он все-таки — высочайший хёвдинг. А я, между прочим, никогда не позволю никакому французскому герцогу смотреть на меня через плечо.
Он выпил еще. Она с трудом сдерживала смех. «Дева Мария, эти норманны, они так пекутся о своей чести, что из-за любого пустяка хватаются за меч. Шуток они не понимают, насмешки смывают кровью». И Пола вспомнила, как Ролло возмущался, когда она позволяла себе дурачиться или неуважительно говорить о его богах. А этот случай с молодым воином? Свейн пошутил, задев достоинство Ролло. Все хохотали. Ролло окаменел, а Свейн все продолжал смеяться. Когда Ролло поставил свой кубок и яростно уставился на него, было уже поздно.
— Хорошо, над чем же ты смеешься?
— Все смеялись, — Свейн пожал плечами и сделался тише воды, ниже травы.
— Я не смеялся, — продолжал Ролло. — Как ты думаешь, почему?
— Я не зна-а-аю. Это ты должен сам знать, почему смеешься или не смеешься.
— Хорошо. Отвечай, почему ты смеялся?
— Я смеялся потому, что другие смеялись.
— Без всякого повода? Ты не знаешь, почему все смеялись? Так, что ли?
Свейн уже начал понимать, что Ролло говорит всерьез.
— Да-а-а, я просто не смог удержаться и расхохотался.
Ролло поднялся, подошел к Свейну, обвел рукой весь зал и сказал торжественно:
— Ты думаешь, эти воины могут вдруг расхохотаться ни с того, ни с сего?
— Не-е-ет, ну-у-у. Может быть, так получилось…
— Свейн Сонисон, — прервал его Ролло, — можешь взять свое оружие, но лошадь оставь. Ты должен покинуть нас. Ты все понял?
Да, Свейн все понял, и никто из воинов не посмел встать и защитить его. Пола тоже не смогла ничего сделать. Она понимала, почему Ботто считает Ролло самым великим хёвдингом. Потому что он был человеком железной воли, и она сама не раз это почувствовала…
Теперь я, Хейрик, все-таки должен кое-что объяснить. Хочу попросить у вас минутку внимания. Пола, которая никогда не была с Ролло ни в одном походе, конечно же, не могла понять, почему он пользуется такой беспрекословной властью и таким уважением. За год я слышал про хёвдинга много рассказов от машка Ботто, хотя о самом Ботто я еще не говорил вам ничего, что несколько умаляет его значение. Однако хочу отметить: Ботто был одним из главных людей при Ролло, и надо отдать ему должное, всегда выполнял свой долг молча и никогда не поднимал вокруг себя никакой шумихи. Ботто, как никому другому, был известен секрет Ролло. Во всех набегах и сражениях он всегда был рядом с Ролло. Вот что рассказывал мне Ботто:
— В самом начале ничего такого примечательного в Хрольве не было, но он вел наш корабль и был более умелым и добросовестным, чем кто-либо другой. Он знал, когда следует быть мягким и добрым, а когда твердым и жестоким. Сначала мы заметили его удивительную гибкость, умение поладить с англичанами. Когда он описывал наши несчастья, то было такое впечатление, что даже стены вот-вот начнут рыдать. «Серебряный язык» — так мы стали называть Ролло. И еще: когда он слушал кого-то, то всегда делал это с удовольствием и все понимал, даже если говорил чужеземец. «Толмачи могут быть разными. Важно научиться понимать самому», — так он считал.
Я спросил Ботто:
— Неужели ты думаешь, что только своей красивой речью один человек может объединить десятки тысяч людей и заставить их подчиняться?
— Нет, конечно, все произошло после того, как Хрольв увидел вещий сон. Очень он верил в этот сон и стал похож на самого бога Тора, борца с великанами, могучего защитника слабых. Хрольв сражался с нечеловеческой силой, никто из нас не подвергал себя таким опасностям. Мы никогда не забывали, что тоненькая ниточка нашей жизни в любой момент может оборваться. Хрольв вел себя так, будто точно знал, что бессмертен. Он стремился добиться исполнения своего сна. И все, за что бы он ни брался, получалось замечательно. Так же, как и все, что он бросал, было обречено. Но самое главное — у него было бездонное везение в бою. О нем ходили легенды, мол, боги сделали его неуязвимым. Кто же не пойдет за таким хёвдингом и не будет сражаться рядом с ним?