Я отламываю крошечный кусочек свежего эвкалиптового листа и тщательно его пережевываю. Он резко наполняет рот ароматом и острым, перечным вкусом. Старые листья более твердые, их труднее жевать, и они гораздо более горькие. Я выплевываю лист и прополаскиваю рот, а затем пью кофе. Сделав глоток, я понимаю, что кофе гораздо более горький, чем лист. Помимо освежающего эвкалиптового запаха и общей твердости, листья кажутся не менее вкусными, чем горький салат радиччио или горчица сарептская с моего огорода.
Возможно, мы, приматы, не лучшие судьи о том, что считать горьким, а что – ядовитым. Кофе, шоколад, чай и чили – мы создали целые культуры вокруг употребления в пищу того, что есть не следует, мы едим яды, которыми растения защищаются, а затем извращенно наслаждаемся возникающей болью.
Похоже, восприятие вкуса коалами покрыто еще большей тайной, чем их обоняние. Нет никаких заметных внешних органов, и я не могу найти никаких исследований вкусовых рецепторов коалы. Но зачем мне это? Коалы едят эвкалипты. Наверняка они все почти одинаковые на вкус.
Однако очевидно, что нет, иначе коалы не были бы так придирчивы к видам эвкалиптов, конкретным деревьям и определенным листьям, которые они либо едят, либо категорически не едят. Как они узнают, в каких листьях содержится оптимальное количество воды и питательных веществ – и, что важно, наименьший уровень токсинов, – если не ориентируясь на вкус?
Единственные исследования вкуса, которые мне удалось найти, – это генетические исследования, предполагающие, что сумчатые более чувствительны к горечи, чем другие млекопитающие. У коал, в частности, хорошо развиты рецепторы умами и сладкого. В том, чтобы чувствовать горечь, есть определенный смысл. Предположительно, это позволяет коалам определять уровень токсинов в листьях эвкалипта и питательную сладость молодых листьев, насыщенных сахаром. Но не совсем понятно, зачем коалам повышенная чувствительность к вкусу умами. Умами – это пятый основной вкус после сладкого, кислого, соленого и горького. Глубокий, землисто-соленый вкус характерен для глутамата, содержащегося в ферментированных соевых соусах. Глутамат – многофункциональная аминокислота, широко используемая в процессах метаболизма растений и животных, а также играющая важную роль в передаче сигналов растениями. В частности, он помогает растениям «чувствовать», когда их едят, чтобы они начинали защитную атаку.
Я не знаю, есть ли у эвкалиптовых листьев привкус соевого соуса или коалы используют этот запах, чтобы отбраковать листья, которые вот-вот станут невкусными. Внезапно рацион из листьев эвкалипта выглядит гораздо интереснее, чем я себе представляла.
А еще нельзя не сказать про осязание. Самое древнее и, возможно, наименее оцененное из основных чувств, оно проявляется даже у простейших одноклеточных организмов. Мы полагаемся на осязание, когда мир погружается во тьму, и с помощью касаний мы ищем свое место, поддержку и стабильность – эмоциональную и физическую.
Наверняка осязание играет важную роль для животного с папиллярным узором на пальцах и вибриссами. У коал не так много вибриссов, но больше, чем у нас. Люди – одно из немногих млекопитающих, у которых полностью отсутствуют длинные, сверхчувствительные подвижные вибриссы на лице. Больше всего вибриссы ценны для животных, которые живут в темном, запутанном мире, таких как крысы и соневые. Вибриссы помогают им найти правильное положение ног при лазании, ходьбе по краю обрыва или перелезании через канаву или щель, а также определить предмет, расположенный очень близко к ним. Несомненно, для выполнения подобных задач ночной коале, обитающей на верхушках деревьев, было бы полезно иметь вибриссы, не так ли? Или вибриссы не так полезны в поиске лучших листьев в огромной кроне дерева, как чувствительный нос и лапы?
Если говорить обо всех базовых чувствах, то осязание – единственное, необходимое для нормального здорового развития. Младенцы, рожденные слепыми, смогут адаптироваться, равно как и глухие или с нарушениями восприятия запаха или вкуса, но дети, лишенные осязания, не смогут развиваться. Как и у приматов, детеныши коалы цепляются за свою мать на протяжении всего периода младенчества и даже больше, если учесть время, которое они растут в сумке. Я помню душераздирающие эксперименты Гарри Харлоу в 1960-х годах, которые он проводил с детенышами макак-резусов, лишенных матери. Он продемонстрировал важность тактильных навыков для безопасности. Я не могу представить себе, чтобы кто-то лишил детеныша коалы возможности осязать.
Выдающийся биолог дикой природы и один из первых исследователей коал Эллис Троутон задокументировал историю семьи Фолкнеров, которые взяли к себе трехмесячную коалу. Впоследствии они обнаружили, что, оставаясь одна, она постоянно плакала. Поэтому они соорудили для нее подушку, завернутую в шкуру коалы, на которой детеныш с удовольствием спал, а позже они дали ему большого игрушечного плюшевого мишку для сна. Сейчас у тех, кто лечит и спасает коал, существует стандартная практика, когда после операции или травмы пациентам дают полено, обернутое полотенцем, за которое можно зацепиться. На протяжении всей взрослой жизни они цепляются за деревья, буквально нащупывая свой путь по жизни.
Моя свекровь обычно называла большой эвкалипт в парке напротив своего дома «деревом для обнимашек». «Не забудьте обнять эвкалипт», – говорила она внукам, когда те шли на детскую площадку. И дети обязательно обхватывали ствол, прижимались щеками к гладкой полированной коре, закрывали глаза и улыбались. Даже взрослые не могли удержаться, чтобы не погладить дерево, когда проходили мимо него; и мы чувствовали, как крошечные зазубрины вибрируют под ладонью.
Я не могу себе представить, что чувствует коала, когда прислоняется к дереву: безопасность, когда когти погружаются в кору? тепло солнца или прохладу тени? надежную ветку за спиной? Могут ли они почувствовать свежесть выбранных листьев или насколько прочна ветка, на которой они сидят? Я не знаю. Но я точно знаю, что коалам, как и всем нам, нужно за что-то держаться, будь то дерево или тепло другого существа.
Часть VВсе меняется
Предания расходились вверх и вниз по торговым путям восточного побережья, где жил народ юин, от территории племени бидхавал на юге до дхаравал на севере. Первые сообщения поступали оттуда, где побережье резко поворачивало от холодных южных течений к теплым водам с севера. Плавучий остров, на котором росли огромные белые деревья, был уже совсем близко, достаточно, чтобы можно было разглядеть существ, карабкающихся по ветвям. Может быть, то были коалы или опоссумы?
Это был сезон Маррай’ган, названный в честь крапчатых сумчатых куниц, или кволл. Начались прохладные дожди, и было слышно, как кволлы зовут своих собратьев в лесу. Люди начали спускаться к побережью; они думали, как бы обновить меховые плащи и коврики шкурами опоссумов и коал, пока те наблюдали за странными посетителями.
Темная туча опустилась на море, и духи предков – три огромных смерча – поднялись из глубин и вспенили бурные воды. Предки в гневе плясали и кружились на море, их прозрачные тела мелькали в облаке темного тумана, как будто все сильнее отдаляя остров.
Остров исчез на севере, и люди послали вести о приближении тревожного знака, сначала с помощью дыма, затем отправив гонцов дальше по побережью. Остров оказался снова виден в районе деревушки Киолоа; он был достаточно близко, чтобы можно было разглядеть, как древесные существа принимают человеческий облик, хотя сказать, были они бледными, как духи, или темными, как люди, невозможно. Это был вовсе не остров, а огромное каноэ, большое, как будто бы военное. Люди зажигали костры вдоль пляжей, старейшины подходили, неся с собой всю мудрость и знания, а каноэ подплывало все ближе. Море вздымалось тяжелой волной, бросая огромное каноэ то в одну, то в другую сторону, как будто пытаясь оттолкнуть его назад, но оно все равно приближалось. И ровно в тот момент, когда казалось, что оно вот-вот подойдет к берегу, ветер подул с гор и отнес каноэ в море, снова к северу.
Каноэ то появлялось, то исчезало из виду на краю моря. Люди несли вахту вдоль берега, отслеживая приближение судна и зажигая по ночам фонари, чтобы не дать ему приблизиться. Каноэ дразнило их, то приближаясь, то снова удаляясь, то разворачиваясь и бросаясь прямо на них, как разъяренный мифический кит Вондангар, когда другие животные украли его лодку. Он подошел ближе к берегу в Вулунгах, и каноэ поменьше, точно такое же, как то, на котором сильная коала Куррилва сбежала от Вондангара и благополучно доставила людей на сушу, направилось к пляжу.
В каноэ, однако, были совсем не предки. В нем стояли бледные существа, напоминающие духов, они кричали и звали к себе, и с их тел свободно свисала мертвая кожа. Женщины поспешили укрыть детей в безопасном месте в лесу, а воины заняли свои позиции за деревьями на берегу, готовые атаковать демонов из другого мира, когда те подойдут к берегу.
Но демоны не причалили. Море вонзило в берег зубы, и демоны поплыли прочь.
Наконец, несколько дней спустя, существа из гигантского каноэ высадились в Камае, в землях дхаравал. Бледные призраки не просили разрешения войти в поселение. Они не сидели на краю берега и не ждали, когда к ним подойдут старейшины. Они бродили топоча по пляжу, издавая громкие звуки, не обращая внимания на людей из дхаравала, которые велели им убираться. Они не понимали языка. Они бросали в людей гальку и камни и все время что-то кричали. Они проходили через поселения, крали копья, рыскали по хижинам и каноэ. Они преследовали женщин и детей, наблюдавших за происходящим с деревьев. Они оставляли на земле маленькие частички самих себя, которые затвердевали, превращаясь в бусинки и палочки, и их невозможно было сломать.
От них не было спасения. Они бродили повсюду, к местам рыбалки и жилищам вокруг залива. Люди-призраки вырыли маленькие ямки в песке и преследовали всех, кого видели. Они охотились на животных, которых не имели права убивать, и собирали растения, которые нельзя было есть. Они часами делали вещи, которые не имели никакой цели. Возможно, то было какое-то колдовство. Люди дхаравала пытались не обращать на них внимания. Они покрывали себя белыми церемониальными знаками, создавали себе защиту, не обращали внимания на злобных существ в надежде, что те уйдут. Мужчины бросили копья, чтобы отправить их восвояси, но демоны выстрелили камнями из огненных глаз и ранили мужчин. Итак, все держались на расстоянии от них и ждали.