Я пыталась объяснить встревоженным друзьям, что существует много животных, находящихся под угрозой исчезновения, но коалы пока не относятся к их числу.
– Но мы должны помочь коалам, – говорили они.
Деньги на помощь коалам поступали вагонами. После лесных пожаров на острове Кенгуру местный парк спасения дикой природы начал кампанию по сбору средств, надеясь собрать 15 000 долларов, чтобы «помочь спасти коал и дикую природу острова Кенгуру». Они собрали 2,3 миллиона долларов. Крошечная семейная организация из двух человек внезапно переросла в масштабную спасательную операцию. Эти ресурсы значительно помогли раненым коалам выжить, при этом помощь досталась и другим видам дикой природы; на острове обустроили новые места обитания животных и разработали долгосрочные стратегии помощи коалам.
Больница для коал Порт-Маккуори запросила помощь в размере 25 000 долларов для «коал, страдающих от засухи и недавних пожаров», в итоге они собрали 7,9 миллиона долларов. Это огромные деньги для пунктов водопоя и маленькой больницы. Я читала сотни комментариев онлайн от доноров, восхищающихся этими созданиями, и меня поразило, насколько разные люди жертвовали деньги коалам: сельский дом престарелых в Новой Зеландии, котокафе в Японии, дети из Великобритании, которые пекли торты и отдали вырученные деньги, или дети из США, пожертвовавшие деньги, полученные на день рождения. Миллионы людей хлынули в Австралию после того, как Барак Обама написал в твиттере об австралийских пожарах и о том, как они повлияли на дикую природу. Австралийские агентства дикой природы и защиты животных получили почти 200 миллионов долларов за работу по спасению коал, а также многих других животных.
– Коалы – крошки на миллион долларов, – говорит мне коллега. – Они собирают больше средств, чем любой другой вид в мире.
Для защиты окружающей среды денег никогда не бывает достаточно: они необходимы, чтобы обеспечить контроль за интродуцированными растениями и животными, которые наносят большой ущерб местным видам, мониторинг вредителей, распространяющихся с соседних территорий, незаконной застройки и обустройства парков, контроль эрозии и восстановления ущерба после, мониторинг видов, планирование мер при пожарах, проведение исследований, обучение и информирование людей, внедрение новых, улучшенных методов работы, а также понимание, что осталось и как предотвратить исчезновение видов. Все видят картины пламени и сожженных животных, но постепенное, ежедневное исчезновение деревьев, жилая застройка, разрушение среды обитания остаются в значительной степени незамеченными. У нас гораздо лучше получается спасать животных в случае катастрофы, чем от опасностей, которым мы сами их подвергаем.
Дополнительные деньги помогут спасти многих животных, которые в противном случае погибли бы. В Новом Южном Уэльсе использовали специально обученных собак, чтобы обнаружить раненых или голодающих коал. На острове Кенгуру многих животных нашли благодаря воздушной съемке тепловизором, потому что там коалы забирались на голые стволы даже после того, как наземные бригады уже их обыскали.
Работа с обгоревшими во время пожара животными морально очень тяжела как для фермеров, так и для тех, кто ухаживает за дикой природой. Многих приходится усыплять, но даже многие из тех, кого лечат, погибают. Крупный рогатый скот, овцы и кенгуру не выживают, если у них обгорают или сломаны конечности. Вероятность выживания любого животного зависит от тяжести ожогов, уровня инфекции и перенесенного стресса. И проблемы вызывают не только видимые ожоги. Сосед, переживший пожар в «черную субботу» в 2009 году, рассказывает мне о том, как сотрудники больницы тщательно проверяли его ноздри, прежде чем заняться обожженными руками.
– Да, очевидно, если у вас сгорели волосы в носу, вы надышались, – сухо говорит он. – Это значит, что обгорели легкие.
Я вспомнила, что в тот день неподалеку у моей подруги погибли лошади. Загон был убран, и они должны были быть в безопасности, но сгорели от перегретого воздуха. Всегда сложно решить, что гуманнее: усыпить раненое животное или помочь ему восстановиться. В конце концов все сводится к тому, насколько больно будет животному, а также можно ли будет его вернуть в дикую природу и что необходимо для ухода за ним. Государственных ресурсов едва хватает на уход за здоровыми дикими животными, не говоря уже о раненых. Пожертвования и добровольная помощь восполняют недостающее.
Реабилитация коалы – процесс длительный. Чтобы выздороветь после ожогов легких, требуется месяц или два постоянного ухода. И даже после восстановления необходим мониторинг и проверка здоровья. Дополнительные ресурсы не менее важны. Выживаемость коал, обгоревших во время пожара, когда-то оценивалась менее чем в 40 %, даже когда их лечили, но после пожаров «черного лета» 2019–2020 годов выжило более половины коал, привезенных для лечения на остров Кенгуру.
Но это лишь временная отсрочка. Никакая забота мирового сообщества не заменит утраченный лес, независимо от того, как он пострадал: от строительства автострады, от застройки или был сожжен в результате периодических лесных пожаров, которые не дают деревьям шанса восстановиться. Что произойдет следующим летом, когда снова начнется сезон пожаров?
Опыт прошлых лесных пожаров научил меня держаться от леса подальше. Эвкалипты слишком огнеопасны, чтобы жить рядом с ними. Пока я по-прежнему живу в зоне, подверженной пожарам, окруженной заповедником с юга и востока, водосборным резерватом с запада и зоной, поросшей кустарником, с севера. Соседние участки – открытые сельскохозяйственные угодья, и мы держим все легковоспламеняющиеся деревья по крайней мере в 100 метрах от дома. Это существенный буфер, который может спасти жизнь в случае пожара. Это роскошь, которой нет в дикой природе.
В январе 2021 года я наблюдала, как темные суровые дымовые столбы вздымались над южной границей нашей территории. Золотое сияние освещало клубы дыма снизу. Помимо прерывистых звуков самолетов и пожарных машин я слышала рев огня, выходящего из заповедника и направляющегося вверх по оврагу в нашу сторону.
Большая стая траурных какаду пронеслась над головой: 30 или 40 птиц направлялись на север. Они не издали ни одного характерного для них протяжного стона или крика, похожего на кудахтанье. В пустом небе не было слышно ни звука. В этот день только их метровые крылья мерно хлопали, птицы пролетали в абсолютной тишине, будто копили силы для долгого перелета.
Вскоре над головой пронеслись стайки мелких птиц, слишком маленьких и быстрых, чтобы можно было определить, кто это был. Птицы тревожно щебетали. Возможно, какие-то из них были окольцованы местными орнитологами, более 30 лет отслеживающими развитие отдельных птиц в местном заповеднике. Я задавалась вопросом, сколько из них переживут потерю гнезд в буше. Пару мгновений спустя к дорожке, ведущей к дому, прискакали толпы кенгуру. Они с невероятной скоростью практически пролетели через участок, и их внимание было сосредоточено на кустарнике в задней части участка. По крайней мере, у них был шанс избежать непосредственной опасности от пламени.
Я не увидела ни одного более мелкого и медлительного наземного животного, ни рептилий, ни млекопитающих. Огонь двигался слишком быстро, и они не успели убежать. Кто-то, возможно, спрятался под землей или вдоль берегов ручьев. А кому-то удалось забраться в пустые стволы больших деревьев, они обычно сохраняются, если пожар не слишком сильный. Но коалам было бы негде спрятаться, некуда идти и убежать. Они бы сидели на своих деревьях, когда вокруг них поднимались жар и пламя, как на вершине собственного погребального костра, наблюдая, как он горит внизу. У них не было бы шанса спастись.
Огонь подошел ближе около девяти часов вечера, осветив горизонт багрово-оранжевым сиянием. Соседи боролись с пламенем, спасая свои дома, когда пожар окружал их. Кто-то ушел раньше. Большая часть домов была хорошо подготовлена и уцелела, но два сгорели. Ночной воздух остыл и замедлил движение огня, легкий ветерок подул в другую сторону, и дым изменил направление движения. Когда огонь ушел из леса и достиг вершины холма, он уже не был таким сильным. Пламя вспыхнуло, осветив ряд деревьев и густую живую изгородь вдоль участка, а затем окончательно погасло.
Через полторы недели после пожаров сад был полон новых птиц: нетронутый огнем зеленый рай посреди бесплодного черного мира. Кроны деревьев наполнял веселый щебет, и время от времени лужайка оживала благодаря крошечным краснобровым астрильдам, которые выглядывали из коротко подстриженной травы, как будто это был лес. Ночью на участок приходили кенгуру и съедали траву.
После пожаров я не видела ни одной коалы. Когда я проходила между почерневшими колоннами деревьев, стоявшими как немые свидетели яростного пламени, с дороги никого не было видно. Мы поехали в нижнюю часть парка, где было семь или восемь небольших очагов возгорания, которые распространились и соединились в одно огромное пламя. Из-за многочисленных точечных воспламенений трудно было тушить пожары сбросами воды с пожарного самолета, поэтому огонь быстро распространялся. Одна сторона дороги выглядела нетронутой, другая – полностью выжжена, голая и пустынная. Территория, всегда покрытая пышным зеленым лесом из взрослых деревьев, такими ценными и любимыми дикими животными, была обуглена и пуста – почерневшая апокалиптическая пустошь.
Я надеялась, что здесь прошло уже чуть угасшее пламя, которое быстро перемещается по подлеску, сжигая только самые горючие деревья, но это было не так. Сожжены были довольно большие участки парка, хоть и неравномерно, кусками. Огонь интенсивно испепелил все, от лесной подстилки на земле до листьев на деревьях – сгорели все кроны. Маловероятно, что кому-то тут удалось выжить.
Я спросила соседей, не видели ли они коал.
– Единственную, которую видел после пожара, я похоронил, – прямо сказал сосед.