— Да говорю же тебе. Я не уверен, что туда доберусь, — Одо начинал сердиться. — А замок, если случится что-нибудь плохое, осаду выдержит. Помни: норманны — сущие дьяволы. Опасны, как самые хитрые лисицы. Не знают ни жалости, ни сострадания. Они могут наброситься на нас по дороге, и если ты, мое дорогое дитя, попадешь к ним в лапы, ничего не может быть ужаснее. Они набрасываются на любое существо, которое увидят, хватают всех подряд. За неимением лучшего, им сгодятся и телки, и овцематки. Так что оставайся-ка ты лучше здесь. Горожане отвечают за ворота и стены, слуги присмотрят за тобой; тот, кто будет свободен, приготовит еду и подаст на стол. Все, хватит разговоров! Смирись и повинуйся! Твоя покойная мать не стала бы спорить.
Пола состроила недовольную гримасу за спиной отца. И без того плохо жить без матери, можно было бы обойтись без воспоминаний и не искать поддержки у мертвых…
Вождь викингов, хёвдинг Хрольв, которого воины и близкие люди называли просто Ролло, знаменитый военачальник, непобедимый Ролло, был недоволен. Осада Парижа потеряла смысл. Воины превратились в настоящих бандитов. Конечно, нельзя не подумать о пропитании, об удовольствиях, можно прихватить пленников и кое-какие ценные вещи, — на то и война. Но куда это годится? Все в округе сокрушили и уничтожили. Того и гляди, наступит голод. Толпами бродят проходимцы с английских островов, рассчитывают поживиться за чужой счет.
Особенно возмущал Ролло брат его родного отца, Хулк. Старикашка, похоже, совсем выжил из ума. С Парижем не справился. Крестился, получил дорогие подарки и пустые посулы. А сам тайно приносит жертвы Одину и Тору. Преспокойно продолжает разбойничать. Хулк пустил по ветру грозную славу викингов. Кто захочет вести переговоры с вождем, который не верен своему слову? А замки? Нельзя добиться победы, пока у тебя в тылу остаются непокоренные крепости. Удобные укрытия, где прячутся французы. Выскочат из-за стен всадники — нескольких викингов как не бывало. Через минуту-другую живые и невредимые скроются за воротами и снова выжидают. Бауэкс — такое подлое место. Не самый близкий и, может быть, не самый опасный замок, но…
— Бауэкс! Бауэкс! — сквозь стиснутые зубы с присвистом повторяет Ролло.
Между ним и этой крепостью стоит что-то большее, чем обычная неприязнь к противнику и желание положить его на обе лопатки. Опозоренный Ботто. Вынужденное перемирие. Этот отчаянный народец, который отбивается диким, немыслимым способом. Ненормальные женщины, которым нужно во что бы то ни стало унизить воина. Они заплатят за все! Заплатят полной мерой! Париж получил подкрепление из Бауэкса? Париж готовится к обороне? Чего лучше! Значит, настало время атаковать Бауэкс. Там осталось мало защитников. Они не устоят.
— Немедленно собрать совет! — приказывает Ролло.
Был назначен день, разработан план приступа, подготовлено оружие. Ролло знал: на этот раз он должен, наконец, перевалить через окаянные стены Бауэкса…
Пола настолько растерялась, что совсем забыла об опасности. Интересно, смогут ли горожане устоять? Сейчас, когда отец уехал вместе с большей частью гарнизона, все чувствовали себя неуверенно. Она смотрела вниз и видела, как мужчины и женщины с топорами и пиками снуют в растерянности вдоль городской стены, пытаются собраться с силами, вспоминают о своих обязанностях и спешат кто куда. Сама же она никак не могла сдвинуться с места. Оттуда, где были защитники, доносились визгливые крики.
— Кто проворонил? Почему погас огонь?
— Смола остыла! Это же не моча какая-нибудь!
По другую сторону стены, на приличном от нее расстоянии стояли норманны и как бы в замешательстве смотрели на город. О чем они думали? Неужели решили отменить атаку? Может быть, помогли молитвы, и Дева Мария остановила их или удерживает до того времени, пока жители Бауэкса успеют приготовиться к обороне?
— Госпожа-а-а! Моя юная госпожа-а-а! — истошным голосом закричал кто-то за спиной у Полы. Она обернулась, увидела свою кормилицу. Старуха бежала к ней и размахивала руками, как ворона крыльями.
— Скорее! Спрячемся! Язычники! Они выстроили огромные лестницы с той стороны стены. Будут в городе с минуты на минуту. И не стой ты там на виду: стрела заденет, когда меньше всего ожидаешь!
«Прятаться?! Зачем? Рано или поздно все равно найдут. Лучше, чтобы схватили открыто, чем дожидаться, пока тебя вытащат, как паршивого, трусливого котенка», — подумала Пола.
Вдруг словно гром грянул среди ясного неба. Раздался боевой клич норманнов. Они кричали «Вперед» и еще что-то, чего она не могла разобрать. Холод пробежал по спине, подогнулись колени, в ушах зазвенели дикие вопли кормилицы. Все произошло в мгновение ока. Первые норманны перелетели через стены, рванулись к порту, открыли ворота. Стремительно ворвались все остальные, которые ждали снаружи. Пола стояла, смотрела, и ей казалось, что все это творится не здесь, не в ее родном городе, и что тело ее сейчас находится где-то в другом месте. Однако она ошибалась, тело было на том самом месте. Норманн, взобравшийся на стену, остановился и расплылся в улыбке. Через секунду он уже волочил ее вниз по лестнице. Она пыталась вырваться, ударить его, орала ему прямо в ухо. Он даже не остановился. Туника сползла с нее, вот и все, чего она сумела добиться. Воин заметил ее наготу и с ухмылкой запустил руку между голых девичьих ног.
«Ну вот, — подумала она, — теперь мне предстоит та самая участь, которой так часто пугал меня отец».
Пока она билась в его грубых руках, туника обвила голову. Так она и металась с закрытым лицом, не заметив, как они очутились возле реки. Он смаху бросил ее на землю. Голова все еще кружилась. Повсюду лежали связанные веревками защитники крепости. Еле сдерживаясь, они бормотали проклятия. Над ними громко рыдали женщины и дети. Целая гора добычи лежала справа от нее и росла на глазах. Все новые и новые воины возвращались из города с поживой. Она узнала какие-то вещи из своего родного дома. С одной стороны из кучи торчало их шикарное серебро. Сверху на ворохе одежды лежала медвежья шуба отца. А вот, дьявол его побери, какой-то высокорослый весельчак показывает всем ее самый дорогой браслет.
Наконец, она поняла, что ее бросили к ногам человека, сидящего на стуле. Не связали, не отправили в загон для женщин. Стул — первое, что она разглядела. Потом мускулистые ноги, крест на крест перевязанные ремешками. Натягивая на себя соскользнувшую тунику, Пола рискнула окинуть взглядом всего мужчину. Он сидел с обнаженным торсом и держал шлем на коленях. По его груди струился пот. Он, конечно, участвовал в штурме. Но был ли он предводителем? Во всяком случае, он, несомненно, единственный из всех норманнов не стоял, а сидел. Но вот он встал, наклонился и поднял ее. Она не сопротивлялась. Он резким движением сорвал с нее тунику, и Пола, обнаженная и босая, оказалась на самом виду у норманнов и пленных горожан. Она не стала закрываться руками и прикрывать грудь, как это сделала бы всякая девушка на ее месте. Злые языки осудили бы ее, если бы только им представилась такая возможность. Однако она не чувствовала никакого стыда или позора, скорее некую жажду, сильное нетерпеливое желание. Сейчас ее будут рассматривать! Но не сама же она выставила себя напоказ! Потихоньку она начала поглядывать на своего оценщика. Мгновенно отметила: «Возраст моего отца, жилистый и стройный. Почему я считала, что все норманны — волосатые и толстопузые?» Она была слегка разочарована. Неужели такой, по виду обычный человек может повелевать?
Они стояли друг против друга, близко, лицом к лицу. На его загорелый лоб свисали пшеничные пряди волос, глаза сверкали любопытством. Он вытянул вперед правую руку, взял девушку за подбородок и повернул ее голову сначала вправо, потом влево. Приблизился и провел руками по талии и бедрам, как будто снимал мерку. Она сжала колени и напряглась в ожидании. Но он ограничился только тем, что погладил ее по животу и остановил свой палец на самом чувствительном месте. Она пошатнулась, ей показалось, что земля уходит из-под ног. «Если он надавит, то почувствует мою внутреннюю влагу», — подумала Пола и покраснела. Кровь прилила к лицу, но она не осмелилась посмотреть вниз на свое тело и так и не узнала, покраснела ли она вся. Когда дело дошло до самого ужасного, и палец его был уже почти там, она смущенно подняла на него глаза.
— Девственница? — спросил он улыбаясь.
«Надо же! Заговорил на христианском языке. Конечно, «девственница» — самое необходимое слово для такого грабителя и хапуги, как этот!» Она хотела поддразнить: «А ты что, сам не можешь выяснить?» — но сдержалась.
— Ничего, со временем узнаю, — пробормотал он.
Она не поняла и могла только догадываться. Когда он убрал руки, она почувствовала какое-то сожаление, не отдавая себе в этом отчета, не понимая почему. Все так же улыбаясь во весь рот, он обошел ее вокруг. Отступил на несколько шагов и оглядел со стороны. Через плечо она следила за его движениями. А вдруг он прикидывает, сколько можно выручить за продажу? Ужас пронзил ее. Он прошел слева и мимоходом погладил ее пониже спины. Затем он сделал нечто такое, до чего она никогда бы не додумалась: он поднял ее правую руку и понюхал подмышку. Запах теплого юного тела ударил викингу в нос, но это, по всему было видно, ему понравилось. Она еще раз взглянула на него и успокоилась. Он не продаст ее, оставит для себя, и она поняла, что хочет этого.
Их улыбающиеся глаза встретились. Неужели он еще колеблется? Она готова была сделать все что угодно, только бы он решил взять ее. Ей хотелось убедить его, но она не знала, как с ним говорить. У нее не нашлось бы слов, чтобы выразить свои чувства. Даже если бы он понимал ее язык. Он наклонился, поднял тунику с земли и набросил на нее. Сказал что-то и повернулся к своим людям. Показывал куда-то, жестикулировал, все с удивительным юмором. Пола стояла на прежнем месте и дожидалась своей участи. Что-то должно было произойти. Но что?
Между тем, рослый мужчина с бритой головой вылез из лодки. Наверно, монах, и с ним можно поговорить. Но о чем? Монах подошел, внимательно выслушал норманна, повернулся к Поле.