Этот вопрос Гилберт Прайс тоже задавал себе и изучал более тщательно.
– Зубы примерно на 30 % больше, чем у современной коалы, и гребни по бокам от зубов совсем другие, – говорит он. – Сейчас у нас есть много таких окаменелых останков для сравнения, и похоже, что эти два вида сосуществовали в одном и том же месте и в одно и то же время, – нет никаких доказательств того, что более крупный возник первым, а более мелкий появился позже.
– Так как же вы определяете, насколько большим было животное, имея только его зуб? – спрашиваю я Гилберта.
– Существует формула для расчета массы тела, основанная на нескольких измеренных параметрах зубов сумчатых животных во всех группах, – отвечает Гилберт. – Это только общая оценка, но я подсчитал данные, и получается, что вес животного составлял около 23 килограммов.
В два или три раза крупнее современной коалы. Скорее бультерьер, чем фокстерьер. Не то чтобы великан, но все же довольно солидное животное.
Возможно, существует какой-то физиологический предел, насколько большими могут быть лазающие животные, как у птиц с точки зрения их способности летать. Могут ли деревья оказаться недостаточно прочными, чтобы выдержать гигантскую коалу?
Конечно, мелким животным проще лазать по деревьям, но я не могу с полной уверенностью сказать, что размер является главным ограничением. Более крупные обезьяны (например, шимпанзе и гориллы), как правило, проводят больше времени на земле, чем более мелкие, однако есть и крупные животные, которые легко забираются на деревья, например леопарды, гепарды и ягуары[18]. Большинство медведей – превосходные скалолазы, от самых маленьких и проворных малайских медведей весом 60–80 килограммов до черных медведей и гризли, которые весят до 200 килограммов.
В прошлом тоже существовали более крупные любители лазать по деревьям. Стокилограммовый плотоядный сумчатый лев Thylacoleo carnifex явно был способен лазать не только по деревьям, но и по стенам пещер, где растил детенышей, о чем свидетельствуют многочисленные царапины, в том числе на их крутых участках. У дипротодона Nimbadon lavarackorum весом 68 килограммов были гибкие, вращающиеся суставы и короткие мощные конечности с цепкими когтистыми лапами, характерными для животных, лазающих по деревьям. И существовал даже гигантский древесный кенгуру Congruus kitcheneri, весом до 60 килограммов и ростом в метр. Он обитал в лесах, покрывающих ныне знаменитую безлесную равнину Нулларбор. Среди множества видов австралийских эвкалиптов встречаются одни из самых высоких и твердых деревьев в мире, с одной из самых твердых древесин. Уверена, они могли выдержать вес более мощной коалы.
Безусловно, среди всех представителей мегафауны прошлого должна была быть и гигантская коала.
5В начале были гиганты
Дорога через центр полуострова Йорк тянется на юг длинной, прямой линией и исчезает в точке на горизонте. К востоку и к западу от дороги похожий на кости белый известняк покрыт широкими полями золотистой пшеницы, то тут, то там перемежающимися серебряными солончаками, мерцающими в летнюю жару, как миражи. Море и небо по сторонам попеременно смыкаются в голубой горизонт. Единственные деревья в этом пейзаже встречаются только вдоль обочин дорог. Густые и низкорослые, они редко вырастают выше 6 метров. Я люблю это место, эти открытые виды – пейзаж моего детства. Однако меньше всего здесь ожидаешь встретить коалу.
Я удивилась, прочитав, что когда-то коалы здесь жили. Впервые увидев название Phascolarctos yorkensis, я предположила, что окаменелые останки коалы нашли в Квинсленде – в пышных тропических лесах полуострова Кейп-Йорк, на самой северной оконечности Австралии. Как выяснилось, их обнаружили гораздо ближе к дому, на полуострове Йорк[19], недалеко от популярного места отдыха, куда приезжают на рыбалку и где мои бабушка с дедушкой жили много лет, всего в нескольких часах езды от Аделаиды. Я понятия не имела, что в этом районе есть какие-то пещеры, поэтому спрашиваю Гэвина Придо, одного из палеонтологов Университета Флиндерс в Аделаиде, как их найти. Так получилось, что он очень хорошо знает это место: у семьи его жены когда-то была собственная ферма именно там, где расположены пещеры.
– Пещера Корра-Лин на частной территории, – говорит мне Гэвин. – Туда можно попасть только со спелеоклубом. В университете есть такой, и они регулярно устраивают экскурсии в пещеру. Конкретно туда, где нашли окаменелости, не попасть, но можно получить полное общее представление о месте.
Кажется, это неплохая идея. Я не планирую полноценное спелеопутешествие, просто мне хочется увидеть, как выглядит пещера, попытаться представить себе, какими были эти места, когда вместо бескрайних полей пшеницы здесь были леса. Может, я смогу упасть на хвост серьезным спелеологам и, пока те занимаются своими делами, заглянуть внутрь пещеры и побродить вокруг.
Я отправляю несколько электронных писем, чтобы узнать, планируется ли в ближайшие несколько месяцев экскурсия в пещеру и есть ли какой-то шанс к ней присоединиться, и быстро получаю приглашение поучаствовать в поездке уже в следующие выходные. Коллега за чашечкой кофе проводит для меня ускоренный курс по основам спелеологии, а также щедро выдает мне всякие каски, фонарики, наколенники и аптечки первой помощи. Я настороженно смотрю на все это. Похоже, я влипла сильнее, чем думала.
– Ты можешь повернуть обратно в любой момент, – уверяет она меня. – Если тебе будет некомфортно, просто скажи об этом, и тебя проводят наружу.
Другой мой друг-спелеолог со всей серьезностью советует:
– Всегда оглядывайся назад, чтобы знать, как выбраться. И всегда носи с собой два комплекта запасных батареек.
Я от таких советов чувствую себя не в своей тарелке.
Руководитель экспедиции – Грэм Пилкингтон, заслуженный спелеолог лет семидесяти. По дороге туда он весело рассказывает мне обо всех группах школьников, которых недавно водил по пещерам, и о том, что самой большой проблемой всегда является учитель. Я не уверена, что мной руководит, отвага или здравый смысл, но точно знаю, что выпутаться из этой истории, сохранив хоть какое-то подобие достоинства, маловероятно.
Вход в пещеру скрыт посреди плоского на первый взгляд фермерского участка. На одной стороне пологого холма видна расщелина, за которой открывается темная пропасть, ведущая к маленькой стальной двери, запертой на тяжелый засов.
Мы спускаемся по пыльным ступенькам в сужающийся коридор и вскоре начинаем стукаться головой о жесткую крышу. Если бы ожидала, что буду блуждать по огромной пещере, проходить через залы, за которыми начинаются лабиринты, я быстро бы разочаровалась. Пещера заканчивается неперспективным отростком с парой темных углов и теней, дающих слабую надежду на то, что туда можно войти.
Мы ждем, пока соберется наша небольшая группа, и я замечаю сбоку небольшой проход, по размеру подходящий в лучшем случае для хоббита, но все-таки не слишком крошечный. Но Грэм поворачивается в другую сторону и быстро исчезает в небольшой дырке в земле, на которую, я уверена, даже вомбат посмотрел бы скептически. Когда ноги Грэма исчезают под землей, я с некоторым ужасом понимаю, что я следующая в очереди.
– Нормально, если ты пойдешь следом за ним? – спрашивает Сара, опытный спелеолог, стоящая позади меня. Лучше не думать об этом слишком долго, решаю я, делаю глубокий вдох и ныряю за Грэмом.
Туннели становятся меньше и длиннее, чем я ожидала. Иногда места едва хватает, чтобы ползти нормально, но чаще приходится извиваться, вытянув руки вперед и изо всех сил отталкиваясь от стен ботинками. Время от времени мне приходится поворачивать голову, чтобы каска пролезла. Если у вас клаустрофобия – вам здесь не место. Я снова и снова говорю себе, что я – самый маленький человек в группе, что сотни людей прошли эти туннели без эксцессов и что если вы вошли куда-то, значит, сможете выйти. По сути не было ни одной логической причины застрять там. Это становится мантрой, которую я повторяю, чтобы заставить себя перестать думать о других причинах.
Кроме того, я напоминаю себе, что приматы, несмотря ни на что, прекрасно лазают. Как и коалы, мы приспособлены цепляться, карабкаться и лезть вверх: нам для этого даны отстоящий большой палец, рельефный рисунок на подушечках пальцев, создающий трение, длинные конечности, короткое туловище и вращающиеся плечевые суставы. Все, что нужно для лазания по деревьям, удивительным образом подойдет и для скалолазания и лазания по пещерам.
Между древесным кенгуру и скальным валлаби, лазающим по камням, не так много различий, как может показаться. Я сосредотачиваюсь на каждом шаге, прохожу туннель за туннелем. Мое тело привыкло сидеть за столом, оно не приучено к подобной физической нагрузке, однако в усилиях, которые мне приходится прикладывать, есть ритм, приносящий удовлетворение. Он отвлекает меня от бесконечной темноты.
Периодически мы попадаем в узкие расщелины в скале, где вверх и вниз уходит черная бездна. Я понимаю, что туннели поменьше были вырыты специально, чтобы соединить разные пещеры. Это объясняет, почему в них только-только помещается человек. Мы садимся перевести дух в просторном закутке, что большая редкость, и ждем остальных участников; лучи света от налобных фонариков скрещиваются в темноте.
Я не ожидала, что пещеры бывают так устроены.
– Это сухие пещеры, – объясняет Сара, геолог с составе нашей группы. Она показывает мне карту структуры пещеры: неправильной формы многослойный рисунок, похожий на собачьи зубы, где подписаны своеобразные названия, например «Морж» или «Сжатие бороды». – Пещеры образовались в результате поднятия уровня грунтовых вод и растворения более мягких пород, которые заполняли трещины между более старыми и твердыми породами.
Затем она добавляет: